Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений

Хорошо встречать весну
Вместе с милою деревней
И родную сторону
Миловать любовью древней;

Слушать жаворонка трель
И в лазури с ним купаться;
Ликовать, что смог апрель
Грома первого дождаться.

Солнце льется горячей
Над пахучей черной пашней;
А в логу бурлит ручей, –
Не унять живых речей
О весне – красе всегдашней.

И прозрачных юных рощ
Воскрешающая нега,
В теплом вздохе ветра – мощь,
И играет первый дождь
На последних пятнах снега.

Когда ты плаваешь в искусстве
И не печешься ни о чем,
Какой восторг противочувствий
Бьет гармоническим ключом!

Ты потрясен – и ты растроган,
Ты тишь да гладь – ты ураган;
Ты восклицаешь! Фейга Коган! –
И шепчешь ты: Фейга Коган.

Кто скажет нам, что горестно, что сладко?
Вот мне мила ирония твоя,
Как, впрочем – уж признаюсь, не тая, –
И вся чуть уловимая повадка.

Я чашу пью – и терпкого осадка
Не предвестят прохладные края,
Я розу рву – не жалит, как змея,
Шипов ее ревнивая загадка.

Жизнь не таит прекрасного лица,
Несет на пир неведомые брашна.
Я позабыл, что радостно, что страшно, –

Открытою улыбкой простеца
На тонкую улыбку отвечая.
Прими ее, ты, добрая, ты, злая.

Друг, сбываются пророчества
Старых знающих людей,
Коих имена и отчества
Мир забыть спешит скорей.

Пред шаткою твердынею
Темной власти роковой,
Рад иному благочинию,
Люд склонился головой.

Петропавловское светится
Позлащенное копье;
Со стихией вставшей встретится –
Одолеет ли ее?

Высока адмиралтейская
Петербургская игла, –
А меж тем волна летейская
В водах невских потекла.

Помолись, хоть поздно каяться
(Виноватый – знаешь сам):
Суд мирам уготовляется,
Ходит Бог по небесам.

Лежу я тихо в темноте,
Усталый от забот;
А у меня на животе
Лежит пушистый кот.

Ему чешу я за ушком
И так сижу тишком,
Мурлычет благодарный кот,
Мне песенку поет.

А то и сказку скажет мне;
Вот-вот ее пойму –
И, благодарный, в тишине
Стихи прочту ему.

Вдвоем уютней и теплей
Нам в комнате моей.
И к утру, верно, без забот
Заснем – и я, и кот.

Так бабушка спокойно и сурово
На нас глядит из рамы золотой;
А возле внук; младенческое слово
Уже сорваться с губ его готово,
Но полон взгляд не детскою мечтой.

А вот и мы сошлись перед портретом
Поручика Тенгинского полка –
И целый мир зажегся новым светом,
Весь обаян, заворожен поэтом,
И музыка звучит издалека.

С пером в руке, над рифмою горюя,
Невольно вдруг подумаешь порой:
«Я и не знал, что прозой говорю я», –
Промолвился мольеровский герой.

А было время – где-то, за горами
Тех золотых первоначальных лет –
«Я и не знал, что я пою стихами», –
Сказать бы мог любой певец-поэт.

Вот почему моей любезно музе
В кругу друзей небрежно говорить
С единою свободою в союзе,
Хоть иногда без толку, может быть.

Что за беда! Я удивлюсь угрозе,
Что проза есть порой в стихах моих, –
Хоть не люблю стихотворений в прозе;
Но стих поет, как полоз на морозе,
И вдаль влечет, непринужденно лих,
Куда – Бог весть. Прими мой вольный стих.

Пусть мой привет запоздалый
Будет приветом живым:
В жизни лихой и усталой
Был я как будто немым, –

Только провеяли тихо
Шелестом легким слова, –
Где ж бессловесное лихо?
Жизнь не живым ли жива?

Памятью милой былого
Ширится новый полет,
Проникновенное слово
К дали далекой зовет;

Дух окрыленный – за дело,
Снова к труду от труда,
Творческой воли всецело
Новая ждет череда;

Юности благоуханней
И осиянней весны,
Ясностью воспоминаний
Тихо цветут седины…

Им приносите приветы,
Долу склоняясь головой,
И перед ними, поэты,
Жизни служите живой.

Хорошо проболеть и проплакать
Эту пору весны городской,
Ядовитую сырость и слякоть
С неизбывной, пустою тоской.

И дождаться желанья немножко
Освежить пересохшую грудь,
И привстать, и неслышно окошко
Ослабевшей рукой распахнуть, –

И сквозь лязга, и камня, и люда
Вдруг – вдохнуть, словно песню, струю,
Что провеет Бог знает откуда
На вспорхнувшую душу твою –

Всею крепостью силы зеленой:
Это – дарствует солнцу земля,
Это – ласка земли полнолонной.
Это — где-то — вот тут — тополя.

Когда за грань полустолетья,
Вздохнув, ступил спокойно я,
Помнилось мне: ведь это – третья
В пути прямого бытия.

Там, на заре самосознанья,
Росистую приветив рань,
Младенца робкие созданья
Уже знаменовали грань.

Недавно с четвертьвековою
Нетяжкой ношей, на меже
Присел, поникнув головою,
И глядь – на новом рубеже.

Я провожал с невольной грустью
Спокойным взглядом старика
Струю, что близко мчала к устью
Немноговодная река.

Но вот над тихою водою
Вдруг всколебалась тишина
Такою песней молодою,
Что мне, с душой моей седою,
Вторая молодость слышна.

Как узник, что тайком
Крепит себя глотком
Запретной жалкой водки,
Так я спешу вздохнуть
Во всю живую грудь:
Ведь наши дни коротки, –

Вздохнуть, когда вдохну
Мгновенно глубину
Случайного привета,
Что жизнь подчас пошлет
Средь медленных тягот,
Во сне, когда-то, где-то…

Так ныне я живу,
И сладок наяву
Какой-то тонкой тайной
Мне легкий твой привет,
Хоть не ко мне, о нет,
Слетает, гость случайный,

А прямо к бытию,
Что полнит жизнь твою
Невольною улыбкой, –
Улыбкой, что мелькнет
В тягучести тягот
Вдруг золотою рыбкой.

Только вечер настанет росистый
И прохладный пахнет ветерок,
Я стою под сиренью душистой,
Ожидая условленный срок.

Изломалась сирень, поредела,
И заглохли куртины давно,
Но, как прежде, и пышно и смело
Светят звезды, а в доме темно.

Слышу, стукнуло тихо окошко,
Сердце замерло. Зорко тяжу:
Далеко серебрится дорожка,
Никого… Но я глаз не свожу.

Кружевную узнаю накидку
И услышу шаги в тишине:
Ты тихонько отворишь калитку
И сойдешь в тихий садик ко мне.