Дмитрий Волчек - Говорящий тюльпан

что лепетал в корыте угасая
рассеянный нордический пожар
пора гостинец брать
с перин сползая
твердишь угар угар

и прямь сочится впрок по беспредельным нивам
ложбинка шкив зубец кипучий вертоград
теперь тебе витать зародышем ленивым
в сетях услад

не статуя но мраморная крошка
рассыпана вокруг и голуби клюют
вот так бы подойти да вылететь в окошко
на грозный суд

александр где ты где ты
пригорюнились эстеты
любо нам белоголовым
хворостинку обнимать
плеткой весело хлестать
в бане рай за белым паром
встал солдатик с самоваром
в полудреме гибнет роза
что классическая поза
если в неводе лепечет
гимназическая стать
ну смеяться и ласкать
темных бусин попроворней
заметался шар игорный

не вернуться — в чашке рыбы
в блюдце — сахарные глыбы
ястреб в ложечке сидит
незнакомо говорит:
тектоническим кларнетом
любовался нынче летом
солнце вечером горело
отчего немеет тело
метр восемьдесят рост
позади багровый хвост
неизвестное лицо
проскользнув шепнуло всё
шли на стрельбище студенты
пот на крупах в ранцах ленты
у развилки странный дом
он схватил депешу ртом
вынуть печень моряка
не поднялася рука

нам искать варенья влаги
цыпок паюсной бумаги
лишь в антракте белый зал
стал похожим на овал
спешно щеку подставляя
и затылок опуская
на три круга в шумный ад
провалились наугад

по пажитям пронесся чудный гром
воспрянула и второпях призналась:
«нам трапезничать выпало вдвоем»
притихло все еще не просыпалась

в холодном поле зябнущая рать
молчи констанция и будь благоразумна
припоминая: «нам не отыскать
и половины требуемой суммы»

он обезумев лег на пулемет
под ангельским растаявшим сугробом
и гад морских окостеневший лед
в тигриный зев в кипящую утробу

вошел как отрок в баню наугад
и опрометью кинулась сиротка
вслед за вергилием в громокипящий ад
мазоху вслед под вздыбленную плетку

искатель приключений на коне
въезжает в сад
а там цветы на катетах висят
и прочие изящные предметы

вбегают лук стрела и командарм
им знание всесильное дано
сжигать пожаром суждено
мальчишеское опытное сердце

литавры — бум! тимпаны — хрясь!
вокруг природа разлилась

кто здесь знаком
голубоглазый с краю
застенчиво свирель сжимает
рукой унылой некрасивой
но в то же время и спесивой

и вкруг достойного чела
венок намеренный свила
судьба

тимпаны — хрясь! литавры — бум!
он выезжает наобум

и стайки пыли поднимаются из-под копыт
та в небо вроде норовит
другая в глаз еще одна
уже как будто не видна

он шепот тесный разбирал едва
но незнакомец перевел слова:

«возьми эмалевую миниатюру
ищи красавицу по белу свету
чем ближе она будет — тяжелее
и тяжелее сделается ноша
как железобетонные вериги
но от нее тебе не отказаться
так печень не отсечь так не отгрызть десницу»

вот сорок дней проходит пятьдесят
сто тысяч дней как сонное мгновенье
он поднимает крышечку а там
журчание и стоны и биенье
и лепет — и вовек не разобрать
какая симфоническая сила
холодную размеренную стать
в горячечный пасьянс сложила

но в этом конусе пчелином
почти что кисеей
почти что гадом стклянным
притоптывать картину за картиной
ее ли мишура обрубок деревянный?

опять опять сидит
сидит бессмысленная возле речки
поет нехорошую песню

«коля коля коля блядь» — поет
«я иду тебя ебать» — поет
«утром я почти как смерть» — поет
«приоткрою в спальню дверь» — поет

не в карабахе ли
не в карабахе ли
зажарили каннибалы сердце
теперь не выйти на променад не приодеться
всюду видная дыра
поднимает волны кит
«орден красная пизда
на груди его горит»

удалось ли ей встретить нахального колю
удалось ли пропеть ему в ухо
бесстыдную песню
мы не знаем не знаем
мы сильфиды летаем с цветка
с цветка на цветок
нас почти уже нет
словно финское взморье
ветром дунуло горьким горчичным
и сникли луга
и некуда больше нектар
нектар приносить

благозвучный
старец встал опираясь на палку
рядом юноша рында держал
портфель с золотой монограммой
встал старик говорит:

«наглый наглый мальчик
ты не проглотил
мы возьмем корзинку
а в корзинке гладиолус
англия америка
тайные духи
их бесследный запах
сводит всех с ума
только прикоснешься
потрясешь флакон
сразу карусели
мягко поплывут
мы валета злого
близко подведем
чтоб ему скамейкой
голову снесло

красивую голову
злую
коварную
милую! дзынь! милую!

