Александр Твардовский - Василий Тёркин

30 Смелым будь со страха.

Помни все, однако.

42-44 Как, друзья, ни горько,
Как ни что, а надо бить,
Бить его — и только.

59-60 Может, что-нибудь про нас
Доброе напишут.

61-64 Да прикрасят, да приврут,
От себя добавят,
Чего не было. Но тут
Дела не поправить.

Горевать из пустяков
Нам не стоит, братцы.
То ж стихи. А от стихов
Дети не родятся.

209 Кровь течет, дела табак.

214 Сдохнуть с мокрыми ногами,

215 И пораненным плечом.

215 Жалко жизни, той жестянки,

250 Или снайпер с автоматом,

279-282 Поправляйся, парень бравый,
Отдыхай себе в тепле…
Без тебя идет кровавый,
Смертный бой — не ради славы,
Ради жизни на земле.

9 Воевали — не гуляли.

После 97 Что-то медленно по слуху
Подбирал, как будто лень,
На гармонь склонившись ухом,
Шапку сдвинув набекрень.

208-209 Как там ни было — на фронте
Случай может быть любой.

15 Как покорная подруга,

93-96 А хозяин плутовато
Гостя под локоть: — Дела!
Вот что значит — мы, солдаты —
Ни за что бы не дала…

145-156 — Что ж, не знал. Не та эпоха.
Воевал и так не плохо.
Но и ты отметить рад,
Ничего, видать, солдат.
— Говоря иначе — воин,

162-164 Отпихнем ли за межу?..
— Погоди, отец, наемся,
Закушу, тогда скажу.

162 Неприятеля побьем?

Потерял боец кисет,
Заискался, — нет и нет.

Говорит боец: — Досадно,
Без кисета хуже нет.
Потерял жену. Ну, ладно.
Нет, так на-тебе, — кисет!

Без кисета жить бойцу
Неудобно. Не к лицу.

Незадачный номер вышел,
Столько вдруг свалилось бед.
Потерял боец детишек
За войну. А тут кисет.

Без кисета разве жизнь —
Хоть под бомбой не ложись.
Кабы годы молодые,
А не слишком сорок лет.
Потерял края родные
Человек. И вдруг — кисет

Головной вернуть убор
Потерять голову

Хорошо, брат, холостому,
Нет тоски такой по дому.

Мне б денек один хотя бы.
И скажу — не так до бабы,
Как до деток…

Холостому? Это точно,
Это ты, как угадал.
И, поверь, что я нарочно
Не женился. Я, брат, знал..

Tам сидели мы с одной…
(чувство близкой утраты всего)
Вот что, милые друзья,
Потерять жену не стыдно,
Потерять башку обидно.
Потерять кисет с махоркой
Человеку тоже горько,
Потеряешь — не найдешь.
Потерять страну — нельзя.
Потеряешь — не найдешь
Не найдут потомки наши.
А найдут, то так нескоро,
Что забудут нас с тобой.

123-126 Без кисета, как я вижу,
Ты вояка никакой.
Не годишься. Ладно, рыжий,
Принимай подарок мой.

127-130 Принимай, я добрый парень,
Мне не жалко отдавать,
Мне еще пять штук подарят
Вместо ордена опять.

Поединок

Ночь. Идут в разведку двое.
Светит снег, а все ж темно.
Охраненье боевое
Позади уже давно.

На пожарищах деревни,
На земле торчат ничьей
Обгорелые деревья
У обрушенных печей.

За пустынным, странным тыном,
За какой-нибудь стеной —
Ни собаки, ни скотины,
Ни одной души живой…

Хлопнул выстрел близко где-то,
И, склоняясь на восток,
Поднялась, пошла ракета,
И за ней — наискосок
Поднялись — другая, третья,
Освещая все вокруг.
И рванул, хлестнул, как плетью,
Пулемет.35

— Ползком, Савчук.

Снова снег мерцает синий.
Стихло все.
— Ты что, Савчук?
— Теркин, друг, лежу на мине…
Вася, милый, мне — каюк.

Теркин — к другу. Сам встревожен
— Эх, товарищ боевой,
Что со смерти слезть не может,
А лежит на ней живой.36

И с мальчишечьей отвагой
Руку — в снег:
— Позволь-ка, я…
Будто рака под корягой
Достает: а вдруг — змея?

Откопал, глядит на свет.
Капсюль — вон. И мины нет.

Подползли к кустам, к оврагу,
Вот уж проволока видна.
Стали, будто бы на тягу,
И — ни шагу до видна.

Просидели ночь в овраге,
Ночь не жаркая была.
Раза два из общей фляги
Потянули для тепла.

Втихомолку закусили,
Закурить бы — так побудь.
Ночь прошла. Вздохнул Василий
И — ни с чем в обратный путь.

Не с великою отвагой
Подползал Савчук к оврагу,
Но зато в обратный путь
Не пришлось его тянуть.

