Иаков Стюарт - Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. (сборник)

Ступайте прочь… Прощайте, – хоть

Вы знатно грели кровь и плоть

Мою – прощайте… Мы, бедняги —

Певцы, маратели бумаги, —

Таскаем рвань, доколе вслед

Не засвистит шутник сосед,

Покуда с горем пополам

Заплаты сокрывают срам,

Покуда стужа сквозь прорехи

Не донимает без помехи.

Не так ли чахнущий больной

Не поспешает в мир иной

И бочками лекарства пьет —

Авось, протянет лишний год?

Но, как спасаться ни горазд, —

А все едино, дуба даст.

Мне внятен ваш немой упрек;

Отлично помню, кто берег

И защищал мой бедный зад

В мороз и вьюгу, в дождь и град.

Увы! – неблагодарны барды,

И вылететь в окно мансарды

Моим порткам пришла пора:

Ни золота, ни серебра

Не вверишь столь худым карманам

В отрепье, столь безбожно драном.

А ежели в кармане грош,

Иль вовсе на аркане вошь

(Поэты нищи искони) —

Терять последнее? Ни-ни!

Портки! таков уж белый свет, —

И вам ли горше всех? О нет:

Мы любим друга, если тот

Поит вином и в долг дает;

А деньги у него иссякли —

И вышел дружбе срок. Не так ли?

Но, если человек не шваль,

Ему друзей злосчастных жаль, —

И мне вас жаль. Надевши вас,

Я подымался на Парнас!

Но мыслит Муза, что во вред

Нам изобилие монет, —

А мы без них угрюмы, злобны,

Понуры, неблагоутробны:

Коль скоро нет житейских благ,

То в каждом ближнем зрится враг.

Видали вы, как мой бокал

В руке недрогнувшей сверкал,

И лик мой счастлив был и свеж —

И сколь светло мечталось прежь!

Мечты погибли – все подряд,

Как маргаритки в зимний хлад…

Эх, нет умелого портняжки,

А поврежденья ваши тяжки!

Вы долгие служили годы

И не внимали крику моды,

Но – времени vicissitudo…

Вы одряхлели. Верю: худо

К последней близиться секунде.

Увы! Sic transit gloria mundi!

Спешите к некой лютой дуре,

Чей голос родствен реву бури, —

Вы подошли бы ей вполне,

Мужеподобнейшей жене!

Стыжусь открыто вас таскать я, —

Так скройтесь под подолом платья,

Чтоб ощутить объем и вес

Вельми упитанных телес!

А коль дождусь иных времен

И окажусь обогащен,

И задеру нескромный нос,

Имея денег целый воз, —

Пусть мне предстанет призрак ваш!

И укрощу хвастливый раж,

И вспомню, по какой одежке

Протягивал когда-то ножки.

Так царь Филипп – я вспомнил ныне, —

Пределы царской клал гордыне,

Чтоб Македония нимало

От спеси царской не страдала:

Слугою состоял при нем

Гнуснейший смерд, развратный гном —

И дротом этого слуги

Вправлялись царские мозги.

Et multo in primis hilarans conviuia Baccho

Ante focum, si frigus erit, (si messis, in umbra,

Vina novum fundam calathis Ariusia nectar)

Прежде всего оживлять пиры наши Вакхом обильным

Буду, зимой у огня, а летом под тенью древесной,

Буду я лить молодое вино, Ареусии не́ктар.

Когда под вечер меркнет небосвод,

Когда усталый в хлев шагает вол,

Когда цепы кончают обмолот,

И прерывает мельница помол,–

О как, свершив урочный зимний труд,

И позабывши зимний лютый хлад,

Сельчане создают себе уют

Среди забав домашних и услад?

Начни, о Муза, петь на сельский лад!

Поленницу на земляном горбу

Укутали от снега и ветров;

И ух, как будет весело в трубу

Гудеть огонь сухих дубовых дров!

Хозяин, воротясь, глядит кругом —

И забывает, что пришла зима,

И люб ему родной и чистый дом —

Да, чистый дом, – хоть бедный, и весьма…

А встречь идет хозяюшка сама.

И после изнурительного дня

Обильной муж потребует еды,

И кружку эля выпьет у огня:

Харчи худые – скверные труды!

И груда пышек источает жар,

А в масле пышки новые скворчат,

И в чугунке горяч мясной навар,

И слышен запах жареных курчат;

И тянется к стропилам сытный чад.

И здесь – ледащим неженкам урок:

Работай от зари и до зари —

И ешь нехитрый кус, идущий впрок! —

И здрав извне пребудешь и внутри.

Да, всякий день пребудешь бодр и прям!

А ночью станешь спать, сурку сродни,–

И шастать прекратишь по докторам:

Ненадобны содеются они.

