Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

Бедный ребенок, – она некрасива!
То-то и в школе и дома она
Так несмела, так всегда молчалива,
Так не по-детски тиха и грустна!
Зло над тобою судьба подшутила:
Острою мыслью и чуткой душой
Щедро дурнушку она наделила, –
Не наделила одним – красотой…
Ах, красота – это страшная сила!..

Да, это было всё… Из сумрака годов
Оно и до сих пор мне веет теплотою
С измявшихся страниц забытых дневников
И с каменной плиты, лежащей над тобою…
Да, это было всё: горел твой ясный взор,
Звенел твой юный смех, задорный и беспечный,
И смерть всё отняла, подкравшись к нам, как вор,
Всё уничтожила с враждой бесчеловечной.
[Года прошли, – но я не в силах оторвать
Души моей больной от старины заветной!
Угасший, бедный друг, где мне тебя искать?
Как снова услыхать твой голос мне приветный?
Ведь я люблю еще, ведь я, как прежде, твой!
Откликнись, отзовись… томиться нету силы, –
Откликнись, отзовись, иль пусть и надо мной
Опустится плита зияющей могилы.
От тяжких дум моя пылает голова,
От скорби рвут мне грудь свинцовые рыданья…
Кому их высказать?.. Как жалки вы, слова,
Как ты безжалостна, змея воспоминанья!]

Нет, я больше не верую в ваш идеал,
   И вперед я гляжу равнодушно:
Если б мир ваших грез наконец и настал, –
   Мне б в нем было мучительно душно:
Столько праведной крови погибших бойцов,
   Столько светлых созданий искусства,
Столько подвигов мысли, и мук, и трудов, –
И итог этих трудных, рабочих веков –
   Пир животного, сытого чувства!
Жалкий, пошлый итог! Каждый честный боец
Не отдаст за него свой терновый венец…

Я долго счастья ждал – и луч его желанный
Блеснул мне в сумерках: я счастлив и любим;
К чему ж и а рубеже земли обетованной
Остановился я, как робкий пилигрим?
За мной – глухая ночь и годы испытаний,
Передо мной – весна, и ласка, и привет,
А я… мне точно жаль умчавшихся страданий,
И с грустью я смотрю минувшему вослед…

Не называй меня безумным, дорогая,
Не говори, что я солгал перед тобой;
Нет, я люблю тебя, как мальчик, отдавая
Всю душу, все мечты, всю жизнь – тебе одной.
Но отголоски гроз недавнего ненастья,
Как голос совести, твердят душе моей:
«Есть дни, когда так пошл венок любви и счастья
И так прекрасен терн страданья за людей!..»

Серебрясь переливами звездных лучей,
   Тихо летняя полночь плывет
Над шатрами дубрав, над цветами полей
   И над зеркалом дремлющих вод.
Ни дыханья, ни звука… Затихла волна,
   Не колышет листы плаунов,
И далеко, далеко по взморью видна
   [В лунном блеске кайма] берегов…

Так вот она, «страна без прав и без закона»!
Страна безвинных жертв и наглых палачей,
Страна владычества холопа и шпиона
И торжества штыков над святостью идей!
О нет, не может быть!.. Вы лжете мне, вы лжете,
Апостолы борьбы!.. Неправою враждой
Вы сердца моего корыстно не зажжете –
Я верю в мой народ и верю в край родной!
Он не унизился б до робкого смиренья,
Не стал молчать года с покорностью раба
И гордо б встал на бой, могуч, как ангел мщенья,
Неотразим, как вихрь, и страшен, как судьба;
Пока в нем слышен смех…

Брошены торжище, стадо и пашня,
Заняты руки работой иной:
Камень на камень – и стройная башня
Гордо и мощно встает над землей…
Ласточка, рея в лазури бездонной,
Кажется точкой для смертных очей.
Или мы, с нашей мечтой окрыленной,
Кроткой, воздушной певуньи слабей?
К небу, где тучи играют и мчатся,
Сыпля громами у ног божества,
К небу, где райские реки струятся,
Стелется райских лугов мурава;
К жизни блаженства от жизни страданья,
К звездам, сверкающим ярким огнем…
Высьтесь же, стены гранитного зданья!
Будьте нам к вечному небу путем!

