Михаил Цетлин (Амари) - Цельное чувство
произвела тогда настоящую бурю и создала ему большую славу — в кружках студенчества и революционной молодежи. Эта книжка поистине прозвучала новым словом, удачно сочетавшим темы революционной поэзии с приемами поэзии символистов[113].
В профессиональной критике стихи Амари-Цетлина вызвали разные, порой несходные реакции. Те, кто рассматривал поэзию как средство пробуждения гражданских, революционных эмоций, нашли в них немало ценного и, соответственно, зачислили автора в разряд исключительно талантливых стихотворцев.
Небольшой сборничек — всего 21 стихотворенье, — отзывался в «Мире Божием» А. Б<огданович>, — но каждое из них отмечено печатью таланта, в каждом сверкает искорка поэзии, а все вместе производят приятное впечатление свежести, искренности и молодого увлечения. Общий тон один — гордый и свободный, но проникнутый сдержанностью и без крикливых задорных слов. Настроение неведомого поэта, по-видимому, еще молодого, несколько приподнятое, он воодушевлен событьями последнего времени, которые, видимо, всецело им овладели, и с трудом сдерживает волненье, чтобы уложить его в размеры стиха. «К солнцу свободы» — таков лейтмотив всего сборника, красною нитью проходящий через пьесы <…>
Бесспорно, красивое и сильное стихотворенье <до этого было приведено стихотворение «К солнцу свободы»>, в котором поэт удачно нашел новый образ гражданского мотива, гармонично сочетав мысль и чувство с красотою выраженья. Не менее красиво умеет автор выразить и скорбные чувства жалости при виде чудовищных насилий, которыми омрачена современность. Вот, напр., стихотворение из серии «Morituri», при чтении которого невольно вызывается воображением один образ <речь идет о стихотворении «О, нежная, белая лилия…»>.
Но у него же находятся страшно злые и беспощадные образы, когда он рисует противников свободы, «злых псов» самодержанья. Таково стихотворенье «Ямб с подзаголовком «посвящается Тр…» — по нашему мненью, излишним, так как всякий и без того узнает оригинал по этим дышащим злостью строфам <…>
Недурно нарисован несколькими штрихами образ одного из «конституционных» товарищей русского великого визиря гр. Витте!..
С живым интересом будем следить за новыми произведениями неведомого поэта. Может быть, и в самом деле свободная Россия готова дать нам настоящего поэта, который сможет «с неведомою силою» выразить ее волненья, надежды мысли и стремленья, нарисует в жгучих картинах ее муки, заклеймит неизгладимым проклятьем отчужденья ее палачей и даст немеркнущие образы ее борцов Французская революция дала Андре Шенье. Не может быть, чтобы великая русская революция не дала своего поэта. Она даст его несомненно, и, конечно он явится не из среды прогнившего декадентства с его воспеваньем противоестественных пороков, садизма, демонизма и прочей нечисти, благоуханно расцветшей в затхлой атмосфере рабства[114].
Высоко оценил появление в литературе незнакомого автора Л. Василевский, который в своей рецензии (подписана инициалами Л.B.) отмечал:
Мы, кажется, впервые встречаем имя г. Амари, — тем дороже нам найти в лом незнакомце черты истинной поэзии, высокого гражданского пафоса. Молодой и порывистый, автор подчас не умеет еще владеть словом, а буйно и весело отдается ему во власть, но в самой этой порывистости чувствуется дыхание кипящих сил и подлинных вдохновений. Поэзия г. Амари — родное дитя нашего великого мятущегося времени; русская революция вспоила и наполнила ее содержанием, но муза нашего поэта — слишком настоящая муза для того, чтобы революции можно было бы приписать все в его песнях: большим, ни с чем несравнимым было для него счастьем — родиться в такую кипучую многогранную эпоху, но и во всякую другую эпоху он не писать не мог бы[115].
Гораздо более сдержанно восприняли стихи Амари-Цетлина те, кто не принадлежал к революционному лагерю. H.Е. Ярков (наст, фамилия. Поярков), с пониманием отнесясь к гражданскому темпераменту молодого стихотворца, тем не менее не скрывал того, что стихи далеки от совершенства:
Можно прекрасно объяснить появление за последнее время не в большом количестве сборников стихотворений вроде томика, принадлежащего Амари. Вполне естественно, что в наши дни кровавых репрессий и насилий над личностью в ответ вспыхивает желание стихом пригвоздить к позорному столбу героев реакции, звать к решительной борьбе за свободу, прославлять борцов, негодовать… Но, к сожалению, в громадном большинстве стихотворений подобного рода на страницах толстых журналов, сатирических листков и отдельных сборников совсем нет даже намека на истинную поэзию. Искренние, честные граждане оказываются скверными поэтами, патетические восклицания их кажутся слабыми, серыми и скучными. Краткие газетные телеграммы в несколько строчек часто производят впечатление во много раз более сильное, чем пылкие стихотворения, где «свобода» рифмуется постоянно со словом «народа». Все, что поет Амари, давно уже, и все-таки лучше, хотя тоже плохо, было спето хотя бы П.Я[116].
