Алексей Апухтин - Полное собрание стихотворений
1882
Музе
Умолкни навсегда. Тоску и сердца жар
Не выставляй врагам для утешенья…
Проклятье вам, минуты вдохновенья,
Проклятие тебе, ненужный песен дар!
Мой голос прозвучит в пустыне одиноко,
Участья не найдет души изнывшей крик…
О смерть, иди теперь! Без жалоб, без упрека
Я встречу твой суровый лик.
Ты все-таки теплей, чем эти люди-братья:
Не жжешь изменой ты, не дышишь клеветой…
Раскрой же мне свои железные объятья,
Пошли мне наконец забвенье и покой!
Февраль 1883
Санкт-Петербург
Утешенная
Дика, молчалива, забав не любя,
От жизни ждала ты чего-то,
И люди безумной назвали тебя,
Несчастную жертву расчета.
Вдали от отчизны чужая страна
С любовью тебя приютила;
По берегу озера, вечно одна,
Ты грустною тенью бродила.
И, словно покорствуя злобной судьбе,
Виденья тебя посещали,
И ангел прекрасный являлся тебе
В часы одинокой печали.
Глаза его жалостью были полны,
Участием кротким, небесным,
И белые крылья при свете луны
Горели алмазом чудесным.
Тебе говорил он: «Не вечно же тут
Судьба тебе жить указала,
Утешься, страдалица, годы пройдут,
А счастия в жизни не мало!»
И годы прошли молодые твои,
Ты вынесла всё терпеливо
И снова в кружок нелюбимой семьи
Вернулась, дика, молчалива.
По рощам знакомым, по тихим полям
Ты грустною тенью блуждала…
Однажды ты юношу встретила там –
И в ужасе вся задрожала.
На бледных устах твоих замер привет;
Он снова стоял пред тобою,
Тот ангел прекрасный исчезнувших лет,
Но жизнью дышал он земною!
Блистали глаза из-под черных бровей,
И белые зубы сверкали,
И жаром неопытных юных страстей
Румяные щеки пылали.
Не кротость участия взор выражал:
Царем он казался могучим,
И очи и плечи твои покрывал
Лобзанием долгим и жгучим.
Сбылось предсказанье, свершились мечты.
Да, счастия в жизни не мало:
За годы безумья тяжелого ты
Безумье блаженства узнала.
Февраль 1883
Санкт-Петербург
Ссора
Ночь давно уж царила над миром,
А они, чтоб оканчивать споры,
Всё сидели за дружеским пиром,
Но не дружные шли разговоры.
Понемногу словами пустыми
Раздражались они до мученья,
Словно кто-то сидел между ними
И нашептывал им оскорбленья.
И сверкали тревожные взгляды,
Искаженные лица горели,
Обвиненья росли без пощады
И упреки без смысла и цели.
Всё, что прежде в душе накипело,
Всё, чем жизнь их язвила пустая,
Они вспомнили злобно и смело,
Друг на друге то зло вымещая…
Наступила минута молчанья;
Она вечностью им показалась,
И при виде чужого страданья
К ним невольная жалость подкралась.
Воротить всё, что сказано было,
И слететь уже было готово
Задушевное, теплое слово,
И, быть может, сквозь мрак раздраженья,
Им – измученным гневом и горем –
Уже виделся миг примиренья,
Как маяк лучезарный над морем.
Проходили часы за часами,
А друзья всё смотрели врагами,
Голоса возвышалися снова…
Задушевное, теплое слово,
Что за миг так легко им казалось,
Не припомнилось им, не сказалось,
А слова набегали другие,
Безотрадные, жесткие, злые.
И сверкали тревожные взгляды,
Искаженные лица горели,
Обвиненья росли без пощады
И упреки без смысла и цели…
И уж ночь не царила над миром,
А они неразлучной четою
Всё сидели за дружеским пиром,
Словно тешась безумной враждою!
Вот и утра лучи заблестели…
Новый день не принес примиренья…
Потухавшие свечи тускнели,
Как сердца без любви и прощенья.
Апрель 1883
«О да, поверил я. Мне верить так отрадно…»
О да, поверил я. Мне верить так отрадно…
Зачем же вновь в полночной тишине
Сомненья злобный червь упрямо, беспощадно
И душу мне грызет, и спать мешает мне?
