Галактион Табидзе - Стихотворения

О, не единожды с неба
Сияла тебе звезда!
Не раз и не два во гневе
Оглядывалась беда!
Но ты ведь постиг отлично
Суть заверений и прав —
Скоро окажется лишним
Твой неуживчивый нрав.
Тише, голубчик, спокойно,
Сядь, не бесчинствуя впредь.
Ты не на игрищах конных,
Здесь не небесная твердь.
Господи, что им Гекуба!
В сердце огонь притуши
И осуши этот кубок —
Рядом-то ведь ни души!
Лучше, как прежде, доверься
Таинственным мелочам
И не таи по ночам
То, что загадано сердцем.
Даже на кленах — вериги,
Даже в лесу — фонари…
Хватит, захлопнули книгу
Этой последней зари.

Горы пустынны. Сосны дремучи.
В башне мерцает, гаснет свеча.
Ветер холодный. Хмурые тучи.
Дождик по кровле бежит, стуча.

Что непогода для тех, кто дружен!
В башне уютно, а ночь долга.
Мужу горянка готовит ужин
В пламени жаркого очага.

Ветер, утихни! Но ночь во власти
Бури мятежной, и дождь упрям.
Чтобы в жилье не впустить ненастье,
Быстро горянка идет к дверям.

Видит: желтеющая полова
Ветром раскидана по земле;
Кто-то, спускаясь с холма крутого,
Гонит овец в непроглядной мгле.

Стелятся по волнам зыбко
                         тени лунных вымпелов.
Я твою полуулыбку
                         выхлопочу, вымолю.
Запущу по глади лодку,
                         полную капризами,
Полоща стихами глотку,
                         хоть тобою признанный.
А лучи ложатся мнимо,
                         из обманов сотканы…
Плыть с тобой в полуобнимку
                         довелось мне все-таки.

Мир состоит из гор,
Из неба и лесов,
Мир — это только спор
Двух детских голосов.

Земля в нем и вода,
Вопрос в нем и ответ:
На всякое «о, да!»
Доносится «о, нет!».

Среди зеленых трав,
Где шествует страда,
Как этот мальчик прав,
Что говорит: «о, да!».

Как девочка права,
Что говорит: «о, нет!».
И правы все слова,
И полночь и рассвет.

Так в лепете детей
Враждуют «нет» и «да»,
Как и в душе моей,
Как и во всем всегда.

Ожиданье ли сердце тревожит,
Или тайная мучает дума,
Что не раз еще вырваться может
Огневое дыханье самума…

Вновь мне снятся траншейные ходы.
И, отчаяньем сердце наполнив,
Снится в скалах раскат непогоды,
Снится отсвет полуночных молний,

Это танковых гусениц скрежет.
Это ливней свинцовых работа.
Луч прожектора шарит и режет
Черный мрак по следам самолета,

И в ответ на огонь орудийный,
На рычанье стомиллиметровок
Это стонут седые вершины,
Это эхо ущелий суровых.

Желто-серые, ржавые тучи
Закрывают багряные выси…
Может быть, этот сумрак гнетущий
И прорвется внезапно к Тбилиси.

Нам, поэтам грузинским, не внове
Сумасбродства кровавой метели,
И мы знаем, в какое становье
Занесет Сюареса с Клоделем.

Мы же станем — во имя отчизны —
Там, где огненный ангел простерся.
Новым дням отдаем свои жизни
Мы, грузинской земли стихотворцы.

Город изглодан тоскою и горем:
Окна ослепли и скованы скверы.
Ленин недвижен. Но двинулось море,
       Круша непогоду.

Хлынуло валом в закрытые двери.
Настежь! Дорогу слезам непокорным!
И голосят, надрываясь, валторны,
       Рыдают фаготы…

Я до конца осушу эту чашу,
Выпью до дна, как целебное зелье.
Город изглодан тоской и горчайшей
       Отравою вспенен.

Ленин — постыдного выстрела жертва,
Двух сатанинских кровавых метелей,
И всё же: трех революций бессмертье
       И сретенье — Ленин!

Знают апостолы ленинской веры:
Снежной мечтой запорошены избы,
На перекрестках железного века
       Стоит пролетарий.

Это — весь мир ожиданьем пронизан,
Это — племен угнетенных соцветья
Светом, воистину новозаветным,
       Планету одарят.

Клонятся долу победные стяги,
Близятся сроки всемирного лада,
Сбудутся в душах добра и отваги
       Земные заветы.

Город повержен, разбита блокада,
Сникли сполохи гражданских пожарищ,
Но приближается время, товарищ,
       Восстаний всесветных…

Цари, как тени, канули в безвестность!
И хлынуло возмездье через край:
Земля разверзлась, и умчались в бездну
Карл, Фердинанд, Вильгельм и Николай.
Но не о них повем мои печали,
И не о них скорбит мартиролог —
В тот грозный год к бессмертию отчалил
Сердец державный повелитель — Блок,
Покинул мир Сен-Санс — король созвучий
И Никиш властный завершил свой век.
Настигла многих роковая участь,
Лишь я один погибели избег,
Лишь я один, подхваченный метелью,
В той огненной купели был крещен,
Чтоб донести в грузинские пределы
Благую весть о том, что мир спасен.

Ползут по Военно-Грузинской дороге
Еще до рассвета в Тбилиси арбы —
С орехом, с вином и с мешками пшеницы,
И с воза переднего смотрит возница,
Наш парень Китеса, на речку и лес.
Вдали показались окрестности Мцхета.
«Какие дома-то!
Кто выстроил это?»
Вдруг взвыла сирена, промчалась машина,
И буйволы смотрят с испугом: «Эхма!..
Чудовище, видно, свихнулось с ума!..»
Вдруг кто-то огромный жужжит и вертится:
Смотрите, ведь дом пролетает, не птица!
Но вот рассветает. Опасность прошла.
И громко запел мой земляк из села.

Стряхнув старье листвы, пустынный
В покое почивает мир.
Забыв о бурях, у камина
Ты бережешь тепло и мир.

Но не найдешь отдохновенья,
Ревниво сохранив в тиши
Яд одинокого презренья
И заклейменный бред души.

Но в чуждой дали, в горнем мире
На перепутье удели
Мне пустоту небесной шири
И гнев мятущейся земли.

Лес в легкой кисее тумана
Почиет в мирной тишине.
Смотри, закат в горах — как рана,
Напоминает обо мне.

Пускай корабль вперед стремится;
И в урагане и в тиши —
Везде схоронена частица
Моей мятущейся души.