Светлана Сырнева - Избранные стихи
Памяти Юрия Кузнецова
Все ушли. И всех не спеша
ассосала земля сырая.
Верю я, что бессмертна душа —
но что ей делать в пределах рая?
Жить без Родины, без родни,
вечно жить без слез, без печали.
Боже! Хотя бы поэтов на землю верни:
вечного счастья они не желали.
Господи! Я тебе говорю с Земли,
из России, из временного приюта,
пересыльного пункта, куда мы на миг пришли
и к другому стремиться должны – к чему-то.
Здесь, понять все сущее торопясь,
в ковылях бродя, застудясь в метели,
безотчетным слепком душа снялась
с неуютной русской своей колыбели.
Здесь играли огни новогодних сел,
и весенних рек неслись круговерти,
и не каждый силу в себе нашел,
видя это, готовиться к смерти.
Вот и дождь устал, вот и дальний гром.
И мечтает поэта душа живая
по родным просторам бродить с пером,
никого не помня, не узнавая.
Соловей поет, и гуляет плес,
и цветут цветы на могилах милых.
Если правда жил среди нас Христос,
то и он разобраться во всем не в силах.
2004
Цветы
B.E. Ковскому
Ты спишь в суете новостей городских
прижизненным сном суеты.
А здесь, в стороне от потоков людских,
цветут на газоне цветы.
Здесь осень сомкнула свои купола,
здесь жилы Вселенной легли,
и красная лава к ногам изошла
из самого сердца Земли.
Пылает газон негасимым огнем,
ничто ему ветер и дождь.
И вечная тайна содержится в нем,
которую ты не поймешь.
Как будто, сойдя с иноземных орбит
в единую точку тепла,
неведомый разум безмолвно скорбит
о жизни, что мимо прошла.
Отсюда ты в небо ночное взгляни,
как в черный, погибельный ров,
где светятся звезд бортовые огни
пред самым крушеньем миров.
И может, давно уже небо мертво,
и наша погибель близка,
а ты не успел, не успел ничего
за долгие эти века.
2004
Гоша и Кот
Каморка у Гоши похожа на старый комод
под лестницей черной, где окон, естественно, ноль.
Сюда же прибился какой-то сомнительный кот,
и оба живут, как живет перекатная голь.
У Гоши по пьянке давно уже выбили глаз,
трех жен поменял он, по свету рассеял детей.
Кот вылез с помойки на Гошин горелый матрас,
пригрелся – и счастливы оба без лишних затей.
Сам Гоша в дымину и в стельку дней семь или шесть,
гнилая махорка до слез прокоптила тюрьму.
Но кот не перечит, и даже, коль нечего есть,
то Гоша хоть луковку все же, но кинет ему.
Ты словом недобрым худую судьбу помяни.
Непросто мужчине без глаза, тудыть тую рать!
Мы знаем о счастье не больше, чем знают они,
когда по сугробам бутылки идут собирать.
Они доходяги, и кто-нибудь скоро помрет:
не кот – значит, Гоша, хотя он еще не старик.
Но лучше б, конечно, чтоб раньше скопытился кот,
ведь Гоша за долгое время к потерям привык.
Он водкой заглушит, он будет глядеть в темноту,
а пьяные слезы – они, как известно, вода.
Но если ты, Гоша, подохнешь – не жить и коту,
ведь горя подобного не было с ним никогда.
2004
Кривая березка
Ларисе Барановой-Гонченко
Это давнего, дивного детства весна,
где природа блестит, оживая.
И опять во все стороны света видна
в чистом поле березка кривая.
Пусть убога, мала, не на месте взошла
и над пашней шумит, не над лугом —
осторожно ее борона обошла,
не задело родимую плугом.
Кто ее уберег для себя и детей,
кто пахал этот клин худородный?
Фронтовик, навидавшийся всяких
смертей, иль подросток деревни голодной.
Это было в далекой советской стране,
это есть колыбель и обитель.
Вот он едет в село на железном коне —
работяга, отец, победитель!
Это жизнь, это в космос Гагарин ушел,
и туда же качели взовьются.
И ребенка спросонья сажают за стол,
где раздольные песни поются.
Это миф, это клад, потонувший в веках,
и подобного больше не будет.
Я спала – и носили меня на руках
богатырские русские люди.
Из огня, из беды вынимали на свет,
в руки добрые передавая.
И стремительной жизни глядела вослед,
удалялась березка кривая.
2004
Маме
Только травы одни наклоня,
ветерок пробегает упрямо.
Здесь когда-то жалели меня
и деревья, и птицы, и мама.
