Семен Кирсанов - Лирические произведения

Хоть умирай от жажды,
хоть заклинай природу
а не войдешь ты
                            дважды
в одну и ту же воду.

И в ту любовь,
                           которая
течет, как Млечный Путь,
нет, не смогу повторно я,
покуда жив,
                     шагнуть…

А горизонт так смутен,
грозой
               чреваты годы…
Хоть вы бессмертны будьте,
рассветы,
                 реки,
                              воды!

Тучи идут,
              как гуляющие
небом,
               как южным бульваром:

               облако
               около
               облака,

               облако
               с облаком
               об руку,

               облако
               обнято
               облаком,

небо заката
                   пылающее
обдано
            розовым паром.

Как у людей,
                    одинаково:
там, где уже полусвет, —
у одного
             одинокого
рядом и облачка нет…

В море тихо.
                   Осень.
                               Ветра нет.
Вдруг крутнулись крылья ветряка!
Вертолет
               винтом
                             как вертанет —
вверх — по-стрекозиному — с цветка.

Удивляюсь
                   чуду
                            наверху,
солнцу, что на западе горит,
небу
          и мохнатому зверьку,
что перед подсолнухом парит.

Удивляюсь,
                  знаете,
                              до слез!
Но и солнцу время увядать.
Сколько
             мне увидеть удалось,
сколько
                не удастся увидать!

И несмотря
                  на все тревоги,
я телескоп люблю треногий,
а он
            за несколько копеек
покажет мне Кассиопею.

И на Луне
               пустынный кратер,
и пик Надежды на закате,
и море высохших Желаний,
и что-то новое
                        в тумане.

И никакой загадки сфинкса, —
я с этим небом
                        сжился, свыкся,
и среди звезд живу как дома,
где все знакомо,
                              все знакомо.

И так привычно, рядом, вместе
встречаются
                        глаза созвездий,
как через коридор соседи,
как всё на свете,
                              всё на свете…

Горе одинокому,
горе одноокому
злому великану.

Что ему осталось?
Колотить под старость
кулаком по камню.

Катится с утесов
каменная осыпь,
завывает ветер.

Камни осыпаются,
в страхе просыпаются
маленькие дети.

Страшно, будто режет он
мальчиков со скрежетом.
Режет и хоронит.

А циклон всю ночь
(чем ему помочь?)
охает и стонет.

Никого не режет он,
не хоронит.
Охает и стонет.

Земля вращается. Земля
вращается. Вращается
Земля. И вновь к себе Земля,
вращаясь, возвращается.

С платками мокрыми в руках
прощают и прощаются,
и возвращают праху прах,
и с кладбищ возвращаются.

На холмик брошена земля.
Что было — то прощается.
За стол садятся. А Земля
тем временем вращается.

Метет метелица. Метет
метелица, метелица.
Мутит, мятется, метит лед,
и мечется, и стелется.

И шали стаскивает с плеч.
Кто возразить осмелится?
В трубу влетает, гасит печь,
и это ей — безделица.

Пустует мятая постель —
и тут мела метелица.
О, не безделица — метель,
когда в душе поселится!

Еще — терпение! Еще
терпение, терпение.
И трепетание не в счет,
и трение о тернии.

И римское копье не в счет.
Скрипят креста крепления.
И губы уксусом печет.
Еще, еще терпение.

Зато в столетиях расчет
за всё! Молитвы, пение —
«Воскрес воистину»… Еще
терпение, терпение!

Увлеченный похожестью слов
на журчания
                    и шелестенья,
думал я, будто могут из них
создаваться
                      ручьи и растенья…

Вот слова, словно горы песка,
я бреду среди них
                             и поныне,
умирая от жажды в пустыне,
где ни капли воды,
                                ни ростка!

Увлеченный похожестью снов
на явленья,
                    поступки,
                                    событья,
думал я, что когда-нибудь их
в полный полдень
                                смогу пережить я…

О, фантастика, о, пестрота,
сохраню ли я вас,
                               просыпаясь?
Но сквозь пальцы, как пыль, просыпаясь,
остается в руках
                              пустота.

Увлеченный похожестью глаз
на любви и надежды
                                    светила,
я хотел, чтобы в них наконец
ты тревогу мою
                           приютила…

Мнимый свет!
                         И во лжи этих глаз
я блуждаю, как нищий, по свету…
О, вкушая, вкусих
                                мало меду,
и се аз умираю, се аз!..

Жизнь моя,
                    ты прошла, ты прошла,
ты была не пуста, не пошла.

И сейчас еще ты,
                             точно след,
след ракетно светящихся лет.

Но сейчас ты не путь,
                                    а пунктир
по дуге скоростного пути.

Самолет улетел,
                            но светла
в синеве меловая петля.

Но она расплылась и плывет…
Вот и все,
                  что оставил полет.