Сергей Юрьев - Осколок зеркала (сборник)

Мы ожидаем завтрашнего дня
С каким-то запоздалым нетерпеньем,
В который раз сложив свои сомненья
На плечи подступающего сна.
Где женщина, которая одна
Опять непредсказуемо любима,
Где нас не кормят баснями чужими,
А есть своя счастливая страна.
И окунаясь в будущую тьму,
И прорываясь к завтрашнему свету,
Мы веруем в знакомые приметы,
Что сочинили сами на дому.
Но мир опять остался при своих.
И всё ж от нас не отступились боги,
И разум, указующий дороги,
Еще подвластен страху и любви.

От заученной боли не лечат словами,
В ней ни смысла, ни умысла нет,
Мне нужна лишь упругость земли под ногами
И навстречу летящий рассвет.
Пусть когда-то спасения вовсе не будет,
И не стоит судьбе докучать,
Но испуганный призрак надежды на чудо
Осторожно коснется плеча.

Ни верность рук, ни близость уз
Нас не избавит от причины
Того, что мы находим спуск,
Оставив побоку вершину.
По жизни собственной скользя,
Готовят на обмен услуги
Мои беспечные друзья
И дальновидные подруги.
Но нас зовет куда-то вновь
И старыми кругами кружит
Скоропостижная любовь
И незапамятная дружба.
И будут памятные дни
И непредвиденные годы,
И будет Бог, что нас хранит
Лишь от заката до восхода.

Вороненком, что не был никем окольцован,
Снизу кровли оставив, а справа – рассвет,
Над безлюдной землей, над землей изразцовой
Протяну я на север свой облачный след.

Нет худа без добра, и нет добра без худа…
Счастливые часы нам не идут в зачет.
Сомнений и тоски бесформенные груды –
Как будто миражи, подстреленные влет.
А что нас ждет потом? Да то же, что и было, –
Мы будем уходить и возвращаться вновь,
Жалея об одном – мы пожалеть не в силах,
Что нас попутал Бог уверовать в любовь.
Пусть волосы твои нездешний ветер треплет,
Шальной короткий взгляд, далекий взмах руки.
Как будто миражи, воскресшие из пепла,
И так же далеки… И так же далеки…

Какие-то новые рифмы
Придут и затянутся за полночь,
Какие-то новые нимфы
Нашепчут стихи про загадочность.
Какие-то годы промчатся,
Какие-то люди изменятся,
И с кем-то придется прощаться,
Хоть в это еще и не верится.
Но только не станут чужими
Те раны, что наспех залечены
Какой-то не очень любимой,
Но всё понимающей женщиной.

За тысячу лет до ближайшего чуда,
За тысячу снов до ближайшей звезды,
За тридцать шагов до ближайшей беды
Мы женщин целуем, и моем посуду,
И где только ни оставляем следы.
Мы сами себе сочиняем заботы
О тех, кому вряд ли мы будем нужны,
И видим тяжелые долгие сны
В бездонную ночь с четверга на субботу,
Проспав календарный приход тишины.
Сживаемся вечно с какой-нибудь ролью,
С мальчишеской страстью на старости лет…
Настольные книги лежат на столе,
Застольные речи звучат при застолье,
И люди привычно живут на земле…

Опять на нас обрушилась зима
Еловым звоном, на голову снегом
Упала с легкомысленных небес.
Молчи – я знаю… Знаю – ты сама…
И всё уже готово для побега –
Иов поймёт, но изумится Крез.
Чуть за порог – и по колено снег,
Чуть за порог, и туфельки на шпильках
Оставлены, и дальше – босиком…
За санный путь, за ленты льдистых рек,
Чтоб кто-нибудь сказал: «Жива, курилка…» –
Глазам своим не веря – но потом…

