Владимир Нарбут - Стихотворения

По полю мчится, как синяя птица,
В ступе — без упряжки, гика, коней…
Будет звездами ли ночь золотиться?..
Травы в слезах поувяли за ней.

Следом — межой, детворою пробитой
В лес: землянику на стебли низать,
Въехала. Ржами запахло. Ракита
Стала без ветра ветвями качать.

Ближе, все ближе летит к чернолесью…
Вот и кустарник пошел под овраг.
Миг и — на посвист визгливую песью
Песню уныло завел жуткий мрак.

Плачет и стонет, хохочет, смеется,
Тихнет, рыдает, гремит и шипит.
Див ли в осине, запутавшись, бьется?
Топот гудит ли стоногих копыт?

Пляшет ли плясы на свадьбе Нечистый?
С Лешим кумится ль, сама — не кума?
В небе от звезд золотая мониста,
Темная душная ночь, как тюрьма.

Надо цветам под росою склониться:
Веет в кустах предрассветным теплом.
— Думаешь ты: то зарница, как птица,
Машет вдали огнецветным крылом.

Как неожиданно и скоро
Прихлынул вечер на село!
Сиренев гребень косогора,
Как робкой горлицы крыло.

Еще дрожащей нитью длится
Заря, клубок свой домотав.
Но дремлет ветхая каплица
На перекрестке — у атав.

А перетлеет заревая
Червонно-огненная нить,
Взойдет на склон звезда живая,
Чтоб мысль тревожную манить.

И ночка теплая настанет:
Взопреют влажным медом ржи,
И ветер запах их протянет,
Как паутины — от межи.

Костер догорел. Позолота
На углях краснеет. И вот —
Все явственней дышит болото,
Все к топи поближе зовет.

Вода по криницам и в речке —
Темнее, теплее, чем днем,
Как будто бы греется в печке
Над адским невидным огнем.

Там мгла ядовитая бродит
По топи, вкруг черной ольхи,
Качает и веяньем водит
Зернистые красные мхи.

А тут — на косе косогора —
Курень и ребят полукруг,
И дед в кожухе — для надзора,
Чтоб кони в атавы на луг

Уйти не могли из левады.
И ночь накликает уж сон,
И полон знакомой услады
И звездных роев небосклон.

Уж угли в чешуйках сизевших
Поблекли под пеплом седым,
И стая утей, просвистевших
Вверху, расползлась, точно дым.

А кони в лощине, как в яме,
Находят кусты сладких мят
И, фыркая мирно, цепями
Ног спутанных гулко звенят.

Раскрыла матовые листья
И белым цветом зацвела:
Май был Апреля серебристей,
В лесу теплом бродила мгла.

Цвела и снегом осыпала
В траве неровной лепестки,
Пока сама вся не опала,
Не стали пестики легки.

Тогда тянулась к солнцу ближе —
Как плохо малой быть весной!
Но солнце нагибалось ниже
И разливало марный зной.

И загорали, как румяна,
Еще незрелые плоды,
В себя вбирая сидр с поляны
Прозрачной дождевой воды.

Лес для старух уже постился
Грибною дружною гурьбой.
А день за днем назад катился,
Как шар стеклянно-голубой.

И вот, однажды, на рассвете —
Когда Природа уж вошла
В знак Близнецов небесных, — дети
Толпой ввалились из села.

И ожил лес многоголосый:
Гам, трескотня, ау-ау,
Как ослепительные косы,
Срезали мерную листву.

И по поляне росно-сизой
Зелено-яркий лег след ног,
Меж тем как заревые ризы
Златили облачный чертог.

Горело утро. А ребята
В росе ныряли средь ветвей
И из-под бархатного мата
Искали ягод покрупней.

И кто в поливяную кружку
С чуть розоватым ободком
Бросал за красной дружкой дружку,
Приметя под кустом тайком;

Кто на высокую былинку
Низал ряды красивых бус;
А кто, снимая паутинку
С листа, уж ягод мягкий вкус

Во рту вдруг ощущал… И нежно
Так таял алый леденец!
И солнце в глуби безмятежной
Надело голубой венец.

Но девочка, закинув косы,
Дары сбирала земляник:
Жжет в ноги холод, каплют росы,
А профиль худенький поник

И, приподняв травы листочек,
Следит он умно над цветком,—
Как много золотистых точек
На спелой ягоде кругом!..

Твои жестокие напевы,
Как коршуны, терзали душу мне.
Луна рассыпала все севы,
И сад был белый в меловой стене.

Казалось бледным и зеленым
В тени твое склоненное лицо.
Рояль сквозила нежным звоном.
Вздыхая про заветное кольцо.

И, очарованный, боялся
Пошевельнуться, даже тихо, я…
А с пеньем стон переплетался,
И жалил свист — влюбленности змея.

И вдруг я понял откровенно,
С уже обрызганным росой лицом,
Что в этой лунности мгновенной
Сидел я — пред поющим мертвецом…

Дни холодней и глубже. Будто клином.
Уходит каждый в даль полей.
И шелестится по долинам
Листва сгоревших тополей.

А в хуторском саду, за хатой,
Стоит святая тишина.
И в ней, чуть серп взойдет рогатый, —
Былинка каждая слышна!

Дни иссякают: все короче
Их серебристый перелив.
Зато растут длиннее ночи,
И как их терем молчалив!

Чуть тлеет месяц. За плетнями
Бахчу дозорят сторожа
И жмутся перед куренями,
В овчинных кожухах дрожа.

А гулкий холод к утру пробегает
По черноземной полосе.
И долго изморозь сверкает,
Белея в жнивье — на овсе.

Еще стоят в аллеях песни,
Целительный точа покой.
Но за скамьей жердины лестниц
Поломаны чужой рукой.

Еще вчера дары снимали —
Груш, яблонь круглые плоды.
Сегодня в синеве эмали
Недвижны яркие пруды.

И Лета красные улусы
В горниле опаленных дней!
Лишь яблок розовые бусы
Благоухают все сильней.

Лесное золото опенок
Покрыло урожайный год.
Уйдя из-под надзора нянек,
В кустах аукает ребенок
И голос звонкий подает.
А девочка у пня. Как пряник,
К коре какой-то гриб прирос.
И в бледном кружеве берез
Он розовато-нежен. Славно
В лесу безветренном, нешумном!
Вон, сквозь просеку, своенравно
Скирды желтеются по гумнам.
И кажется все детской сказкой:
Опенки, золото и тишь…
Пред медуницей-синеглазкой,
Расцветшей поздно, в сне стоишь!..
И числишь грустно и напрасно, —
Как осталось немного дней,
Когда, как дети, мы прекрасно
Следим жизнь проще и ясней…

Уж дни заметно коротают,
И аист грустно смотрит в даль,
Где вереницей птицы тают.
И у меня в душе — печаль…
Да, скоро быть гнезду пустому!
И на задымленной трубе
Никто не сгонит дней истому,
Покорную своей судьбе.
Зачем мне осень золотая,
Когда опять я одинок!
Вот птица села, отлетая,
В гнезда чернеющий венок
И смотрит умными глазами —
Поджарая — на все пути…
И грустно так, что тени сами
Мне шепчут тихое — прости…