Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Земляк?! Ах ты, шут сутулый!
Ты как попал в Париж?

Да разве там усидишь?
В Туле все посходили с ума,—
Не жизнь, а тюрьма!
Люди чертей стали хуже,
Дела, что ни день, то туже —
Вот я и прибежал…
………………………………………………

Ты зачем меня звал?

Я?! Врешь! А у тебя есть карт-д’идантите?

Всегда ношу на хвосте.

А какое твое занятье?

Перепродаю вышедшее из моды дамское платье…

А где ты живешь, в каком арондисмане?

На Place de Concorde в главном фонтане.

А какие у тебя рекомендации?

От старшего дворника из Лиги наций…

Ну, с тобой не сговоришь.

А ты чего дрожишь?

А ты чего ко мне пристал?

А ты чего меня звал?

Боюсь! Не хочу! Матрена Ивановна, войди в мое положение!..

Не могу! Сижу на центральном отоплении…

Нечего упираться…
Некогда мне тут с тобой прохлаждаться.

Уй-уй-юй! Какой ужасный пассаж!
Погибли мои фонды…
Петрушка выходит в тираж!
Не видать ему больше «Ротонды»!

Пока не требует Демьяна
К казенной жертве Коминтерн,
Он в полумраке ресторана
Глотает ром, как Олоферн.
Умолкли струны балалайки,
В душе икает пьяный звон,—
И средь поэтов чрезвычайки,
Быть может, всех ничтожней он…
Но лишь развязный комсомол
Над ухом гонораром звякнет,
Душа Демьяна зычно крякнет,
Как пробудившийся осел.
С сардинкой тухлою в проборе
Из кабака он вскачь бежит
И басни красные строчит
Ногою левой на заборе…

По Тверскому я гуляла,
Бюсты выставила,
Политграмоту читала,
Перелистывала.

Подошел кудрявый к речке.
Поплевал на донышко…
Обвенчал нас леший в гречке,—
Чем же я не женушка?

Комсомолец пьет в харчевне,
В кажной ручке — пулемет.
Рыков стал лицом к деревне,
Значит, в кассе недочет.

По советскому приказу
Из рязанской Губчеки —
Взбунтовалися в Китае
Все венгерцы-мужики.

На рябине канарейка
Пролетарский гимн поет,
А Зиновьев хлеб крестьянский
За границу продает…

Одолжи-ка нам, Европа,
Миллиардов двадцать пять,
Мы поправимся маленько
И придем тебя чесать!

Ясновидящий Игорь фон Шталь
Мертвых жен и мужей вызывает,
Исцеляет в рассрочку печаль
И прыщи на носу удаляет.

Массажистка Агафья Сен-Жюст:
Специальность — сиденье и бедра.
Как бы ни был массивен ваш бюст,
Приступайте к лечению бодро!

Институт Неземной Красоты.
Наш девиз: «Все клиентки — Венеры!»
Зуд в подмышках, ресницы, и рты,
И ушное скопление серы.

Ресторан «Дар-Валдай на Днепре».
Медвежатина с клюквой и с салом,
Русский хор в мавританском шатре
И лезгинец Печорин с кинжалом.

Всем доступно! Квартиро-канкан:
Не квартиры, ей-Богу, а сахар!
Восемь тысяч за старый диван,
Восемь тысяч за шахер и махер.

Ci-devant[10] председатель суда
Чинит мебель, ботинки и рамки,
Не боится любого труда,
Если надо, согласен хоть в мамки.

Я признаюсь вам открыто:
Мне понравилась покуда
Изо всех вещей их быта
Только кельнерша Гертруда…

Почему? И сам не знаю.
Может быть, она немного
Мне напомнила Аглаю
Из родного Таганрога.

Та же грудь и та же брошка,
Поступь — вьющаяся рыбка,
И увесистая ножка,
И безвольная улыбка…

О Гертруда! В час вечерний,—
Если рок нас свел в Париже,
Мы с тобой в ночной таверне
Познакомимся поближе.

Наклонив к шартрезу щеки,
Пересчитывая сдачу,
Гонорар за эти строки
На тебя я весь истрачу!

Чтоб стать тапером, надобно учиться
И нужен слух и легкие персты…
А юноше, когда он начал бриться,
Как в Крепость Славы провести мосты?

В любой столице — тысяч семь поэтов.
Еще один — беда не велика!
Средь гениальных юных пистолетов
Ты хвост раздуешь шире индюка…

Ворвешься в клуб «Рифмованной капусты»
И будешь ассонансы гулко ржать,
А стадо дев, уткнув ресницы в бюсты,
Умильно будет хлопать и визжать.

Знакомый хлыщ из дружеской газеты
Тебя увековечит в трех строках,
И мутный хвост еще одной кометы
На пять минут зардеет в облаках.

Талант и труд — бессмысленное бремя.
Сто тысяч лир! Не медли, дорогой…
Взбей бант козлом, вонзи копыто в стремя:
Пегас бьет в пол ослиною ногой!

Гостинодворским языком
Кричит он нам об общем долге,
Вопит о родине, о Волге
И лупит в перси кулаком…

Но почему ж в Крыму, мой друг,
Ты был акулой тыловою?
Наверно, было недосуг
Рискнуть своею головою?..

Больные приходят «с мухой».
Не люди, а темная жмудь:
Смотрителя в правое ухо,
Сестру за левую грудь…

Пища — гниль и вонища:
Котлеты из тухлых кобыл.
В ванне выбито днище,
В уборной мусор и ил.

И только одна отрада:
Чуть месяц блеснет голубой,
К бабам в окна из сада
Курортники лезут гурьбой.

Амуры в ванной, в мертвецкой,
Амуры во всех углах,—
В палатах, в саду и в детской,
На скамьях и на столах.

Гармошка — в такт поцелуям…
Так нежен заливистый вой:
«Сестрица, на горе буржуям
Раздуем пожар мировой!»