Как-то вовсе и не страшно
По следам ползти вчерашним,
Где, казалось, каждый шаг,
Вдох и выдох слышит враг.

Да, товарищи родные,
Правду молвить долг велит.
Кто в разведку шел впервые,
Испытал и страх и стыд.

Испытал тоску и жалость
По себе. И песью дрожь.
Так вот прямо ты, казалось.
В клешни тепленький идешь.

А бывалые ребята
Не боятся тех клешней.
Пусть тебе и страшновато,
Да врагу в сто раз страшней.

Ты врагу за каждой веткой
Ночью мнишься невпопад.
Ты один не спишь в разведке,
А зато там все не спят.

И за зря, свой выдав трепет,
В небо враг ракеты лепит,
Гонит пули в белый свет.
Ты здесь был. Тебя тут нет.

Ты ушел, богат удачей,
Не найти в ночи следа.
Правда, может и иначе
Получиться. Как когда…

На знакомые задворки
Вышли Теркин и Савчук.
Вскинув разом автоматы,
В снег ребята пали вдруг.

Немец шел, пригнувшись низко,
Белый, шел навстречу сам
Видно, тоже ночью рыскал, —
Мы к нему, он в гости к нам.

Под бойцами — снег горячий:
Взять «язык» была задача
Вот «язык», да хоть хорош,
Только вряд ли доведешь.

Вряд ли целого осилишь.
Вот он мимо их шагнул.
И товарища Василий
Тихо под локоть толкнул.

Ни стрельбы нельзя, ни крика —
Обхватить, свалить назад.
Силы был Савчук великой, —
Для того и в дело взят.

Смотрит Теркин: что ж он, Ваня?
Покачнулся, сбит, повален,
Кувырнулся, как мешок.
Лишь вспорхнул за ним снежок.

И лежит Иван, как мертвый,
В снег уткнулась голова.
И один вцепился Теркин
Немцу в оба рукава.

Двое дальних, неизвестных,
Порознь выросших людей,
Незнакомых, бессловесных,
Каждый с жизнью всей своей, —

На пустынном том задворке,
На утоптанном снегу,
Были — да! — и тот, и Теркин —
Зверю — зверь и враг — врагу.

Немец был силен и ловок,
Ладно скроен, крепко сшит,
Он стоял, как на подковах, —
Не пугай — не побежит.

Сытый, бритый, береженый,
Даровым добром кормленый,
На войне, в чужой земле
Отоспавшийся в тепле.

Он ударил, не стращая,
Бил, чтоб сбить наверняка.
И была, как кость, чужая
В русской варежке рука…

Не играл со смертью в прятки, —
Взялся — бейся и молчи, —
Теркин знал, что в этой схватке
Он слабей. Не те харчи.

Есть войны закон не новый:
В отступленьи — ешь ты вдоволь
В обороне — так ли, сяк,
В наступленьи — натощак…

Немец стукнул так, что челюсть
Будто вправо подалась.
И тогда боец, не целясь,
Хрястнул немца промеж глаз.

И еще на снег не сплюнул
Первой крови злую соль,
Немец снова в санки сунул
С той же силой, в ту же боль.

Так сошлись, сцепились близко,
Что уже обоймы, диски,
Автоматы — к чорту — прочь!
Только б нож и мог помочь.

Бьются двое в клубах пара.
Об ином уже не речь, —
Ладит Теркин от удара
Хоть бы зубы заберечь.

Но покуда Теркин санки,
Сколько мог,
В бою берег,
Двинул немец, точно штангой,
Да не в санки —
Вдруг — под вздох…

Охнул Теркин: плохо дело,
Плохо, — думает боец.
Хорошо, что легок телом —
Отлетел. А то б — конец.

Устоял — и сам с испугу
Теркин немцу дал леща,
Так, что собственную руку
Чуть не вынес из плеча.

Чорт с ней! Рад, что не промазал.
Хоть зубам не полон счет,
Но и немец правым глазом
Наблюденья не ведет.

Драка — драка, не игрушка:
Хоть огнем горит лицо,
Но и немец красной юшкой
Разукрашен, как яйцо.

Вот он — в полвершке — противник.
Носом к носу. Теснота.
До чего же он противный —
Дух у немца изо рта.

Злобно Теркин сплюнул кровью.
Ну и запах. Валит с ног
Ах ты, сволочь, для здоровья
Не иначе — жрешь чеснок.

Ах ты, племя нелюдское,
Ну, чеснок, — куда ни шло,
Нет, так мясо жрешь сырое,
Чтоб до баб тебя звало.

Ты куда спешил — к хозяйке?
Матка, млеко? Матка, яйки?
Оказать решил нам честь?
Подавай? А кто ты есть?

Кто ты есть, что к нашей бабке
Заявился на порог,
Не спросясь, не снявши шапки
И не вытерши сапог?