Странная вещь. Мы, русские, до сих пор не имеем великого истинного поэта-гражданина, как Кардуччи и Петефи, или такого стихийного анархиста-мыслителя, как Верхарн. Не могу не отметить и того, что в дни подъема революционной энергии лучшие стихотворения на жгучие темы были написаны (о, ужас!) теми, кого все еще называют «декадентами», — Валерием Брюсовым, Ф. Сологубом, Бальмонтом.
Стихотворения Амари не проникнуты страстью и ненавистью, какие-то они тягучие и хилые. Автор верно обмолвился о своей поэзии:
И не вспыхну я, сгорая,
И сгорю, не зажигая,
На невидимом огне
(Борец)[117].
Все-таки общее критическое отношение к поэтическому дебюту Амари-Цетлина было скорее позитивным. В эту тенденцию органично вписалась пусть и скупая похвала В. Брюсова, который заметил, что «г. Амари (A Marie?) не лишен дарования». В его отзыве говорилось:
В маленькой книжке стихотворений 20, немногим больше, но у большинства из них есть свой лик. Жаль будет, если г. Амари перестанет совершенствоваться, бросит работать над собой и, довольствуясь умением слагать гладкие стихи, сделается заурядным стихотворцем на революционные темы[118].
В Париже. С. 5–7. Первая строка, возможно, ориентируется на русский перевод стихотворения В. Гюго: «На баррикаде, кровью залитой…». Июльских память и февральских дней — речь июльской революции 1830 г. и февральском восстании 1848 г. Величьем поражающий народ! — Ритмически и синтаксически фраза построена в подражание Н.А. Некрасову: «Я призван был воспет твои страданья, Терпеньем изумляющий народ!» («Умру я скоро. Жалкое наследство…», 1867). Из темных, грязных улиц Антуана — имеет виду парижское предместье Сент-Антуан, где располагалась Бастилия. Люси Семплис Камилл Бенуа Демулен (Lucie-Simplice-Camille-Benoist Desmoulins; 1760–1794), один из лидеров Французской революции 1789–1793 гг. И крик тот ~ взволнованной стихии — намек на русскую революцию 1905 г.
Morituri. С. 11–19. Цикл «morituri» («Идущим на смерть; Мертвым») посвящен тем, кто отдал свои жизни революционной борьбе.
I. «Вы не хотели пить по капле…». С. 11–12. МД: 110. Привет тому, кто бурной влагой ~ щедро расплескал! — Возможно, аллюзия на заключительные стихи пушкинского «Евгения Онегина»:
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина <…>
III. Б-у. С. 14. Посвящено Степану Валериановичу Балмашёву (1882–1902), убившему 2 апреля 1902 г. министра внутренних дел Д.С. Сипягина. Казнен в Шлиссельбургской крепости.
IV. «Раздался выстрел! Словно грянул гром…» С. 15. МД: 111– Датировка стихотворения — 3 апреля 1902 г. — указывает на то, что оно написано на следующий день после убийства Д.С. Сипягина и, как и предыдущее, посвящено С.В. Балмашёву. Ср. в упомянутой в послесловии рецензии Л.В. (Л. Василевского), который, приводя эго стихотворение, пишет об «общеизвестной дате» 3 апреля 1902 г. (Образование. 1906. № 7. С. 89).
V. Орел в плену. С. 16–17. МД: 112–113. Посвящено, очевидно, одному из главных организаторов террористической Боевой организации Григорию Андреевичу Гершуни (1870–1908), который мая 1903 г. был арестован под Киевом по возвращении из Уфы, где участвовал в акции против уфимского губернатора Н.М. Богдановича. Закованного в цепи, Гершуни доставили в Петропавловскую крепость.
VI. Памяти Народной Воли. С. 18–19. МД: 114–115. Александр Иванович Баранников (1858–1885), участник революционно-освободительного движения, народоволец, член исполкома Народной воли. Все, все они умерли! — Вероятная аллюзия на стихотворение в прозе И. Тургенева «Как хороши, как свежи были розы…» (1879): «…и все они умерли… умерли…»
