Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами

В эту ночь я хотел бы рыдать
     На могиле далекой,
Где лежит моя бедная мать.
· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · ·
Я кручину мою многолетнюю
На родимую грудь изолью,
Я тебе мою песню последнюю,
Мою горькую песню спою.
О прости! то не песнь утешения,
Я заставлю страдать тебя вновь,
Но я гибну — и ради спасения
Я твою призываю любовь!
Я пою тебе песнь покаяния,
Чтобы кроткие очи твои
Смыли норкой слезою страдания
Все позорные пятна мои!

Чтоб ту силу свободную, гордую.
Что в мою заложила ты грудь,
Укрепила ты волею твердою
И на правый поставила путь…

Треволненья мирского далекая,
С неземным выраженьем в очах,
Русокудрая, голубоокая,
С тихой грустью на бледных устах,
Под грозой величаво-безгласная, —
Молода умерла ты, прекрасная,
И такой же явилась ты мне
При волшебно светящей луне.
Да! я вижу тебя, бледнолицую,
И на суд твой себя отдаю.
Не робеть перед правдой-царицею
Научила ты музу мою:
Мне не страшны друзей сожаления,
Не обидно врагов торжество,
Изреки только слово прощения,
Ты, чистейшей любви божество!

1860–1862

Литература с трескучими фразами,
          Полная духа античеловечного.
Администрация наша с указами
          О забирании всякого встречного, —
Дайте вздохнуть!..
                    Я простился с столицами,
          Мирно живу средь полей.
Но и крестьяне с унылыми лицами
          Не услаждают очей;
Их нищета, их терпенье безмерное
          Только досаду родит…
Что же ты любишь, дитя маловерное,
          Где же твой идол стоит?..

1862

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи, расходится
Вдруг ветер верховой:
Качнет кусты ольховые,
Подымет пыль цветочную,
Как облако, — всё зелено:
И воздух, и вода!

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Скромна моя хозяюшка
Наталья Патрикеевна,
Водой не замутит!
Да с ней беда случилася,
Как лето жил я в Питере…
Сама сказала, глупая,
Типун ей на язык!

В избе сам-друг с обманщицей
Зима нас заперла,
В мои глаза суровые
Глядит — молчит жена.
Молчу… а дума лютая
Покоя не дает:
Убить… так жаль сердечную!
Стерпеть — так силы нет!
А тут зима косматая
Ревет и день и ночь:
«Убей, убей изменницу!
Злодея изведи!
Не то весь век промаешься,
Ни днем, ни долгой ноченькой
Покоя не найдешь.
В глаза твои бесстыжие
Соседи наплюют!..»
Под песню-вьюгу зимнюю
Окрепла дума лютая —
Припас я вострый нож…
Да вдруг весна подкралася…

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Как молоком облитые,
Стоят сады вишневые,
Тихохонько шумят;
Пригреты теплым солнышком,
Шумят повеселелые
Сосновые леса;
А рядом новой зеленью
Лепечут песню новую
И липа бледнолистая,
И белая березонька
С зеленою косой!
Шумит тростинка малая,
Шумит высокий клен…
Шумят они по-новому,
По-новому, весеннему…

Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!

Слабеет дума лютая,
Нож валится из рук,
И всё мне песня слышится
Одна — в лесу, в лугу:
«Люби, покуда любится,
Терпи, покуда терпится,
Прощай, пока прощается,
И — бог тебе судья!»

1863

«Государь мой! куда вы бежите?»
— «В канцелярию; что за вопрос?
Я не знаю вас!» — «Трите же, трите
Поскорей, бога ради, ваш нос!
Побелел!» — «А! весьма благодарен!»
— «Ну, а мой-то?» — «Да ваш лучезарен!»
— «То-то! — принял я меры…» — «Чего-с?»
— «Ничего. Пейте водку в морозы —
Сбережете наверно ваш нос,
На щеках же появятся розы!».