Полно, безумцы! Взгляните: чернеет
Грозная туча на грани небес;
В трепетном ужасе мир цепенеет,
Отблеск зарницы мелькнул и исчез…

Быть может, их мечты – безумный, смутный бред
И пыл их – пыл детей, не знающих сомнений,
Но в наши дни молчи, неверящий поэт,
И не осмеивай их чистых заблуждений;
Молчи иль даже лги: созрев, их мысль найдет
И сквозь ошибки путь к сияющей святыне,
Как путь найдет ручей с оттаявших высот
К цветущей, солнечной, полуденной долине.

Довольно жалких слез!.. И так вокруг тебя
Отчаянье и стон… И так тюремной двери
Не замолкает скрип, и родина, любя,
Не может тяжкие оплакивать потери…

Сжав чело горячими руками,
У окна, открытого широко,
В душный мрак усталыми очами
Я гляжу, томяся одиноко…

В синей бездне бархатного неба
Нет конца мерцающим светилам…
Над волнами вызревшего хлеба
Веет полночь вздохом легкокрылым;

В тишине глубокой и безбрежной
Не слыхать ни звука, ни движенья,
А в труди, в груди моей мятежной,
Гром и буря, слезы и мученья…

Нет, не ищи ее в дыхании цветов,
В мерцаньи ярких звезд полуночной порою,
В святых словах молитв, в тиши родных лесов
И в песнях соловья, гремящих за рекою…
Там умерла она для черствых наших дней,
Прошло владычество безжизненной природы:
Поэзия теперь – поэзия скорбей,
Поэзия борьбы, и мысли, и свободы;
Поэзия в стенах кипучих городов,
Поэзия в труде за лампою ночною…

Тоска гнетет меня и жжет неутомимо,
Что день – то всё душней, всё тягостней дышать,
И с пестрой суетой, мелькающею мимо,
Не властен я души, изверившись, связать.
Я жизни чужд давно… Всего, что увлекает,
Всего, что манит вдаль, проникнул я обман,
Хмель отбродил в крови, тревога остывает,
И только скорбь жива да боль недавних ран…

Ты полюбишь меня… Как искусный игрок,
   Я все карты заранее знаю
И забрезживший в сердце твоем огонек
   В безграничный пожар раздуваю.
И тебе ли, с твоею открытой душой
   И с правдивым, доверчивым взглядом,
Не сломиться под вихрем – былинке степной,
   Не упиться хмельным моим ядом?
Я, как клавиши, трогаю чувства твои,
   И я знаю, что робкие звуки
Скоро выльются мощною песнью любви,
   Полной счастья, сомненья и муки!..

Не гордым юношей с безоблачным челом,
С избытком сил в груди и пламенной душою, –
Ты встретила меня озлобленным бойцом,
Усталым путником под жизненной грозою.
Не торопись же мне любовь свою отдать,
Не наряжай меня в цветы твоих мечтаний, –
Подумай, в силах ли ты без конца прощать,
Не испугаешься ль грядущих испытаний?

Дитя мое – ведь ты еще почти дитя,
Твой смех так серебрист и взор так чудно ясен, –
Дитя мое, ты в мир глядишь еще шутя,
И мир в очах твоих и светел и прекрасен;
А я, – я труп давно… Я рано жизнь узнал,
Я начал сердцем жить едва не с колыбели,
Я дерзко рвался ввысь, где светит идеал, –
И я устал… устал… и крылья одряхлели.

Моя любовь к тебе – дар нищего душой,
Моя любовь полна отравою сомненья;
И улыбаюсь я на взгляд твой, как больной,
Сознав, что смерть близка, – и а речи ободренья.
Позволь же мне уйти, не поднимая глаз
На чистый образ твой, стоящий предо мною, –
Мне стыдно заплатить за царственный алмаз
Стеклом, оправленным дешевой мишурою!..