Дмитрий Волчек - Говорящий тюльпан

что? что ты с ней делал
ну догадайся
целовал ее трогал за грудь
да мы сдвинули раскладушки
говорили о новой войне
будет война с китаем
потом я просунул руку
потрогал ее соски
летом семьдесят восьмого года
познакомились на выставке собаководство
у нее щенок сенбернара
отец веселый армянин
седая смуглая грудь
жарко
расстегнул рубашку
маленький коренастый
залпом водки стакан
как почему оказался
на дачной кухне
времянка — лет двадцать назад
жгли здесь костер
а теперь нарциссы веранда
сними штаны дай потрогать
в узком простенке дрова
велосипедная рама
щеткой надраил пальцы
только бы не запачкать
железный умывальник
синий

теперь о небесах
небеса сияли

погиб! к чему теперь пустоты
к чему бетховена картечь
пора собрать глухие ноты
свернуть их в трубочку да сжечь

пускай заветные пылают
как некогда развратный рим
напрасно камни собирают
напрасно разгоняют дым

всяк сущий своенравно тонет
но пред пучиною равны
и вы — разумные невтоны
и вы — блудливые сыны

не вымолвить не разомкнуть уста
не рассказать о скудных переменах
здесь в скорлупе намеренно проста
одноголосая сирена

что прикололо след гиперборея?
ответить коротко: я ничего не знал
сомкнулись холода и все тесней мертвее
географический журнал

средь позлащенных льдин велением тревоги
летит стремглав кораблик удалой
и тычется ужасная минога
разбухшею иглой

как будто горним телескопом
природа вооружена
и прокатиться по европам
дуняша бережно должна

то под ярмо склоняя выю
а то вприпрыжку набекрень
ей шлет браслеты роковые
люциферическая тень

«но будь же милостив лукавый!»
душа с изнанки говорит
«гляди за этой переправой
отшельный расположен скит»

кто исповедыватъся станет?
ужели я? да отчего ж?
когда бы в шелковом кармане
окровавленный спрятать нож

дуняша! дуня! сука! впрочем
пора пожитки уминать
вы ропщете? да нет не ропщем
хоть собирались возроптать

когда в харчевню трубка призовет
лисиц на разговор
как примула хозяин расцветет
и выплывет во двор

и фарисеям объяснит насквозь
зачем звезда указывала путь:
«до балюстрады море поднялось
да вот грозит перехлестнуть»

украшу дубовым листом свой жребий
лентой стяну трехцветной
лаковую шкатулку
не туда ли кащей запрятал
яйцо в яйце наперсток
выклевать стеклянные очи
выколоть птица хотела
да — я гроздь черники
на лотке забытой
да — я кликушеский вопль
да — я заснул по дороге в дельфы
у придорожного камня
папорот — мое одеяло
булыжник — подушка
луна — поводырь
фракийские мальчики
спутники в странствиях
у ручья оставляю эти записи
завершенные в день разлуки
с лучшим из смуглых
и терпеливых

нет житница еще горит
и вот собака расписная
расскажет косным языком
как тошно ей под каблуком
и психопатией задеты
плетутся вечером в кабак
друг друга приобняв итак
один в вельветовом плаще
другой с зелеными глазами
над ними скудная звезда
блестит какими-то лучами

в чем тайна кроется подчас
полузатопленная лодка
и окровавленный платочек
и новолунье в камышах
так замирает детектив

но через три десятилетья
совсем отстирывают кровь
луна меняется в объеме
из жижи вылезает лодка
как пробка в гулком кабаке

цветет вода сияют латы
что обновленные заплаты

чуть опрокинув темное стекло
сказала мелодично: я читаю
записки анны вы —
рубовой она без ног жила под паровозом
но вот спласталось всё и кони люди
шипами иглами пошли платонов да филонов
истеблишмент мне верно ненавистен
сирокко с побережья клеопатры
колючие докучные песчинки
позволите — я голову прикрою
удобен абажур из детской кожи
он преломляет тайные лучи
как бонвиван соломенную шляпу