1863–1865

Безобидные, мирные темы!
Не озлят, не поссорят они…
Интересами личными все мы
Занималися больше в те дни.
Впрочем, были у нас русофилы
(Те, что видели в немцах врагов),
Наезжали к нам славянофилы,
Светский тип их тогда был таков:
В Петербурге шампанское с квасом
Попивали из древних ковшей,
А в Москве восхваляли с экстазом
Допетровский порядок вещей,
Но, живя за границей, владели
Очень плохо родным языком,
И понятья они не имели
О славянском призваньи своем.
Я однажды смеялся до колик,
Слыша, как князь NN говорил:
«Я, душа моя, славянофил».
— «А религия ваша?» — «Католик».

1863–1871

Смолкли честные, доблестно павшие,
Смолкли их голоса одинокие,
За несчастный народ вопиявшие,
Но разнузданы страсти жестокие.

Вихорь злобы и бешенства носится
Над тобою, страна безответная.
Всё живое, всё доброе косится…
Слышно только, о ночь безрассветная!

Среди мрака, тобою разлитого,
Как враги, торжествуя, скликаются,
Как на труп великана убитого
Кровожадные птицы слетаются,
Ядовитые гады сползаются…

Между 1872 и 1874

Как трепещет, отражаясь
В море плещущем, луна;
А сама идет по небу
И спокойна и ясна, —
Так и ты идешь, спокойна
И ясна, своим путем;
Но дрожит твой светлый образ
В сердце трепетном моем.

1857

Говорят, весна пришла,
Ярки дни и ночь тепла;
Луг зеленый весь в цветах,
Соловьи поют в лесах.
Я хожу среди лугов —
Я ищу твоих следов;
В чаще слушаю лесной,
Не раздастся ль голос твой.

Где ж весна и где цветы?
Их срывать не ходишь ты.
Где же песня соловья?
Не слышна мне речь твоя…
Не пришла еще весна.
День угрюм, ночь холодна.
Поле иней куют,
Птицы плачут, не поют.

<1862>

Много у нас толковали в журналах о прессе свободной.
          Публика так поняла: гни нас свободно под пресс!

Каторгу даже и казнь именуют указы взысканьем:
          Взыскан (так понимай!) царскою милостью ты.

<1862–1864>

Я не поэт — и, не связанный узами
          С музами,
Не обольщаюсь ни лживой, ни правою
          Славою.
Родине предан любовью безвестною,
          Честною,
Не воспевая с певцами присяжными,
          Важными
Злое и доброе, с равными шансами,
          Стансами,
Я положил свое чувство сыновнее
          Всё в нее.

Но не могу же я плакать от радости
          С гадости,
Или искать красоту в безобразии
          Азии,
Или курить в направлении заданном
          Ладаном,
То есть — заигрывать с злом и невзгодами
          Одами.

С рифмами лазить особого счастия
          К власти я
Не нахожу — там какие бы ни были
          Прибыли.
Рифмы мои ходят поступью твердою,
          Гордою,
Располагаясь богатыми парами —
          Барами!

Ну, не дадут мне за них в Академии
          Премии,
Не приведут их в примерах пиитики
          Критики:
«Нет ничего, мол, для «чтенья народного»
          Годного,
Нет возносящего душу парения
          Гения,
Нету воинственной, храброй и в старости,
          Ярости
И ни одной для Петрушки и Васеньки
          Басенки».

Что ж? Мне сама мать-природа оставила
          Правила,
Чувством простым одарив одинаково
          Всякого.
Если найдут книжку с песнями разными
          Праздными
Добрые люди внимания стоящей —
          Что еще?
Если ж я рифмой свободной и смелою
          Сделаю
Кроме того впечатленье известное,
          Честное, —
В нем и поэзия будет обильная,
          Сильная
Тем, что не связана даже и с музами
          Узами.

<1859>