Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

С тех пор как я прозрел, разбуженный грозою,
С тех пор как детских грез проникнул я обман
И жизнь сверкнула мне позорной наготою
И жалкой дряхлостью сквозь радужный туман,
С тех пор как, оттолкнув соблазны наслажденья,
Мой стих я посвятил страданью и борьбе,
Не раз переживал я тяжкие сомненья,
Сомненья в будущем, и в братьях, и в себе…
Я говорил себе: «Не обольщайся снами;
Что дашь ты родине, что в силах ты ей дать?
Твоей ли песнею, твоими ли слезами
Рассеять ночь над ней и скорбь ее унять?
Что значишь ты, пигмей, со всей твоей любовью,
И все, одним путем идущие с тобой,
Пред льющейся века неудержимой кровью,
Пред вечным злом людским и вечною враждой?
А между тем молчать в бездействии позорном,
Есть хлеб, отравленный слезами нищеты,
Носить ярмо раба в смирении покорном, –
Так жить не можешь ты, так жить не хочешь ты!
Где ж свет и где исход?..»

                    И понял я душою,
Что мысль не прояснит мучительный хаос
И что порыв ее мне принесет с собою
Лишь мрак уныния да злобу жгучих слез…
И проклял я тогда бесплодные сомненья,
И сердце я спросил, – и сердцем я решил,
Услышав братский стон, без дум и размышленья
Идти и помогать, насколько станет сил.
[Я божеством избрал любовь и всепрощенье;
Святым ее огнем я каждый стих зажег,
И ту же песнь любви, печали и забвенья
С собою я принес в наш дружеский кружок.]

Сегодняшняя ночь одна из тех ночей,
Которых я боюсь и робко избегаю.
От них, как от врагов, я в комнате моей
Сурово ставни закрываю.
Я, как беды, страшусь, что темный этот сад
Повеет на меня прохладой благодатной,
Что бедный угол мой наполнит аромат
И грудь стеснится вновь тоскою непонятной!..

Стряхнув угар и хмель промчавшегося дня,
От лжи напыщенной, от злобы ядовитой,
От мелочных забот, измучивших меня,
Я ухожу в мой мир, мне одному открытый.
Я ухожу к моим покинутым трудам,
К моим задумчивым и грустным вдохновеньям,
К тетрадям нот моих, к заветным дневникам,
К воспоминаниям, мечтам и сожаленьям.

И, долгий, смутный день проживши для других,
Прожив его в толпе и заодно с толпою,
В затишье вечеров спокойных и немых
Я для себя живу воскресшею душою.
Я разбиваю гнет наскучивших оков
И в тихих сумерках вечернего досуга
Из выцветших страниц забытых дневников
Опять зову тебя, угасшая подруга…
Есть сны, – они порой бессмысленны, как бред,
Но что-то чудное в них дышит и сияет,
Что согревает грудь, что после многих лет
Ее неведомым блаженством наполняет.
Ты для меня была таким же светлым сном,
Таким же, как они, таинственным намеком,
Такой же сказкою о чем-то неземном,
О чем-то мне родном, но смутном и далеком…

Не завидуй им, слепым и беззаботным,
Что твоим они не мучатся мученьем,
Что живут они мгновеньем безотчетным,
Пошлой суетой и детским обольщеньем…
Не считай с упреком слез, за них пролитых,
И обид, от них услышанных тобою:
Тяжесть жгучих мук и песен ядовитых
Скажется тебе бессмертия зарею.