но вот приехал армавир в анапу
а там глаза открылись в тростниках

ты знаешь про сиамских близнецов
они срослись боками кровь и лимфа
всё время булькали перетекали
в палатке жили ветхой
оставался
подарок от заезжих англичан
ореховая колбочка с секретом

развоплотиться? только плоть мешает
артерии не пропускают спирт
и с эвкалиптов демоны взлетают
в громокипящий мир

что в ангельском посольстве горевать?
желтеет страсть в проломленных пенатах
теперь уместно ворковать —
осока заводей крылатых

все скроет обойдет — так лимонад
стекает по распаренному телу
не выскочить не отступить назад
скользит страна и скудные пределы

то стянутся то отпадут но вот
да — крепостной шофер! да — мужичок бездомный!
всю эту вязь убогую прорвет
теперь у сердца он и уж рычит огромный

удар хвоста — и плещется вода
автомобиль под нежный лед стекает
и шиной яростной гремучая звезда
в остывшем чае умирает

добротной жизнью стоит погореть
в каком-нибудь беспечном ридикюле
сверкал ли этот нож? секла ли эта плеть?
когда мы встретились? — мне помнится в июле

но не тебе триремой бороздить
чертежные бесчувственные воды
так девственница тщится приручить
пантикапейскую природу

вконец запутавшись в сетях рыбацких вкось
и поперек затянутых заливом
тащи наживу тать! снимай бушлат матрос!
не ты ли так ревниво

«из пушки на луну» — в июле бормотал
покуда стражники затеяли тревогу
и жертвовал таврический причал
казенный дом сарматскую дорогу?

как не сойти с отравленных небес
сюда в запекшуюся соду
пока не растворился не исчез
в терновнике исхода

спеленутый раскрашенный двойник
по-диккенсовски пристального тома
покуда арестант июльский сник —
от молний он оглох ослеп от грома

как механический зверек
зловредно растревожен
вдруг натыкаешься на слог
а он и невозможен

долгоиграющей тюрьмой
затянутый умело
придется выдернуть самой
беллерофонта стрелы

так оказаться не у дел
в уродливом сюжете
берешь мальчонку на прицел
а он и не заметил

как грозно выщипана бровь
набухла грудь у сучки
покуда впитывает кровь
любовные колючки

отшельник батискаф и мантия хмельная
каким ключом ни отопрешь ларец —
в обломках караван-сарая
все скалится мертвец

надежно погребен засыпан требухою
на весь подземный мир стозевно голосит
и как загнать его немеющей рукою
во гроб повапленный в хрустальный этот скит?

в устах гудят и фауна и флора
и дети жадные осколки перетрут
чтоб отыскать средь тесного раздора
запрятанный искусно изумруд

и счастье и покой и хуй и воля
скрип ювелира в темной глубине
ненастный петя в тощем коридоре
куст менструальный на стене

так — не владельцем конного завода
так — не пинки наездника терпеть
в горсти у молодого антипода
под жадным пальцем заблестеть

там вдруг почувствуешь какой-то нежный смрад
тут полыхнет чертеж средневековья
здесь свалится стремительный снаряд
цветком на изголовье

се говорит эдемская гроза:
чуть обожди все сменится местами
раздвинутся пески и расцветет лоза
мясистыми листами

когда в роскошном пиджаке
а может быть джордано бруно
а может шелковый китаец

ты сука бросил погубил

но вот предстану ганимедом
телескопической рукою
движенье мерное сбивая

и доберусь и придушу

и отчего бы не поверить
и отчего бы не запомнить
бежит лисица по стерне
чугунные волчицы груди
а зайчик нежный и кудрявый
так непростительно убит

и робб-грийе не довелось писать
а что косноязычному де саду
молись чтоб выпила кровать
бесстыдную прохладу

нет не под шорох ветерка —
в чертополох аида
туда — в суглинок позвонка
тупой кариатиды

вонзить в ночном полубреду
спеленутое жало —
шел — и свалился на ходу
пружина завизжала

и смолкла гул затих «октавио пойдем
печально здесь тревожно
поодаль блещет водоем
в нем искупаться можно»

«но нет — чуть слышно отвечал —
там не поют сирены
а мне милей теперь кимвал
и топот мельпомены»