Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

Высокий лес, шуми, скрипи,
Росу сбирай,
В реку вливай;
Грибы расти,
Не дай цвести
Цветам печали.

Зеленой дали
Неси свой день,
Клади на пень
В гирляндах мох, —
Стели постель,
Чтоб каждый мог
Прилечь, уснуть!
Высокий лес, ты слышишь гром,
Ревущий яростно кругом?
Ты видишь: в дупла скрылись птицы,
На тучу туча с гулом мчится.
Гром грянул,
Молнии сверканье —
И черным углем стал орех.
А вот и град, как наказанье,
А вот в лесу, пугая всех,
Гроза раскалывает дуб.
А вот, безжалостен и груб,
Вихрь клонит ели над тропою.
А вот, прикрыв гнездо родное,
Птенцов пищащих
Спасает аист.
А вот, под бурею склоняясь,
Малина ветки простирает.
Дрожащий заяц пробегает.
Град на цветах всех пчел побил,
С листвы букашек пестрых смыл.
В лесу всё прячется, дрожит,
Лес помрачнел и стал суров.
По веткам шум;
Гроза — как штурм,
На землю лег листвы покров.

Высокий лес, дремучий лес,
Ты бел под кровлей синей.
Денек морозный…
Березы, сосны
Одеты в иней,
Ждут святок ныне.
Ветвистой елки
Темны иголки,
Дуб полусонно
Склонился к клену.
И куст калины
Прижался к длинной,
Трухлявой колоде.
Затихли песни
В листве черешни.
Не в пору птице
Теперь гнездиться,—
Суровы стужи…
Но птичья стая
Летит другая
Из-за Дуная
(Теплей нет края!).
Сойка зимует,
Глухарь токует,
Дятел клюв точит,
Сова хохочет;
Воробей у хаты,
Мусорщик чубатый,
Да сестра-синичка —
Наши гости зимою.

Снег вокруг. Мороз ярится,
И скрипят от стужи санки.
Погоняя Сивку, мчится
Наш Тамаш из Мураванки.
Что ж он так спешит до хаты,
Не жалея лошаденку?
Может, заждались там сваты?
Может, там грустит девчонка?
Может, там поют да пляшут?
Может, скрипка там играет?..
Он кнутом всё машет, машет,
Сивку хлещет, погоняет…
Доскакал Тамаш до тына,
Мигом пробежал сенями.
«Мать, отец, простите сына,
Дайте распрощаться с вами!
Женка милая, Гануля,
Обо мне тужить не надо.
На тебя еще взгляну ли,
Ласточка моя, отрада?
Сын, прости! Тебя, бедняжку,
Некрещеным я покину.
Будет голодно и тяжко,
Может, станешь есть мякину.
Проклинать судьбу ты будешь,
Может, в батьку камень кинешь,
Может, мать свою забудешь…
Честным будь, иначе сгинешь!
Мне б тобою любоваться,
Мой сыночек ненаглядный!
Но куда ж, родной, деваться
Нам от власти беспощадной?
Кандалы нам надевают,
Без суда и вздернуть могут…»
Тут Тамаш, слезу глотая,
Через дверь — и в путь-дорогу…

От наших хат, от наших нив,
От всех друзей, кто только жив,
Несу слезу, несу я стон,
Несу нагаек царских звон.
У нас там ночь; от этой тьмы,
От страшных мук немеем мы,
Иссохла грудь, и льется пот…
Терзают нас! Услышь, народ,
Услышь, услышь и руку дай,—
Родные мы. Так правду знай:
И в черный день и светлым днем
На поле нам стоять одном
Плечом к плечу, в рядах друзей —
За волю против палачей!

