Любовь Столица - Голос Незримого. Том 1

Я первая выпила кубок
Вина зачарованной лозы,
И вижу уж мчащих голубок!
И рву уж горящие розы!

О, выпей, любимый мой, выпей!
Зеленая светит звезда нам…
Утонем в смарагдовой зыби…
Наш рок – быть Изольдой с Тристаном!

День был, знать, неведреный:
Облако не минуло, —
Дробный да серебряный
Дождичек пошел…
Бирюзой как брызнуло!
Жемчугом как хлынуло! —
Оросило, спрыснуло
Наш лесистый дол.
Вздернула запаску я,
Кузовок подвесила —
И тропиной вязкою
Вышла по грибы.
Любо мне, молоденькой…
Мне, смуглянке, весело…
Дождик! смой-ка родинку
У моей губы!
Глядь – уж подосиновый
Гриб стоит – не клонится
Шапкою малиновой
Над травой седой.
Глядь – и подберезовый
Прячется-хоронится
Средь брусники розовой
Под клобук рудой.
И белянки белые,
Сыроежки алые…
Брать бы – да сробела я
В этот самый миг:
За сосной корявою
Вижу очи шалые,
Голову курчавую! —
Чур! То – грибовик…
Я была, знать, ветреной:
Мне б присесть, ухитриться,
Крест казать серебряный,
Я же – вглубь да вбок!
Власть взяла лукавая…
И досель мне видится
Красота кудрявая —
Дивный леший бог!

Вы послушайте, подружки! —
Бросим темные избушки,
Всё покинем на пороге
И пойдем-ка по дороге
С синей радостью во взоре
Вдаль, на розовые зори…
Посошки в руках неломки,
За плечом легки котомки —
Чистый плат да ломоть хлеба.
Впереди – тропа да небо…

Вы послушайте, подружки! —
Кличут вешние кукушки.
Поглядите, молодые! —
Светят цветики лесные.
Моют плоть девичью грозы,
Парят белые березы.
Девью душу слезы моют,
Душу странствия покоят.
Мы в устах улыбки носим,
Христа ради рая просим.

Вы послушайте, подружки! —
Манят скитские макушки
Золотым вечерним билом
Повидаться с вечным Милым.
Под старинными стенами,
Над святыми воротами
Чудный лик на полотенце —
Лик не старца, не младенца —
Молодых приветит нас:
То – Жених наш светлый Спас!

Жала поле я ржаное,
Урожайное,
Заревое, моревое
Да бескрайное!

Убирала я, свозила
Женской силою.
Пела – песнею грозила
Неунылою:

«Ой, лихие чуженины,
Злые вороги!
Мы вам дали мужа, сына —
Тех, кто дороги…

А осталось всё ж довольно,
Не обидьтеся! —
Люд румяный, рослый, вольный,
Все – как витязи!

Отдадим, коль будет нужно,
И заветное…
Как земля, рожали дружно:
Не бездетные!

Нас что зерен в этом поле,
В море – жемчуга.
Быть ли русскому в неволе —
В воле немчика?!
Так всходи ж, зерно златое,
Однолетнее!
В бой иди, дитя родное
И последнее!»

Снег сберите, девки сенные,
И в ковше несите мне!
Счастье, горе сокровенные,
Тайны, тайности бесценные, —
Всё узнаю в тишине!
Снег лежит синее бисера…
Ох, тоска в груди моей!
Рынду рослого возвысила,
Гридню русого приблизила —
Только сталося скушней…
Полюбился мне сокольничий,
Гордый взором и душой,
Как в церквах ни богомольничай,
В терему ни своевольничай,
А не сладить, знать, с собой!
Снег лежит белее жемчуга…
Ах, полюбит ли меня!?
Слух идет – я переменчива,
От любезных переметчива
И люблю не доле дня…
Толк ли слушать речи вздорные?
Не пригожа разве я?
Косы бархатные, черные,
Очи серые, упорные,
Не по-бабьи, вся – своя!
Снег лежит алее яхонта…
Ин! К чему еще гадать?
Двери милому распахнуты,
Руки белые уж взмахнуты —
Шею гордую обнять!

Подойдет-придет счастливая пора,
Серебрёная, ядреная да зимняя…
Оживу я в заревые вечера,
Как Снегурочка нарядная, спесивая.

Закрасуются на тоненьких руках
Шерстью пестрой узороченные варишки.
Замохнатятся на легоньких ногах
Мехом пышным отороченные валенки.

Я пойду к подружкам ласковым своим,
Чтоб послушать их затейливые россказни.
Улыбнуся я дружкам их дорогим,
Чтоб с любым вскочить в раскатистые розвальни…

И зачнем тогда кружиться да писать
В белом снеге голубые загогулины,
Песни жуткие лесные распевать
На дремотной деревенской нашей улице…

Я шепну ему, чужому, на ушко:
«Ты меня люби… Я – злая да хорошая…
Обниму тебя, как вихорь, широко!
Словно вихорь, обожгу и заморожу я…

Хочешь щек, захолодалых на ветру?
Хочешь губ моих чуть розовых? Так вот тебе!
Поцелуешь – и умрешь, как я умру
В предвесеннюю лазоревую оттепель…»

Ты приди, пора любимая, приди —
Время святочное, сказочное, зимнее!
Оживу я, вся под мехом, вся в шерсти —
Нежить нежная, жестокая, красивая!