А смерть придет —

лишь свой преклонный век вини.

Сколь подвигов, из пищи таковой

Почерпав сил, вершил шотландский род!

Бойцы дрались, рискуя головой,

Весь день, покуда солнце не зайдет.

Сколь туго мы натягивали лук!

И нас никто не застигал врасплох:

Датчане гибли от шотландских рук,

Шотландский побеждал чертополох

И римского орла – свидетель Бог!

Семья поест, и примутся тогда

Судачить – языки развяжет эль:

Как прибывала полая вода —

Она для здешних пагубна земель,–

Каков хозяйству был от ней урон;

И как за Дженни увивался Джок;

Как принесла в подоле Марион,

У коей был неведомый дружок…

Чего не вспомнишь, в тесный сев кружок!

А после, в наступившей тишине,

Теснятся дети ближе к очагу:

Проказники, насытившись вполне,

Внимать готовы – ша, и ни гу-гу! —

Рассказам бабкиным о старине,

О ворожбе по сочетаньям звезд,

О колдовстве полночном при луне,

О навях, покидающих погост…

И мнится, даже пес поджал мохнатый хвост!

Вещает бабка: «Дьявол – он здоров

Нечистый сброд науськивать на нас!

Вишь, портят ведьмы нашенских коров,

И в засухе злодейский винен сглаз…»

Не смейтесь, о читатели! Скорбеть,

Внимая бабке, нужно бы, ей-ей:

Вы млады и насмешливы – но ведь

Приблизитесь и вы к закату дней,–

И дряхлость вас не сделает умней.

Пусть одряхлела бабка – все равно

Она еще не из последних прях:

По вечерам жужжит веретено

В старушечьих морщинистых руках.

Садится бабка и за ткацкий стан;

И, если внук на праздник приодет

В самою бабкой скроенный кафтан,

В очах ее лучится добрый свет.

Да, нынче бабка есть, а завтра – нет…

Ох, за день утомлен глава семьи!

Легко ль работать в пору зимних стуж?

И вдлинь своей излюбленой скамьи

Уже хозяйкин растянулся муж.

Но пес и кошки знают: их черед

Вот-вот придет – получат смачный шмат,

И лакомой похлебки всем нальет

Хозяин, – ибо добр и тороват.

Желать ли благ иных, иных наград?

А после будут слушать батраки

Наказ на завтра: как чинить забор,

Как отвозить на мельницу мешки —

Да чтоб не гнать коня во весь опор.

Проверить, сколь исправно заперт хлев

Хозяюшка поденщицам велит:

Пеструшка не корова – чистый лев!

Ну, чья скотина эдак вот шалит?

Все брык да брык – подойник и пролит!

А после – всех одолевает сон:

Зевнули даже пес и котофей.

Всяк честными трудами изнурен,

И всех зовет в объятия Морфей.

Коптит огарок, воткнутый в бутыль,

И сонно головнями свищет печь…

Заливши пламя и задув фитиль,

Сельчане отправляются прилечь,

Поспать – и встать заре грядущей встречь.

Мир дому твоему, о честный друг,

Кормилец добрый наш из года в год!

Пускай же твой усердно пашет плуг,

И сельский труд плоды свои дает

В обилии – как ныне, так и впредь.

Земля! оратаю твоих полей

Здоровую подай вседневно снедь,

И вволю пива пенного налей —

Чтоб жить шотландцам все дружней

и веселей!

Для резвых фей, для их затей

Настала нынче ночь;

И при луне спешат оне

От Кэслз-Донэнз1 прочь.

А путь один – туда, в Колин!

Летите, скакуны,

Вперед! И вот – заветный Грот2,

Потоки, валуны…

И что за ночь!

Где меж излучистых брегов

Струится светлый Дун,

Где древле Брюс громил врагов,

Сельчане – стар и юн,

Сходились в доме близ воды —

Искать себе потех:

Рвать кочерыгу из гряды,

В печи калить орех —

Гадать всю ночь.

Пусть из холста, зато чиста

Одежка у девиц;

Сердца нежны, добры, верны,

И краше нету лиц.

А на лодыжках у парней —

«Любовные подвязки»3;

Один молчит, овцы смирней,

Другой – девицам сказки

Плетет всю ночь.

Сперва среди капустных гряд —

Упрятав лица в шапки,

Не глядя, – ищут наугад

Прямой и крупной хряпки4.

Умишком хил, от прочих Вилл

Отбился – ох и прост!

И кочерыжку подцепил —

Что поросячий хвост.

В такую ночь!..

Коль кочешок отменно чист,

Иль несуразно скрючен —

Какой несется гам и свист

Во мглу речных излучин!

И, хряпку испытав на вкус,

Кладут ее над дверью,

На поперечный толстый брус —