Наше поле межи делят,
Засеваем поле рожью;
Что-то земли оскудели,
Наш загон родить не может.
Пашня, что ли, тощей стала?
Руки ль слабые такие,
Что так хлеба нынче мало,
Что мы ходим, как слепые?
Пашни черны, есть и сила,
Только сеятелей наших
Всё иная даль томила —
Снился край богатых пашен…
Зерен золото кидая,
Наши люди там бывали,
Собирали урожаи,
Здесь лишь камни вырастали.
Не пора ль пахать приняться?
Заросла полынью нива.
Ну-ка, кумы, сваты, братцы,
На работу выйдем живо!
Кто из вас пахать умеет,
Кто умело соху ладит,
Кто счастливо зерна сеет,
Огороды скоро садит,—
Живо, живо за работу!
Время, братцы, потрудиться,
Все равны здесь без расчета,
Труд любой нам пригодится!

Я, тятенька, хочу читать,
Хочу я свет скорей узнать,
Морские дальние просторы,
Еще хочу увидеть горы.
А научусь — сделаю, тятя, покупку:
Куплю табаку тебе в трубку,
И кожух отменный, белый
Да армяк суконный целый;
Куплю рубашку новую
Да соху кленовую.
Когда начнешь ты пахать,
Будешь сынка вспоминать.
Мамку я тоже люблю,
Красный платок ей куплю,
Пестрый фартук, голубке,
Еще желтую юбку;
Бусинок на один шнурок
Купит тебе твой сынок.
Только читать научите
Да и в свет сынка пустите.
Тогда, тятя милый,
Голубь мой сизый,
И мамушка-душечка,
Пестрая кукушечка,
Куплю, что обещано.

Вновь нависли тучи низко,
Вновь туманы землю кроют;
Вновь по свету бродит призрак,
Вновь сурово вихри воют.
Вновь бушует непогода,
Вновь гроза огнями блещет,
Вновь безумствует природа, —
Вновь гремит и градом хлещет.

За моря, за океаны
Полечу в далекий край,
Ведь люблю я ураганы,
В грозной буре вижу рай;
Ведь средь бури своевольной
Думам легче на волне:
Лишь на диких гривах-волнах
Песня может сниться мне.
Знаю: только на просторе
Звуки лиры ловит слух!
В страшной буре, в буйном море
Крепнет мой свободный дух.

Что не высказать словами,
Что на сердце накипело,
Что горит в душе, как пламя, —
Скрипка б выразить сумела.
Звучно б струны задрожали,
Благо думы рвутся в небо,
Благо крыльев не сломали,
Благо песнь дороже хлеба…
Вскину я смычок свой быстрый —
Струны бойко отзовутся,
Засверкают звуки-искры,
Думы в песню перельются.
Песня сердце б разрывала,
В ней гремели бы перуны,
Я б о счастье заиграла,—
Только б знать, что крепки струны!
Песнь дохнула бы цветами
И листвою лип душистых;
Зазвучала бы серпами,
Шумом всходов золотистых,
Вечеринкой деревенской,
Ветром поля, птичьей трелью,
Песней ласковою женской
Над убогой колыбелью.
Край весь песней охватила,
Дух народа обняла бы;
Я людей бы веселила,
Им отраду принесла бы;
Я бы души растопила,
Я сердца огнем зажгла бы,
Подняла бы край мой милый!
Песнь лилась бы то слезою,
То молитвою, то стоном,
То ударила б грозою,
То плеснула б светлым звоном…
Струны ждут, дрожат, тугие,
Страсть горит в крови кипучей.
Люди! Братья! Дорогие!
К вам летит мой зов певучий!

Скрипка яростно играет,
А скрипач в душе рыдает.
Только струны скрипки грянут —
Все вздыхать от горя станут.
Черный взор блестит слезою, —
Струны стонут под рукою,
Музыкант со скрипкой слился
И, как ветер, в небо взвился…
Весь он в песне, весь он в звуке,
То застонет в тяжкой муке,
То людей берет в объятья,
То швыряет им проклятья.
Вот, гляди, по скалам скачет,
На уступ взбежал и плачет,
Слезы точит; после — в море;
Как зарница, на просторе
Светит, гаснет, тихо млеет,
Не огонь — лишь искра тлеет.
Вот смычок остановился,
В скрипку, как змея, вонзился.
Что играет, что слагает —
Только сам артист и знает.