Александр Радищев - Русская поэзия XVIII века

Савушка грешен,
Сава повешен.
Савушка, Сава!
Где твоя слава?

Больше не падки
Мысли на взятки.
Савушка, Сава!
Где твоя слава?

Где делись цуки,
Деньги и крюки?
Савушка, Сава!
Где твоя слава?

Пруд в вертограде,
Сава во аде.
Савушка, Сава!
Где твоя слава?

Любовь, любовь, ты, сердце к утехам взманя,
Любовь, ты уж полонила меня;
Тобою стал мой взор прельщен
И весь мой ум;
Мой гордый дух совсем разжжен
От сладких дум.
Можно ль противиться мне тебе в младости,
Ты, страсть приличная летам моим!
Рази, рази ты слабу грудь,
Кто мил, того ищу,
Коль розно с ним я где-нибудь,
Везде грущу.

Любовь, любовь, ты, сердце к утехам взманя,
Любовь, ты уж полонила меня;
Но я еще явить боюсь,
Что я люблю,
Хочу открыть, но все стыжусь
И скорбь терплю.
Кто это выдумал, будто порочно то,
Ежели девушка любит кого?
Винна ли я, что тот мне мил,
Кому и я мила?
А если б он не так любил,
Горда б была.

Любовь, любовь, ты, сердце к утехам взманя,
Любовь, ты уж полонила меня;
Любезный мой по всем местам
Пускает стон,
Но что моим так мил очам,
Не знает он.
Я притворяюся, взоры свирепствуют,
Поступь упорная мучит его;
Но полно мне его терзать,
Пора печаль пресечь;
Пора престати дух смущать
И сердце жечь.

Любовь, любовь, ты, сердце к утехам взманя,
Любовь, ты уж полонила меня;
Внимай, мой свет, внимай мой глас,
Ты мил мне сам,
Не разлучит никто уж нас,
Кто злобен нам;
Пусть разрываются, кто позавидует
Жару любовному наших сердец;
А я, влюбясь, назло им всем
Пребуду ввек верна,
Коль в сердце буду я твоем
Всегда одна.

Не грусти, мой свет! Мне грустно и самой,
Что давно я не видалася с тобой, —
Муж ревнивый не пускает никуда;
Отвернусь лишь, так и он идет туда.

Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
Говорит он: «Отчего невесела?»
Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
Ты из мыслей не выходишь никогда.

Ах, несчастье, ах, несносная беда,
Что досталась я такому, молода;
Мне в совете с ним вовеки не живать,
Никакого мне веселья не видать.

Сокрушил злодей всю молодость мою;
Но поверь, что в мыслях крепко я стою;
Хоть бы он меня и пуще стал губить,
Я тебя, мой свет, вовек буду любить.

Прости, моя любезная, мой свет, прости,
Мне сказано назавтрее в поход ийти;
Не ведомо мне то, увижусь ли с тобой,
Ин ты хотя в последний раз побудь со мной.

Покинь тоску, иль смертный рок меня унес?
Не плачь о мне, прекрасная, не трать ты слез.
Имей на мысли то к отраде ты себе,
Что я оттоль с победою приду к тебе.

Когда умру, умру я там с ружьем в руках,
Разя и защищаяся, не знав, что страх;
Услышишь ты, что я не робок в поле был,
Дрался с такой горячностью, с какой любил.

Вот трубка, пусть достанется тебе она!
Вот мой стакан, наполненный еще вина;
Для всех своих красот ты выпей из него,
И будь ко мне наследницей лишь ты его.

А если алебарду заслужу я там,
С какой явлюся радостью к твоим глазам!
В подарок принесу я шиты башмаки,
Манжеты, опахало, щегольски чулки.

   Если девушки метрессы[533],
   Бросим мудрости умы;
   Если девушки тигрессы,
   Будем тигры так и мы.

   Как любиться в жизни сладко,
   Ревновать толико гадко,
   Только крив ревнивых путь,
   Их нетрудно обмануть.

   У муринов[534] в государстве
   Жаркий обладает юг.
   Жар любви во всяком царстве,
   Любится земной весь круг.

   Гром, молнии и вечны льдины,
   Моря и озера шумят,
   Везувий мещет из средины
   В подсолнечну горящий ад.
   С востока вечна дым восходит,
   Ужасны облака возводит
   И тьмою кроет горизонт.
   Эфес горит, Дамаск пылает,
   Тремя Цербер гортаньми лает,
   Средьземный возжигает понт.

   Стремглав Персеполь упадает,
   Подобно яко Фаэтон,
   Нептун державу покидает
   И в бездне повергает трон;
   Гиганты руки возвышают,
   Богов жилище разрушают,
   Разят горами в твердь небес,
   Борей, озлясь, ревет и стонет,
   Япония в пучине тонет,
   Дерется с Гидрой Геркулес.

   Претяжкою ступил ногою
   На Пико яростный Титан
   И, поскользнувшися, другою ―
   Во грозный льдистый океан.
   Ногами он лишь только в мире,
   Главу скрывает он в эфире,
   Касаясь ею небесам.
   Весь рот я, музы, разеваю
   И столько хитро воспеваю,
   Что песни не пойму и сам.

   Потребна в протокол порядочная справка,
   Имеет в оном быть казенный интерес,
   Понеже выпала казенная булавка;
   Какой по описи булавки оной вес,
   Железо или медь в булавке той пропала,
   В котором именно году она упала,
   В котором месяце, которого числа.
   Которым и часом, которою минутой,
   Казенный был ущерб булавки помянутой?

   Я знаю только то, что ты глупяй осла.

   Впадете вскоре,
   О невские струи, в пространное вы море,
   Пройдете навсегда,
   Не возвратитеся из моря никогда, ―
   Так наши к вечности судьбина дни преводит,
   И так оттоле жизнь обратно не приходит.

   Для множества причин
   Противно имя мне писателя и чин;
   С Парнаса нисхожу, схожу противу воли
   Во время пущего я жара моего,
   И не взойду по смерть я больше на него, ―
   Судьба моей то доли.
   Прощайте, музы, навсегда!
   Я более писать не буду никогда.

   Во Франции сперва стихи писал мошейник,[538]
   И заслужил себе он плутнями ошейник;[539]
   Однако королем прощенье получил
   И от дурных стихов французов отучил.
   А я мошенником в России не слыву
   И в честности живу;
   Но если я Парнас российский украшаю
   И тщетно в жалобе к фортуне возглашаю,
   Не лучше ль, коль себя всегда в мученьи зреть,
   Скоряе умереть?
   Слаба отрада мне, что слава не увянет,
   Которой никогда тень чувствовать не станет.
   Какая нужда мне в уме,
   Коль только сухари таскаю я в суме?
   На что писателя отличного мне честь,
   Коль нечего ни пить, ни есть?