Зачем… когда ничтожными словами
Мы обменяемся… я чувствую с тоской,
Что тайна, как стена, стоит меж нами,
Что в мире я один, что я тебе чужой.
И вновь участья миг в твоем ловлю я взгляде,
И сердце рвется пополам,
И, как преступнику, с мольбою о пощаде
Мне хочется упасть к твоим ногам.
Что сделал я тебе? Такой безумной муки
Не пожелаешь и врагу…
Он близок, грозный час разлуки,–
И верить нужно мне, и верить не могу!
Май 1883
«Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных…»
Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных
Сгорают юные, беспечные года,
Средь пошлостей людских, среди невзгод случайных
Люби, люби всегда!
Пусть жгучая тоска всю ночь тебя терзает,
Минута – от тоски не будет и следа,
И счастие тебя охватит, засияет…
Люби, люби всегда!
Я думы новые в твоем читаю взоре,
И жалость светит в нем, как дальняя звезда,
И понимаешь ты теплей чужое горе…
Люби, люби всегда!
Август 1883
«О, скажи ей, чтоб страсть роковую мою…»
О, скажи ей, чтоб страсть роковую мою
Позабыла, простила она,
Что для ней я живу, и дышу, и пою,
Что вся жизнь моя ей отдана!
Что унять не могу я мятежную кровь,
Что над этою страстью больной
Засияла иная – святая любовь,
Так, как небо блестит над землей!
О, сходите ко мне, вдохновенья лучи,
Зажигайтеся ярче, теплей,
Задушевная песня, скорей прозвучи,
Прозвучи для нее и о ней!
12 ноября 1883
«Оглашении, изыдите!»
В пустыне мыкаясь, скиталец бесприютный
Однажды вечером увидел светлый храм.
Огни горели там, курился фимиам,
И пенье слышалось… Надеждою минутной
В нем оживился дух. Давно уж он блуждал,
Иссохло сердце в нем, изныла грудь с дороги,
Колючим тернием истерзанные ноги
И дождь давно не освежал.
Что в долгих странствиях на сердце накипело,
О чем он мыслил, что любил –
Всё странник в жаркую молитву перелил
И в храм вступил походкою несмелой.
Но тут кругом раздался крик:
«Кто этот новый гость? Зачем в обитель Бога
Пришлец незнаемый проник?
Здесь места нет ему, долой его с порога!» –
И был из храма изгнан он,
Проклятьями как громом поражен.
И вот пред ним опять безрадостно и ровно
Дорога стелется… Уж поздно. День погас.
А он? Он всё стоит у паперти церковной,
Чтобы на божий храм взглянуть в последний раз
Не ждет он от него пощады, ни прощенья,
К земле бессильная склонилась голова,
И, весь дрожа под гнетом оскорбленья,
Он слушает, исполненный смущенья,
Его клянущие слова.
1883
Памяти Нептуна[75]
В часы бессонницы, под тяжким гнетом горя,
Я вспомнил о тебе, возница верный мой,
Нептуном прозванный за сходство с богом моря..
Двенадцать целых лет, в мороз, и в дождь, и в зной
Ты всё меня возил, усталости не зная,
И ночи целые, покуда жизнь я жег,
Нередко ждал меня, на козлах засыпая…
Ты думал ли о чем? Про это знает Бог,
Но по чертам твоим не мог я догадаться,
Ты всё молчал, молчал и, помню, только раз
Сквозь зубы проворчал, не поднимая глаз:
«Что убиваетесь? Не нужно убиваться…»
Зачем же в эту ночь, чрез много, много лет,
Мне вспомнился простой, нехитрый твой совет
И снова я ему обрадован, как другу?
Томился часто ты по родине своей,
И «на побывку» ты отправился в Калугу,
Но побыл там, увы! недолго: десять дней.
Лета ли подошли, недугом ли сраженный,
Внучат и сыновей толпою окруженный,
Переселился ты в иной, безвестный свет.
Хоть лучшим миром он зовется безрассудно,
Но в том, по-моему, еще заслуги нет:
Быть лучше нашего ему весьма нетрудно.
Мир праху твоему, покой твоим костям.
Земля толпы людской теплее и приветней.
Но жаль, что, изменив привычке многолетней,
Ты не отвез меня туда, где скрылся сам.
Во время болезни