Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

   На клетку с птичками не раз
Мурлыка-Кот глядел, не отрывая глаз:
   «Ну что за миленькие пташки».
Но пташки знали уж мурлыкины замашки.
   Прослышав как-то стороной,
Что нездоровится затворнице одной,
   Наш Кот на хитрости пустился:
   Надел очки, принарядился,
Стал перед клеткою и, лапкой в дверь стуча,
Мурлычит ласково: «Не надо ли врача?
Как чувствовать себя изволите вы, детки?»
«Спасибо, хорошо, – ответили из клетки, –
   Так хорошо, вообрази,
Как будто бы тебя совсем и нет вблизи».

   «Спа…си…те!.. Ай!.. То…ну!»
«Вот видишь! – стал корить несчастного прохожий. –
   Зачем же ты, малец пригожий,
      Полез на глубину?
      Ай-ай! Ну, разве можно
   Купаться так неосторожно?
   Ужо, дружок, вперед смотри…»
Прохожий говорил с великим увлеченьем,
А мальчик, втянутый в водоворот теченьем,
   Давно пускал уж пузыри!

   Есть тьма людей: нравоученьем
Они готовы вам помочь в беде любой,
   Отнюдь не жертвуя собой!

        Бог весть из-за какой
               Такой
               Причины,
            Среди морской
               Пучины
Вели с Китами бой
               Дельфины.
То увидал Пескарь: «Ой, братцы! Что я зрю?
            Голубчики, да что вы?!
            Давайте я вас помирю!»
«Вон! – гаркнули бойцы. – Да мы скорей готовы
Все лечь костьми, чем дать мирить нас –
                    Пескарю».

   Какой-то бойкий паренек
   На людях в праздничный денек,
Для смеха всякие откалывая штуки,
Слепому старику волчонка сунул в руки:
      «Вот, распознай-ка, что за зверь?»
   «Да что ж, он мал еще… Узнай его теперь!
Одно могу сказать, – старик ответил парню, –
Что этого зверька не след пускать в овчарню!»

Лишившись дочери любимой, Антигоны,
   Богач Филон, как должно богачу
   (Не скареду, я то сказать хочу),
Устроил пышные на редкость похороны.
«О матушка, скажи, как это понимать? –
В смущенье молвила сквозь слезы дочь вторая. –
Сестре-покойнице ужели не сестра я
      И ты – не мать,
Что убиваться так по ней мы не умеем,
Как эти женщины, чужие нам обеим?
      Их скорбь так велика
      И горе – очевидно,
   Что мне становится обидно:
Зачем они сюда пришли издалека
При нас оплакивать им чуждую утрату?»
«Никак, – вздохнула мать, – ты, дочь моя, слепа?
Ведь это – плакальщиц наемная толпа,
Чьи слезы куплены за дорогую плату!»

В годину тяжких бед умейте отличать
Скорбь тех, кто иль привык, иль вынужден молчать,
От диких выкриков и воплей неуемных
Кликуш озлобленных и плакальщиц наемных!

      Седая старина
Отмечена великими делами.

У зайцев как-то шла война
      С орлами.
Спасаясь от когтей и клювов мощных птиц,
      Герои серые в тревоге
      Молили о подмоге
            Лисиц.
«Помочь вам? – был ответ. – Нам это слышать лестно.
      Покинув тихий наш овраг,
Охотно с вами в бой пошли бы мы совместно,
      Когда б нам не было известно,
      Кто – вы и кто – ваш враг».

Каким-то случаем сошлись – Медведь с Китом,
   И так сдружились крепко оба,
   Что, заключив союз до гроба,
   Друг другу поклялися в том,
Что каждый помогать другому будет в горе,
Ну, скажем там, болезнь случится иль война…
   Вот, как на грех, пришлося вскоре
   Нарваться Мише на Слона.
   Увидевши, что близко море,
   Стал Миша друга звать скорей:
   «Кит-братец, помоги осилить эту тушу!»
Кит в берег тычется, – увы, царю морей
   Не выбраться на сушу!
Медведь Кита корит:
   «Изменник! Продал душу!»
«Кому? – ответил Кит. – И в чем моя вина?
   Вини мою природу!
Я помогу тебе, как только ты Слона
   Швырнуть сумеешь в воду!»
«Дурак! – взревел Медведь. – Не знал бы я беды,
Когда б я мог Слона швырнуть и от воды!»

В телеге колесо прежалобно скрипело.
   «Друг, – выбившись из сил,
   Конь с удивлением спросил, –
      В чем дело?
   Что значит жалоба твоя?
Всю тяжесть ведь везешь не ты, а я!»

Иной с устало-скорбным ликом,
Злым честолюбьем одержим,
Скрипит о подвиге великом,
Хвалясь усердием… чужим.

У Волка Лев отбил овцу.
   «Грабеж! Разбой! –
   Волк поднял вой. –
Так вот какой ты есть защитник угнетенных!
   Так вот изнанка какова
   Твоих желаний затаенных!
Вот как ты свято стал чужие чтить права!
   Пусть льстит тебе низкопоклонник,
А я… Когда при мне нарушил царь закон,
   Я, не боясь, скажу, что он
Из беззаконников – первейший беззаконник!
Но, царь, есть божий суд! Есть справедливый гнев!..»
   «Брось! – усмехнулся Лев. –
Все это без тебя мне хорошо известно,
   Как не в секрет и волчий нрав.
В своих упреках ты, конечно, был бы прав,
Когда бы сам овцу добыл ты честно!»

     Волк тяжко занемог:
     Почти лишившись ног,
     Лежал он, как колода,
     Без ласки, без ухода.
В такой беде, увидевши Овцу,
Взмолился Волк:
          «Роднулечка-Овечка,
     Остановись на два словечка!
Ты видишь: жизнь моя приблизилась к концу.
Ах, знаю, я – злодей, и нет мне оправданья!
Но злость ко мне растет пусть в ком-нибудь другом,
А ты, ты сжалишься в порыве состраданья
     Над умирающим врагом!
Предсмертной жаждою томимый нестерпимо,
Святая, кроткая, я об одном молю:
Помочь мне доползти к реке, текущей мимо,
Где я жестокие страданья утолю!»
     «Ужель, – Овца в ответ, – я сделаюсь виною
  Того, чтоб ты остался жив,
  Себя водою освежив
  И закусивши после… мною?»

   Пав жертвой дровосека,
Вздохнул могучий Дуб на весь зеленый бор:
      «Как ни обидно мне, друзья, на человека
      И на его топор,
Но во сто крат больней мне видеть клинья эти,
Которые меня стремятся расколоть:
Все из моих ветвей – мои родные дети
Зубами острыми впились в родную плоть!»

   Покинув бренный этот мир,
   Обожествлен душой и телом,
   Геракл на небе первым делом
   Попал к богам на пир.
   Геракла боги обступили,
   С ним вместе чокались и пили,
   Вели душевный разговор,
И, хоть, подвыпивши, несли порою вздор,
Геракл их слушал терпеливо,
Всем крепко руки жал и кланялся учтиво,
   Ответив дерзостью Плутосу одному.
   «Скажи, Гераклушка, – Зевс подошел к нему, –
За что ты богача Плутоса так обидел?»
   «За то, – сказал Геракл, – что в жизни я не видел
Его друзей средь честной бедноты,
   Что все Плутосовы приятели-любимцы
   Сплошь негодяи-лихоимцы
      И первые плуты!»