Сегодня, как всегда! Пускай мой челн,
Как встарь, далек забот, свой правя ровный бег,
Всему смеясь, среди житейских волн,
И в бурю, и в покой заветный ищет брег!..

О, милый Кормчий! Старый, вещий друг!
Куда ты поведешь, не знаю никогда…
С тобой иду, чуть слышу: тук, тук, тук…
С тобой всегда вперед! Сегодня, как всегда.

Плат мой – белый, роспуском повязанный,
Черный и посконный – сарафан.
Господу обещана, обязана,
Я молюсь за мир, что кровью пьян.

Твердо я творю начал положенный,
Истово метание творю, —
С лестовкой узорчатою кожаной
Предстою Небесному Царю:

«Спасе! Много пленено и ранено…
Защити нас, правых христиан!
От царя земного – басурманина
Поукрой в метели да в буран…»

Полыхают небеса багровые
За окном в пушистом волокне,
И гудят, гудят леса кедровые,
Зиму лютую суля стране…

Снег падет серебряной коростою —
Где-то будет ворогу пройти?
Пробежит лисица златохвостая —
Заметет последние пути…

Думаю я думы те суровые,
На молитве целый день стоя,
А за мной стоят леса кондовые —
Вся старосвятая Русь моя!

В образнице – Спас, лазорем писанный,
На меди чеканный Деисус.
Слёзами убелена, унизана,
Я за мiр и мир его молюсь.

Ох, помню и крепко и точно я
Все сказки во дни колыбельные
Про царство, где реки – молочные,
Поля и болота – кисельные,

На ветках – медовые пряники,
Каменья – в цветах – самоцветные…
Туда бы, как Божие странники,
Теперь побрела беззаветно я!

Гляжу – а в стекольце оконное
Белеются дали покатые…
Ой, родина, снежная, сонная,
Не царство ли ты тридевятое?

Земля вся – в серебряном сахаре,
Вода – в леденцах рассусаленных,
Цветистые ронжи и вяхири
Порхают в еловых прогалинах.

Над избами – осыпь жемчужная
Да беличья опушь богатая…

Ой, родина, дремная, вьюжная,
Не ты ль – государство заклятое?

Сыны твои борются – трудятся,
Печалятся – плачутся дочери…
Беда эта скоро ль избудется?
Удачу узнаешь ли в очередь?

Но верю и свято и сильно я:
Ты будешь – то царство раздольное,
Где жатва и жизнь – изобильные,
Где реки и речи – привольные!

Месяц, месяц – тур золоторогий!
Знаешь-ведаешь ты все дороги
В вражие края…
Подвези меня!

Поднизью своей тебя взнуздаю,
Епанчой своею оседлаю.
Медом напою.
Быть бы в том краю!

Понесемся мы над чахлой степью…
Кто бредет – звенит тяжелой цепью?
То – не мой ли князь
Гонит скот, томясь?

Понесемся мы над полем нищим?
Кто бредет – молчит под кнутовищем?
То – не князь ли мой
Тащит плуг собой?

А помчимся над лихим становьем,
Я закличу плачем тонким вдовьим:
Вон – мой любый князь
Спит, упавши в грязь!

Кровь пятнает корзно голубое,
Черный сор – на розовом подбое,
Кудер сбит златой,
Лик испит младой…

Сядем рядышком на спину турью
И назад воротимся лазурью —
Месяц, я да он…
Ой, прощай, полон!

В инейном роскошном серебренье
Ныне север наш прекрасней юга!
Молодого, дорогого друга
Нынче жду я у себя, в именье…

Чертятся на радужные стекла
Минареты, страусы и пальмы.
Я ж сижу под бабушкиной тальмой,
Мягкой, теплой, пестрою и блеклой.
Словно рог, трубит в камине ветер,
Мышь скребется, шелестят макарты…
И гадаю я, раскинув карты,
Как атласистый, цветистый веер.

А напротив, с темного портрета,
В бархатах пунцовых и гранатах
На плечах открытых и покатых,
Бабка смотрит на гаданье это.

Бабушка! Чего ты мне желаешь?
Я – с такими ж косами, плечами,
Серыми, широкими очами
И, как ты, мудреная такая ж!

Мне всегда выходят только червы,
Юные и верные валеты…
Мне не нужны нежные советы:
Ах! в любви всегда я буду первой…

Весь свой век, прикрыв улыбкой скуку,
Ты любила строгого супруга,
Но когда я поцелую друга,
Бабушка! ужель осудишь внуку?