Михаил Лопатто - Сердце ночи

Из пены кружев возникали
Покатые холмы.
О как пленительно в начале
Робеем мы.

Не скинув праздничного платья,
Так сладко вместе лечь,
К устам прижать, сомкнув объятья,
Припухлость плеч.

Я замираю, я немею,
Кружится голова.
Целую волосы и шею
И кружева.

Здесь не жарко. Алы губки.
Вся ты в белом. Влажен взгляд.
В голубом фамильном кубке
Пузырьки вина блестят.

Возбуждаясь легким хмелем
И небрежной лаской рук,
Переводишь ты к постелям
Взор, будящий сердца стук.

Торопливо сбросив платья,
На простыни сладко лечь.
Как волнующи объятья,
Бархатиста кожа плеч!

По желтоватым занавескам
Заря отливами легла.
Таинственным мерцают блеском,
Без рам, большие зеркала.

В них лунный сон еще гнездится
И спящая отражена,
Вся в кружевах. Черны ресницы,
И плеч округла белизна.

Но луч на все кладет румяна
И тонкой пылью золотит
Флакон Герлена и Леграна
И черный твой Александрит.

Моей души прозрачно дно
И ничего в ней нет.
Лишь бледно-желтое вино
И легкий смех Марьет.

Летит бесшумно в ночь мотор,
И ласков лисий мех,
И мне отраден темный взор
И легкий, легкий смех.

Всегда с огнем нестись вперед,
Сливая свежесть уст.
О мрак ночей! О плавный лёт
И взор, который пуст.

Ты сидишь в углу дивана,
Нервно комкая платок.
Тонко-тертые румяна
Оживляют бледность щек.

Как всегда изящны позы
И надушен пряно мех.
Для меня же боль и слезы
Прикрывает громкий смех.

Наша близость все печальней,
Все измученней сердца.
То, что было в нашей спальне, —
Признак близкого конца.

Еще бледна ты и безвольна,
И грусть легла у слабых уст,
Но так покорно, так безбольно,
Так упоительно я пуст.

У зеркала для туалета
Ты пудришь лоб, лицо склонив,
И нежно просишь, неодета,
Чтоб застегнул я сзади лиф.

Но я изнеженно и кротко
Влюблен, упав на скользкий пол,
В твою неровную походку
И в твой надушенный подол.

Побудь еще полуодета,
Склонись, улыбкой опьяня,
И здесь, на холоде паркета,
Люби безвольного меня.

Твой горький рот, пропахший никотином,
Так сладостно с моим играет ртом,
Твой темный взор, доступный всем мужчинам,
Так полно отражен в моем.

И меж грудей пахучая долина
Горит огнем моих безумных губ.
Прильнул, дышу отравой никотина,
И падаю, как труп.

Чужие люди подходили
К тебе смеясь.
Казалось, в мире все забыли
Про нашу связь.

С тобой любезничал мужчина,
А я бледнел
И, нагибаясь у камина,
Ладони грел.

Конечно так: «ничто не вечно».
В твоем саду
Я только странник, только встречный,
И я уйду.

Глаза, голубые когда-то,
Опавшие в сети морщин
(На фоне багряном заката,
Над паром зеленых долин!)

Сидим на скамейке бульвара.
Под ветром укуталась в мех
(Тепло и духи будуара,
Касания, в дрожи, и смех!)

У лаковых плит пьедестала
Дочурка (похожа, светла)!..
Взяла за рукав, прошептала:
«Ты помнишь? Но та умерла…»

Веселье с песней сплетено вокруг стола.
Остроты, ласки и вино вокруг стола.
Желанен каждый гость, и есть для всех венок,
И каждый дружбы лишь звено вокруг стола.
Мы пьем из кубка одного: не хочешь — пей!
Эрота славить нам дано вокруг стола.

Как нежно, без косметики, румян, кто любит,
Благословляет розу и бурьян, кто любит!
Богатства копишь ты, о радости забывший,
Но что тому товаров караван, кто любит!
Скопец угрюмо пьет, один в кругу бутылок,
От первого бокала томно пьян, кто любит.
Тот за столом пленительной чертой отмечен
И звездным светом тайно осиян, кто любит.

Только пленных песен звуки,
В кольцах матовые руки,
Легкий вздох, цветная шаль…
Нет, не хочется шербета.
Слишком сини волны света,
Пахнут розы и миндаль.

Кременистая долина,
Сакли, чахлая маслина,
Птица в клетке — все в плену,
Не спускаться с плоской крыши,
Петь, а песня тише, тише,
Словно просится ко сну.

Брат, проснись! Пропел петух свежесть зорь,
Усыпляет рои мух свежесть зорь.
Уговор: не трогать роз, скромным быть,
Восхваляя, как евнух, свежесть зорь.
На попойке шумной ты был вчера,
Тем отрадней встретит дух свежесть зорь.

Еще вчера, тосклив, мятежен,
Ты банк нерадостный метал,
И словно воздух был разрежен,
Так жадно ты его глотал.
А нынче на душе ни тени,
Забыт румяных карт узор,
Сигару куришь, полный лени,
Роняя пепел на ковер.
Визжат стрижи в эфире блеклом,
Внизу газетчики кричат,
И жарко солнце бьет по стеклам,
И новой радостью ты рад,
Что не забыло сердце биться,
Что день — затейливый роман,
Где утро — первая страница,
А вечер — отдых и кальян.

Радость, гостья хлопотунья,
Целый день в груди пропела,
Лишь с закатом присмирела
И нахохлилась, летунья.
Что же ночью: быть веселью,
Друг придет с вином и песней
Или станет все чудесней, —
Будет муза в нашу келью.
Иль, накинув шубку кунью,
Ты придешь под эту крышу,
И опять, опять услышу
Радость, нежную певунью.

Всех городов пышней Сидон гостеприимных,
Из тесных уличек сплетен гостеприимных.
На вертелах дымится жир и вина сладки,
И звонкий слышен щебет жен гостеприимных.
Румян от солнца и пути за стол садишься,
Рабынь толпою окружен гостеприимных.
Догадлив ты: в тенета роз был пойман ловчий
И негой двух сестер пленен гостеприимных,
Но скромный не откроет, в чьих объятьях смуглых
Отраду ласк вкушает он гостеприимных.