Демьян Бедный - Том 2. Стихотворения 1917-1920

У «Новой жизни» вывод прост:
«Солдат – мошенник и прохвост.
Стащив с буржуя одеяло,
Он не сконфузится нимало –
За три целковых или пять
Буржую сбыть его опять».

Для «Новой жизни» это ново:
Сказать хоть раз такое слово,
В котором (правду скрыть хитро)
Сказалось все ее нутро:
Пустое, дряблое, гнилое,
Брезгливо-барское и злое!

«Первый» список – всё портреты.
Многих песенки тут спеты.
«Мертвых душ» подбор какой.
Со святыми упокой!

Списки, листики, воззванья.
Мастера на обещанья!
Всё слова, слова, слова.
«Два» кадетское повсюду.
Трудовому, значит, люду
Счастье сладят? Черта с два!

Их семья «терпеть» готова
До пришествия Христова.

#
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Хоть убейте, не пойму,
Что тут, собственно, к чему;
Я с подобным языком
Отродяся не знаком.

Хлопцi! З вамы заодно
Мы працюемо давно.
И товклы в однiй нас ступi.
Голосуйте з намы вкупi!

Объясните нам заглавье:
Вам какое равноправье?
Только барынь меж собой?
А работницам отбой?
Им хорош и воздух спертый?
Дайте список им четвертый!
Знайте: есть у нас одних
Равноправье и для них!

Вот восьмерки и девятки.
Но с эсеров взятки гладки.
Насулят – держи карман!
А получится- обман.
Краснобайство – разговоры,
На словах – златые горы,
А на деле – поглядишь –
Родила гора их – мышь!
Не «земля и воля», где там!
Поякшавшися с кадетом,
Переправить девять в два, –
Вот девятка какова!

Тоже, знаете, «развитье»:
Разрешать нам чаепитье.
Попивай вприглядку чай
Да развитье величай!

Как-то где-то радикал
На свободу намекал.
Но, увы, его намеки
От свободы так далеки.

Всё попы, попы, попы,
Строя прежнего столпы,
Богомольцы за царей.
Поворот им от дверей!

Генеральша тут хлопочет:
Помогать кому-то хочет, –
Дам совет я генеральше,
Чтобы шла она подальше,

Молодцы. Подумать здраво:
Шаг налево, шаг направо,
Шаг назад и шаг вперед.
Независимый народ!
Черту дудка, богу свечка,
В шкуре тигровой – овечка,
Рыба с мясом, винегрет.
В чем программа их? Секрет!

«Христианское смирение,
Подчиненье и терпение.
Протерпевши жизнь свою,
Упокоиться в раю», –
Вот она программа тоже.
Дай ума им каплю, боже!

По шестнадцатому списку
Поднесут пустую миску,
Никого чтоб не озлить,
Так как нечего делить.

По семнадцатому списку
Поднесут оплесков миску,
Не возьмет никто помой, –
И пойдут они домой.

С этих нечего спросить.
Мертвых трудно воскресить.

Тут орудует Каледин,
Но Каледин сам безвреден:
Трудовой казачий люд –
Он не станет за Иуд!

При долинушке стояла,
Калину ломала,
Я калинушку ломала,
В пучочки вязала,
Я в пучочечки вязала,
Край дорожки клала,
Край дороженьки я клала,
Примет примечала[1],
Как я богу тут молилась:
«Боже ты мой, боже!
От Еремы вести нету
И от Вани тоже.
Вы, солдатики родные,
Живы ли вы оба?
Сердце, сердце, подскажи мне:
Кто ж моя зазноба?»
Письмецо прислал Ерема,
Белые листочки.
Как прочла письмо Еремы,
Не спала две ночки.
Мне писал-писал Ерема:
«Машенька ты, Маша!
Как у нас теперь в столице
Заварилась каша;
Спор большой, неразбериха
Да промеж полками –
Кто – эсерами доволен,
Кто – большевиками.
Журавля эсеры хвалят:
Хороша-де птица!
Да на что журавль нам в небе,
Коль в руках – синица?!
С богачами нам бороться
Надо осторожно.
Час неровен, и синицу
Потерять ведь можно.
Надо десять раз отмерить
Маленькою меркой.
Я, Машутка, стал эсером,
Будь моей эсеркой!
Большевистские ребята –
Много в них размаху;
Дать хотят народу столько,
Что помрешь со страху:
Неча, бают, плесть нам лапти
Из худого лыка!
Сам народ себе хозяин,
Сам себе владыка!
Вся земля ему и воля!
Богачам с приплодом
Будет, дескать, по-былому
Помыкать народом!
Большевистскими полками –
Вот какие страсти! –
Нынче сброшены с насесту
Все чины и власти.
Шла с властями злая битва.
Большевик отпетый,
Друг приятель наш, Ванюша,
Ранен в битве этой».

Как Еремино письмо я
Все прочла до строчки,
А потом ревмя-ревела,
Не спала две ночки.
Как на третью-то я ночку
Косы расчесала,
Да всю ноченьку Ванюшу
Письмецо писала.
Ах, калинушка-калина!
Было ль во примете?!
Нет Ванюши мне дороже
Никого на свете.
Были б крылья – полетела б
Я к Ванюше птичкой.
Не хочу я быть эсеркой!
Буду большевичкой!

   Псой – оборотистый мужик,
   Когда-то лавочник был местный.
   Теперь он – просто ростовщик
      И плут известный.
   Путь у него к наживе прост:
   Паук пускал деньжатки в рост.
   Росли деньжатки помаленьку.
Опутал мироед родную деревеньку,
   Потом – соседнюю, потом –
Округа целая ограблена плутом!
   Люд бедный стоном стонет,
   А Псой в довольстве тонет:
С спокойной совестью и без больших хлопот
Переливает, знай, в рубли народный пот.
   Там урожай хорош ли, плох ли,
   А Псою то и это впрок:
   Содрав положенный оброк,
Псой крестится: «Не я б, так все б кругом подохли!»
Но под конец он так прижал всю бедноту,
   Что стало ей невмоготу;
Ввалилися к нему голодные солдатки:
«Ты, дьяволов ты сын, съел наши все достатки!
Нет на тебя, на пса поганого, ружья!
Вот погоди ужо, придут с войны мужья!»
Вцепиться в бороду готовы бабы Псою.
   Псой перед бабами-лисою:
«Спасибо, милые, за добрые слова.
Вот благодарность мне, я вижу, какова.
Такого ли от вас я чаял воздаянья
   За все мои благодеянья?
Мужьями мне грозить? – Не страшно. Я не трус:
   Придут – там будет видно.
   Мне, главное, обидно:
За что вы на меня?» – Наговорив турус,
Псой выпроводил баб и в первую же ночку,
С собою прихватив сундук, жену и дочку,
   Удрал, – куда? – бог весть.
   Сумел следы заместь.

В собрание одно на днях попав случайно,
   Был удивлен я чрезвычайно.
Псой объявился тут. Растрепанный и злой,
   Кричит: «Долой! долой!»
Бранит большевиков и чем-то их стращает,
   Эсеров очень восхищает.
Интеллигентики от Псоя без ума:
Вот, дескать, мудрость где народная сама!
   А то скрывают крохоборы,
Что мироед у них пришел искать опоры!