ах несчастный случай
скажут все врачи
только мы с тобою
будем правду знать

наглый наглый мальчик
прыгай высоко
прыгай далеко

а тому кто видит
шелковый канат
выколем глаза
деревянным шилом»

сомкнутся греческие вазы
в какой-нибудь коварный миг
и разве скажешь тут: мой разум
и к этому привык

на огнестрельной пуповине
оксюморона пузырек
так в непоседливой пучине
сверкнет спасительный шесток

с небес сорвется прямо в руки
и ухватись и подтяни
пока в возвышенной разлуке
холодные проводишь дни

покуда медленные всходы
плывут в недвижном парнике
пока дары глухой природы
в твоей настойчивой руке
твердеют воском тают глиной
в потемках ширятся растут
покуда шелест голубиный
зовет на грозный суд

о всё бессмысленней и ненадежней вязь!
дремотный прозвенел звоночек
и вот сердечко простучало
так изогнулось зарыдало
«не проза — сок»
«не грудь — овраг»
«не мышцы — мыло»
еще девица подошла
и в унисон пропричитала
психея бьется на трибуне
вот запрокинутый графин
под свастикой любезной бьется
калейдоскоп не разберется
все растекается ушло
по черной трубке водостока
гиперборейское весло
гиперболическое око
сигналы ветхих городов
переговоры поездов
«не та змея что кроет землю
а та что впаяна в гранит
и вот: насмешливая старость
стучит условленною дробью
гудком фабричным голосит
висит цыганка на цепи
по полотну каратель мчится
и парус крутится над тучей
но неуклюжий пар могучий
вотще извергнутый впотьмах
тишающий разгонит прах»
девица вскрикнула вбежали
десятки золоченых тел
и выстроившись закричали:
«мы веселились танцевали
ты ж бубенцы срезать велел
сорвать уздечки вылить чай
ванильную разрезать булку»
наперерез по переулку
наставник шествует с клюкой
но время зачинает бой
и сонмы нежеланных дев
скупой приветствуют посев

совсем простым как трилобит
иголка кактуса в пустыне
тарантула разъятый хвост
две ноты скачущие в сердце
ми-соль! ми-соль! не повинуется штурвал

он в полутьме гризетку миновал

потрогай душечка как встал
какой он теплый и опрятный

на шее черный след на скулах пятна

«мы до сих пор одним стремленьем живы
крепить приливы и отливы
поэзии — глухое мастерство
тебя качнет но высушишь его
упрячешь в медальон двурогий»

горит опустошенная луна
отравленная кровь струится
орлица с женскими плечами
прислушивается на скале

что там за стоны хрипы и зевки
сверкает девственная влага
на пажитях срастается туман
привычный час в нагорьях карабаха

была смертельная весна
мы гуляли в зеленых плащах

миша миша сколько лет
посещает нас вампир
мы бледнеем и бледнеем
иссякает наша кровь
царская гусарская
дорогая кровь

миша миша это дьявол
рано утром полетел
и подбитым вороненком
через форточку на стол
это ведьмы миша миша
нас сетями оплели
тесные зеленые
из крапивы шиты
зубом нетопырьим

миша миша там пожар
что пылает? карабах
карабах пылает миша
вот и чаща все горит
не провалимся в болото
не утонем мы в заливе
нет и нет в горючей чаще
пусть завалит нас стволами
пусть навеки погребет

превратимся миша в уголь
превратимся миша в нефть

карету кадмием сын нагрузил лениво
неведомую плетью пригрозив
но падчерица к жатве притерпелась
и удочка с гудящим поплавком
переметнулась в левую долину

викентий сахар карабах опора

но кто еще перегрызет колечко
попробует судью остановить
в горящую перескочить карету?

мы погружались глубже тяжелей
в бездонную классическую воду
почти желе

но вероятно был и кислород

не зная что такое боже что
они глаза неясные открыли
произнесли какую-то цитату

— из саути про черта что увез
беспечную старушку —

так выросла полифония

в новосибирске проживал красавец
но вот его машина раздавила

но вот его машина раздавила
и он проник под лед

и он проник под лед
и там увидел там