Длинен день, как забор, если он не заполнен делами,
И мгновением кажется, если о нем вспоминать.
Города без дворов протянулись тупыми углами
Через судьбы, которым уж нечего больше терять.
Среди праздности буден немыслим какой-либо праздник,
В океане желаний теряется остров мечты,
Мы привязаны к делу узами похвал и приказов,
А за истиной каждой волочится шлейф пустоты.
Здесь огромные стены уставились в окна друг другу,
Полусонные люди в трамваях трясутся с утра,
Дни идут по короткому, старому, стертому кругу,
А на бельмах экранов – такая же точно игра.
Чей-то стан, изогнувшись, пращою завертится в танце,
Мы умеем любить, только времени нет для любви,
Мы умеем прощать и совсем не умеем прощаться,
Звуки чьих-то шагов удаляются в шелест травы.
А за шелестом трав на дороге, впадающей в тропы,
Мы встречаемся с миром, который еще не забыт…
Это время надежд, это сны довоенной Европы,
Это время любви и действительно горьких обид.

Когда я был растением, я знал
Свое родство с созвездиями неба,
Какая быль была, какая небыль
Меня ждала во мгле иных начал.
Я знал пути ращения корней,
Когда тянул свой стебель в поднебесье,
Я знал огромный мир, и бессловесность
Была любой словесности мудрей.
Читая фазы Лунного Серпа,
Я знал, куда мне новый путь размечен,
И я ушел куда-то в бесконечность,
Когда через меня легла тропа.

Морщинистые лбы высоких берегов
Запомнили великие разливы,
Прибрежные пески хранят следы богов,
Беспечных, неозлобленных, красивых.
Исчезнут города, раскрошится гранит,
В космическую пыль сотрутся луны,
Но тот святой песок следы твои хранит,
Зализанные пенистым буруном.

Нам достался в наследство причудливый век,
Нам осталось раздать наше время потомкам,
И Россию любить как последний ковчег,
Как усталую мать, как больного ребенка.

Душа, окованная сталью,
Стремится вдаль,
Но вновь сестра твоей печали –
Моя печаль.
Всё, что ушло и не вернется,
Имеет вес.
Броня души опять столкнется
С броней небес.
Пройдя сквозь вязкий бархат ночи,
Сквозь ситец дня,
Ты обретешь всё то, что хочешь,
Но не меня.
Зовет из тьмы первоначальной
Святой Грааль.
Душа, окованная сталью,
Стремится вдаль.

Где Истина? – некаверзный вопрос,
Повисший где-то меж землей и небом,
Спасеньем душ и грешностью желез,
Меж запахом цветов и вкусом хлеба.
Ей не во благо рукотворный храм,
Ей не во благо поднятые штофы,
Ее нашепчет четырем ветрам
Скрипучий крест торжественной Голгофы.
Ее теряет кто-то на бегу,
И валят на нее сомнений груды,
И вот – двенадцать спорщиков в кругу,
А Истину давно унес Иуда.
И снова начинают дележи
И в очередь встают у райской двери
Епископы от старой верной лжи,
Апостолы от новой ложной веры.
Сведя свои весомые слова
В апостольскую поступь постулата,
Идет по человечьим головам
Евангельский апокриф от Пилата.

Осторожные жители тихих предместий
И чадящих столиц
Ждут пришествия новых последних известий
Из-за стёртых границ.
И народ прославляет своих конвоиров,
От Кремлёвской стены
Тянет запахом нового Старого мира
И гражданской войны.
И летят в небесах золотые химеры
Коренных перемен,
А в сердцах остается усталая вера
В послезавтрашний день.
Кто к сомненьям своим, кто к надеждам прикован,
Вою праздничных труб…
Так и жизнь пролетит, как костёр тростниковый
На холодном ветру.

Вселенский бомж, услужливый пророк,
Един во многих задницах и лицах.
Строитель рифм, любитель длинных строк,
Чтоб распирало книжную страницу.
Любитель муз и нюхатель цветов.
Хранитель самых тех семи печатей,
За коими – никто не знает что,
Ревнитель непорочности зачатий.
Бесполый дух, гранитный монумент,
Даритель прав на отдых и работу,
Смиренный раб и видный диссидент,
Изгой, тюремщик…
Кто ты? Кто ты? Кто ты?

Не боясь ни зверья, ни пугал,
Что воздвиг для себя народ.
Мы не прячемся в пятый угол
От своих неземных свобод.
Мы не ранены, не убиты,
Мы идем через дым и тлен –
Отраженья небесной битвы
На качающейся земле.