Пусть смятенья и грома полны небеса,
   Пусть над черною бездной морскою
Чайкой носится буря, и рвет паруса,
   И вздымает волну за волною.
Не рыдай, как дитя, на своем корабле, –
   Встанет утро – и стихнет волненье,
И помчит тебя снова к желанной земле
   Вечно мощною силой теченья…

Распахнулись тяжелые двери тюрьмы
   И, согретый цветущей весною,
В царство слез и неволи, позора и тьмы
   День ворвался победной волною.
«Ты свободен, иди!» – сторожа говорят,
   С рук и ног моих цепи снимая,
И нежданному счастью безумно я рад,
   Как дитя, и смеясь и рыдая.
«О, скажите, молю я, не лживый ли сон
   Обманул мою душу мечтою?
Неужели я вправду отныне прощен,
   Не смеетесь ли вы надо мною?..»
Но у ног моих звенья разбитых цепей,
   А в лазурной дали, за дверями,
Чуть виднеется берег отчизны моей,
   Там, где море слилось с небесами!
Завтра парус косматый, по бурным волнам
   Легче чайки летя и мелькая,
Унесет меня вновь к незабвенным полям
   Дорогого родимого края!

Но… что сталось с проснувшимся сердцем моим?
   Отчего на тюремном пороге
Вдруг поник я челом и стою, недвижим,
   В непонятной душевной тревоге?..
Что за сила влечет меня снова назад?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О, прости меня, бедный товарищ! Прости,
   Что в восторге забыл о тебе я,
Что забыл я о том, с кем на общем пути
   Шел я, злобой к врагу пламенея.
Нет, не сдамся я царству позора и тьмы, –
   Верь, о брат, не изменит рука мне,
И над морем, где высились стены тюрьмы,
   Не останется камня на камне!
Я иду, но иду не один, и с собой
   Уношу я с тоской затаенной
Твой страдальческий образ, твой кашель глухой
   И рыданья души оскорбленной…

Не гони ее, тихую гостью, когда,
   Отуманена негою сладкой,
В келью тяжких забот, в келью дум и труда
   Вдруг она постучится украдкой;
Встреть ее на пороге, в рабочих руках
   Отогрей ее нежные руки;
Отыщи для нее на суровых устах
   Тихой лаской манящие звуки.
Позабудь для ее беззаботных речей
   Злобу дня, и борьбу, и тревоги,
И вздохни на груди ненаглядной твоей
   От пройденной тобою дороги…

Нет, не стыдно любить и не страшно любить!
   Как светло, как отрадно живется,
Если смог ты в подругу свою перелить
   Всё, чем грудь твоя дышит и бьется!..

Завтра, чуть лениво глазки голубые
Милая откроет, пробудясь от сна,
Не докучный шум, не звуки городские
С улицы услышит за окном она.
За окном раздастся птичек щебетанье,
Тихий говор сада, плеск речной волны,
И широко солнца кроткое сиянье
Золотым потоком хлынет с вышины…
Как цветок, омытый вешнею росою,
Девственной красы и свежести полна,
В ароматный сад, склоненный над рекою,
С резвою улыбкой убежит она.
Обежит дорожки, скрытые кустами,
С вышины обрыва глянет в даль полей,
И угрюмый город с душными домами
Там, вдали, как призрак, встанет перед ней!..

Сегодня как-то я особенно устал:
Блеск радостного дня мне жег и резал очи,
Веселый шум толпы мне душу раздражал,
   И я как избавленья ждал
      Безмолвной ночи.

И ночь сошла с небес; в открытое окно
Пахнуло ласкою и сонной тишиною,
И вот вокруг меня всё спит давным-давно,
   А я – я не могу уснуть, и вновь полно
      Больное сердце старою тоскою…

Когда я шел от вас, – холодный ветерок,
Днем резавший лицо, замолк к безмолвной ночи
Еще алел зарей поблекнувший восток,
И светлый день весны как будто не протек,
А лишь полузакрыл сияющие очи…
Из сада музыка в вечерней тишине
Далеко слышалась… Под такт ее ступая,
Я тихо шел, мой стих задумчиво слагая;
Я шел, а сердце плакало во мне.
Да, сердце плакало… Мертвец похороненный
Очнулся вновь, в своем удушливом гробу,
И рвется из земли на воздух благовонный,
И плачет, и клянет бездушную судьбу…