Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Верно, узка моя комната. В зале
Больше простора, он стоит дороже.
Тут для улыбки твоей тесновато,
Тень твоя тут не поместится тоже.

Всё же войди, ее свод поднимая, —
Взорам лучистым неведома старость.
Очень узка моя комната, знаю,
Только о зале мне и не мечталось.

Стелется дым табака надо мною,
Годы мои мимолетными стали.
Комнату благослови всей душою,
Словно летучую мышь средь развалин.

Если к луне ночью гость заявился,
Надо поднять потолок, как бывало.
Знаю, цена человеку — огромна,
Всё же не больше, чем комнате малой.

Будь же, улыбка души моей, проще,
Вместе согреем дыханием стены.
Стану сокольничим этою ночью,
Я приручу тебя, ястреб мой белый.

На горы взбегаешь, не старишься ты;
Метнут изумруд в тебя йорские волны,
А всё же мне мало такой красоты,
Тропинкой взбираюсь на горные склоны.

Подъемом ударь в мою грудь иль в ночи
Мне спуск облегчи твоей лестницей прочной,
На Мтквари вначале мне мысль обточи,
Потом покажи бирюзовую ночь мне.

Одень меня в шелест чинары, устрой
В ущелье вечерю, а можно — над склоном.
А хочешь: разрушь меня или построй,
Ну, скажем, как дом, что раздумьями полон.

Взнуздай мою душу иль дух мой волнуй,
Я слушаю молча твои разговоры,—
Мне тысячу сказок сложи и одну
О Грузии, что замурована в горы.

Писать стихи я выучился поздно,
Хоть пел давно о жизненном пути.
Зовусь я — мастер радости, мне можно
В твой тихий дом с улыбкою войти.

О, как прекрасно молодость и силу
Иметь и мудрость старца постигать,
Чтоб сердце, как орешка сердцевину,
Однажды братьям девяти раздать —

Всё до конца! И только строчки чутко
Я для любимой в сердце сберегу;
Ее в строфу воркующей голубкой
Я посажу и дам ей рифм серьгу.

Писать стихи я выучился поздно,
Хоть много чувств истрачено в пути.
Зовусь я — мастер радости, мне можно
И странником пустыню перейти.

Я девушкой пленяюсь рыжекосой
И Картли богородицей пленен.
В камин подброшу стих, из жизни прошлой
Гонца не жду, огнями озарен.

О богородица, явившаяся втуне,
Как ранний снег, так седина моя.
Я схож с камином, что дымит, и всуе
Молюсь душой задымленною я.

Стой, грузовик! Подхожу, подошел;
С гордостью в узкую будку влезаю.
Мне улыбнулся смущенно шофер,
Ночью в Тбилиси летим, уезжаю.

В буках колышется тьма, вдоль моста
Мягко фиалки луна набросала.
Дума в дороге, а в небе звезда,
Вижу, как утро, уже замерцала.

Спать мне не даст расстоянье; шофер
Крепче схватился за руль, подобрался.
Тоже частицею дремлющих гор
В горные сны я, как в сети, попался.

Внемлю шоферу, веду разговор,
Тучу дождя я с сомнением взвесил.
Кто-то зовет меня голосом гор —
Так поезжай между высью и весью!

От бездорожья и мне дай устать,
Должен к собрату и ты торопиться.
Должен на плечи я груз поднимать,
В смелости с горной водою сравниться.

Наш грузовик нужен родине так,
Как золотая пчела. Ты послушай
Вот что, шофер: покури мой табак,
Он твоего табака ведь получше.

Лучше «Победы» и твой грузовик,
Вольным набегам ущелье внимает;
Брат, это ведь на дорогах твоих
Чистый твой пот, проливаясь, сверкает.

В облаке ложе твое, среди звезд;
Буки ветвятся во мгле небосвода;
Не подломился в ущелье бы мост,
Брат, мои мысли не вывали в воду.

Горечь мою не развей и уважь:
Утром туман проруби; через выси
Добрые замыслы — весь наш багаж —
Мы привезем дорогому Тбилиси.

Снится мне: сижу в кувшине
И петуха кукареканье слышу.
Онемел иль ранен, ныне
Я тишины, как мне кажется, тише.

В чури я иль пал в канаву,
Волосом конским мне спутало ноги.
Рис мне нынче не по нраву,
Дайте горячего хлеба немного.

Пули свист — в ушах звенит ли,
Не различаю рассветы и ночи.
Грезу-жажду утолит ли
Облако, схожее с буйволом тощим?

Ртвели или чури вижу,
Глину попробовал дед до работы.
Лай собачий где-то слышу,
Чу, у калитки зовет меня кто-то.

Веко вдруг затрепетало,
Шрам остается на ветке дубовой.
Надо мною тень чинары,
Словно прохлада струи родниковой.

Острый нож хирурга светел,
С голубоватым холодным отливом.
То ль шумит нездешний ветер,
То ли зовут виноградник и нива.

Вместе мы были, все дни и все годы, всё время,
Это не басня, поверьте, а правда сама.
Словно когда-то хотели вдвоем у камина
Щепку, еще одну, сдвоенной жизни зажечь.
Если бы диким, пещерным я был человеком,
Был бы я рад, словно первому дыму, тебе.
Словно кольцо золотое я выковал, юный,
Взгляд твой искал, чтобы золотом окольцевать.
Год наступает четырнадцатый, год военный,
Год наступает дождливый, семнадцатый год.
Где ты? — я звал, а ведь ты не откликнулась даже,
Маленького облегчения мне не дала.
То черепахой к тебе, то бегом я стремился,
Грез уголок — так в душе я тебя называл;
Двадцать седьмой и сентябрь тридцать третьего, бедность,
Комнатка в парном паденье уютных секунд.
Всё это было и в узел любовь завязало.
Звезд было две — это взор твой меня украшал.
После — безгорестной истинной жизни заботы,—
Всё это хрупким теплом называю сейчас.
Годы тридцатые… год сорок первый тревожный,
Сколько случайностей гнули надежду мою.
Ветер порывистый, воспоминанье и горечь —
Всё это вместе и вправду отчизной зовем.
Встанешь, поправишь в ночи одеяло ребенку,
Страх за него и молитва о счастье его —
Всё это в узел тугой мы вдвоем завязали,
Две золотистых звезды мы зажгли на столе.
Вместе мы были, все дни и все годы, всё время,
Это не басня, поверьте, а правда сама.
В плющ крепостной мы закутаемся, а не в лавры,
В день нашей смерти мы ляжем в могилу одну.

Мы многим дорогам обязаны многим,
А значит, сроднились с тобой не вчера;
Нас нежность пиримзе встречала у Тмогви,
Калины краса нам цвела у Днепра.

Нам общее горе, я знал, было личным,
По-братски сидели, веселье любя;
И притчу святую, о дружестве притчу,
Я помню, народ твой узнал от тебя.

Снега моей памяти борются с сердцем,
Снега и дожди оставляю горам.
Дай руку мне, дай мне сейчас опереться,
Спокойно пройти по висячим мостам.

Горят пред глазами днепровские ивы,
Я сполохи вижу в вечерней тиши;
Я празднику внемлю твоей Украины,
Но кто успокоит мне язву души?

Ведь если от боли страдал я когда-то,
Ты тут же с надеждой ко мне приходил.
О, снова зовешь меня голосом брата,
Как рану мне скрыть, если боли не скрыл?

Одна только боль во мне борется с сердцем,
Да вижу: пиримзе исходит слезой.
Дай братскую руку мне, дай опереться,
Чтоб вместе пройти по дороге ночной.