Через адские муки земли
вы себе находили дорогу,
но любить меня так же смогли,
как беспечно счастливые могут.
И в деревне, пробитой насквозь,
под ветвями ничейного сада
столько счастья когда-то сошлось,
что иного поныне не надо.
Теплый дух все идет от межи,
где когда-то строенья стояли.
Положи мне постель, положи
в чистом поле любви и печали!
И пускай, охраняя постель,
под созвездьями счастья и воли
с криком бродит всю ночь коростель,
не видавший ни горя, ни боли.
Зарастают лихие года,
зарастает и счастье простое.
Нас с тобой не поймут никогда,
потому что того мы не стоим:
мы с тобой из войны и вины,
из какой-нибудь древности вещей —
оттого-то и нет нам цены,
как навеки утраченной вещи.
2004
Мост самоубийц
И я была молода.
Жила и не уставала.
В лихие мои года,
сгоревшая, восставала.
И память о том жива —
хрустальная вся, без фальши.
И, стало быть, не права судьба,
что случилась дальше.
И я на земле живу,
но жизни не ощущаю.
И снится, что наяву
сама себя защищаю.
Еще не пустились в рост
весенней земли подарки,
но вытаял черный мост
над бездною в старом парке.
По образу своему
душа его сотворила.
Идет толпа по нему,
плюющая через перила.
И каждый верит в любовь,
в случайную чью-то милость.
А в бездне скопилась кровь,
пустая тара скопилась.
Кругом летела зола,
и ветер клубился, воя.
Я мост одна перешла,
а мы выходили двое.
На черной той полосе,
где я ничего не значу,
ты сам захотел, как все,
любви, добра и удачи.
И я проходила тут,
роняя слова скупые,
где первыми упадут
разумные и слепые.
2004
Осенняя оборона
Сгинули ласточки и соловьи,
холодом веет от поздних восходов.
И на пустые дороги твои
яблоки падают из огородов.
Грозных рябин загорелись костры,
яростно светят из каждого сада.
Блещут лопаты, стучат топоры,
словно бы строится здесь баррикада.
Лег бы и ты в эту пору, уснул —
душу усталую больше не трогай —
но урожая торжественный гул
неумолимо висит над дорогой.
Что ж, разбирай подъездные пути,
люд угнетенный, но не покоренный!
Брюкву вытаскивай, тыкву кати
в общую цепь круговой обороны!
Полные бочки, тугие мешки,
вилы, сусеки, корзины, корыта —
все выворачивай! Все волоки!
Это – последняя наша защита.
Солнцем вспоенная, влагой земной,
тяжких трудов результат и награда,
крепко стоит за твоею спиной
полная жизни живая громада.
Наши леса не пропустят врага,
золотом блещут победно и ново.
И, упирая крутые рога,
в каждом дворе воцарилась корова.
2004
Провинция
Здесь погибельный бор на судьбу ворожит,
по болотам чернеет вода,
и глухая дорога в канавах лежит
не затем, чтобы ездить сюда.
Сторонись этих горьких, нехоженых мест,
неизменных на тысячу лет!
Здесь вдали от столицы содержат невест,
чтобы царский не застили свет.
Здесь и солнце гуляет, и бродит луна,
вольный ветер летит, просвистав.
И свободно заносят сапог в стремена
Светобор, Любомир, Родостав.
И покуда невеста таилась вдали,
и пока она тихо ждала,
королевич объехал все тропы Земли,
всех дворцов повидал купола.
По весеннему небу плывут облака,
светлый вечер печалью согрет.
Он, конечно, приедет, – но жизнь коротка,
и царевны давно уже нет.
Значит, можно обратно отпрянуть во тьму,
значит, сказки не то говорят!
Тут и выйдут из леса навстречу ему
Светобор, Доброслав, Коловрат.
2005
* * *
Это сон, это слишком опасная тишь,
значит, лед на стремнине расколется.
Это двинулась жизнь, и, покуда ты спишь,
подступает вода под околицу.
Твой поток беспощаден, твой рокот силен,
неумолчная ночь разрушения!
И таинственным гулом весь мир населен —
гулом гибели и воскрешения.
Ни единая в небе не светит звезда
над лесами, полями, бараками.
И спасенье идет, как приходит беда, —
оперенное теми же знаками.
Пусть над черною бездной белеет окно
и глядится в свое отражение,
но на части разъять никому не дано
своевольной свободы движение.
Это завтра наступит пора ремесла —
время тяглое, чистое, мутное.
И не вспомнит река, как она унесла
все мосты и заслоны минутные.
2005
Дождь