Со старухой сладить в силе!
Подавай? Нет, кто ты есть
Что должны тебе в России
Подавать мы пить и есть?

Не калека ли убогий?
Или добрый человек?
Заблудился
По дороге?
Попросился
На ночлег?

Добрым людям люди рады.
Нет, ты сам себе силен.
Ты наводишь
Свой порядок.
Ты приходишь —
Твой закон.

Кто ж ты есть? Мне толку нету.
Чей ты сын и чей отец.
Человек по всем приметам, —
Человек ты? Нет. Подлец.

Двое топчутся по кругу,
Словно пара на кругу,
И глядят в глаза друг другу —
Зверю — зверь и враг — врагу.

Как на древнем поле боя, —
Грудь на грудь, что щит на щит,
Вместо тысяч бьются двое,
Словно схватка все решит.

А вблизи от деревушки,
Где застал их свет дневной, —
Самолеты, танки, пушки —
У обоих за спиной.

Но до боя нет им дела,
И ни звука с двух сторон.
В одиночку — грудью, телом
Бьется Теркин, держит фронт.

На печальном том задворке,
У покинутых дворов,
Держит фронт Василий Теркин,
В забытье глотая кровь.

Бьется насмерть парень бравый,
Так, что дым стоит сырой.
Словно вся страна-держава
Видит Теркина: — Герой!

Что страна! Хотя бы рота
Видеть издали могла,
Какова его работа
И какие тут дела.

Только Теркин не в обиде.
Не за тем на смерть идешь,
Чтобы кто-нибудь увидел, —
Хорошо б! А нет — ну что ж…

Бьется насмерть парень бравый —
Так, как бьются на войне.
И уже рукою правой
Он владеет не вполне.

Кость гудит от раны старой,
И ему, чтоб крепче бить,
Чтобы слева класть удары,
Хорошо б левшою быть.

Бьется Теркин.
В драке зоркий,
Утирает кровь и пот.
Изнемог, убился Теркин,
Но и враг уже не тот.

Далеко не та заправка
И побита морда вся,
Словно яблоко — полявка,
Что иначе есть нельзя.

Кровь — сосульками. Однако
В самый жар вступает драка.
Немец горд.
И Теркин горд.
— Раз ты — пес, так я — собака,
Раз ты — чорт,
Так сам я — чорт!

Ты не знал мою натуру,
А натура — первый сорт.
В клочья шкуру —
Теркин чуру
Не попросит, — вот где чорт.

Кто одной боится смерти,
Кто плевал на сто смертей.
Пусть ты — чорт. Да наши черти
Всех чертей
В сто раз чертей.

Бей, не милуй. Зубы стисну.
А убьешь, так и потом
На тебе, как клещ, повисну,
Мертвый буду на живом.

Отоспись на мне, будь ласков,
Да свали меня вперед.
Ах ты вон как! Драться каской?
Ну не подлый ли народ!
Хорошо же!
И тогда-то,
Злость и боль забрав в кулак,
Незаряженной гранатой
Теркин немца с левой — шмяк!

Немец охнул и обмяк…

Теркин ворот нараспашку,
Теркин сел, глотает снег.
Смотрит грустно, дышит тяжко, —
Поработал человек.

Только видит: немец ожил
И пополз к себе домой,
Видит, видит, а не может
Встать хотя бы Теркин мой.

Вот он немец, оглянулся.
Ни души иной вокруг —
Уползет! Но тут очнулся
На снегу Иван Савчук.

Поглядит — плетень, деревня
И кругом натоптан снег.
Не поймет, как та царевна,
Что проспала целый век, —
В чем тут дело, что такое?

— Теркин, где мы?
— Тут пока.
Теркин левою рукою
Показал на след врага:
— Упустил живую силу.
— Ах ты пропасть!..
— Язва с ним.
А зато какой красивый
Он заявится к своим. —

Сам чуть жив, кровавой коркой
Щеки, губы, нос покрыт,
Через боль хохочет Теркин,
Что у немца тот же вид.

А Савчук:
— Однако жалко.
Упустили. Вот дела.
И опять же — зажигалка
У него, небось, была?

Видит Теркин — в норме парень.
Говорит:
— Прошу учесть,
У него часов по паре —
Да каких! — вот здесь и здесь.

Тут Савчук насупил брови
И на звезды свежей крови
Покосился, хмурый, злой, —
Раз! — и валенки долой.

Напрямик как даст вдогонку —
Может, слышал, может, нет, —
— Только бей, Савчук, тихонько, —
Крикнул слабо Теркин вслед.

Вот минута, две минуты,
Три минуты, пять минут, —
Разувался не для шуток —
Шесть минут —
И парень тут.

Босиком — добро, закалка.
— Ну, Савчук, не так ты прост,
Если вместе, с зажигалкой
Немца заживо принес…