Алексей Апухтин - Полное собрание стихотворений

Приветствую вас, дни труда и вдохновенья!
  Опять блестя минувшей красотой,
  Являются мне жизни впечатленья
И в ярких образах толпятся предо мной.
  Но, суетой вседневною объята,
Моя душа порой глуха на этот зов
  И тщетно молит к прежнему возврата,
  И вырваться не может из оков…
  Так лебедь, занесенный в край безводный
    И с жизнью свыкшийся иной,
  Порою хочет, гордый и свободный,
    Лететь к стране своей родной…
Но взор его потух, отяжелели крылья,
И если удалось ему на миг взлететь,
То только чтоб свое почувствовать бессилье
    И песнь последнюю пропеть!

Дрожа от холода, измучившись в пути,
Застигнутый врасплох суровою метелью,
Я думал: лошадям меня не довезти
И будет мне сугроб последнею постелью…

Вдруг яркий огонек блеснул в лесу глухом,
Гостеприимная открылась дверь пред нами,
В уютной комнате, пред светлым камельком,
Сижу обвеянный крылатыми мечтами.

Давно молчавшая опять звучит струна,
Опять трепещет грудь волненьями былыми,
И в сердце ожила старинная весна,
Весна с черемухой и липами родными…

Теперь не страшен мне протяжный бури вой,
Грозящий издали бедою полуночной,
Здесь – пристань мирная, здесь – счастье и покой,
Хоть краток тот покой и счастье то непрочно.

О, что до этого! Пускай мой путь далек,
Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая,
Теперь мне хорошо… Свети, мой огонек,
Свети и грей меня, на подвиг ободряя!

Однажды снилось мне, что площадь русской сцены
Была полна людей; гудели голоса;
Огнями пышными горели окна, стены,
И с треском падали ненужные леса.
И из-за тех лесов, в сиянии великом,
Явилась женщина. С высокого чела
Улыбка светлая на зрителей сошла –
И площадь дрогнула одним могучим криком.
Волненье усмирив движением руки,
Промолвила она, склонив к театру взоры:
«Учитесь у меня, российские актеры,
  Я роль свою сыграла мастерски.
  Принцессою кочующей и бедной,
  Как многие, явилася я к вам –
И так же жизнь моя могла пройти бесследно,
Но было иначе угодно небесам!
  На шаткие тогда ступени трона
  Ступила я бестрепетной ногой –
  И заблистала старая корона
  Над новою, вам чуждой головой.
Зато как высоко взлетел орел двуглавый!
Как низко перед ним склонились племена!
    Какой немеркнущею славой
    Покрылись ваши знамена!
С дворянства моего оковы были сняты;
Без пыток загремел святой глагол суда,
В столицу Грозного сзывались депутаты,
  Из недр степей вставали города…
Я женщина была – и много я любила…
Но совесть шепчет мне, что для любви своей
  Ни разу я отчизны не забыла
И счастьем подданных не жертвовала ей.
Когда Тавриды князь, наскучив пылом страсти,
Надменно отошел от сердца моего,
Не пошатнула я его могучей власти,
    Гигантских замыслов его.
Мой пышный двор блистал на удивленье свету
    В стране безлюдья и снегов,
Но не был он похож на стертую монету,
На скопище бесцветное льстецов.
От смелых чудаков не отвращая взоров,
Умела я ценить, что мудро иль остро,–
Зато в дворец мой шли скитальцы, как Дидро,
  И чудаки, такие как Суворов.
Зато и я мосла свободно говорить
В эпоху диких войн и казней хладнокровных,
  Что лучше десять оправдать виновных,
  Чем одного невинного казнить.
И не было то слово буквой праздной!
Однажды пасквиль мне решилися подать:
  В нем я была – как женщина, как мать –
  Поругана со злобой безобразной.
Заныла грудь моя от гнева и тоски;
Уж мне мерещились допросы, приговоры…
Учитесь у меня, российские актеры!
  Я роль свою сыграла мастерски,–
Я пасквиль тот взяла – и написала с краю:
„Оставить автора, стыдом его казня.
Что здесь – как женщины – касается меня,
    Я – как царица – презираю!“
Да, управлять подчас бывало нелегко!
Но всюду – дома ли, в Варшаве, в Византии –
  Я помнила лишь выгоды России –
  И знамя то держала высоко.
Хоть не у вас я свет увидела впервые,
Вам громко за меня твердят мои дела:
    Я больше русская была,
Чем многие цари, по крови вам родные!
  Но время шло, печальные следы
  Вокруг себя невольно оставляя…
Качалася на мне корона золотая,
И ржавели в руках державные бразды…
Когда случится вам, питомцы Мельпомены,
Творенье гения со славой разыграть,
    И вами созданные сцены
Заставят зрителя смеяться иль рыдать,
    Тогда – скажите ради Бога –
Ужель вам не простят правдивые сердца
Неловкость выхода, неровности конца
    И даже скуку эпилога?»

Тут гул по площади пошел со всех сторон,
Гремели небеса, людскому хору вторя,–
И был сначала я, как будто ревом моря,
    Народным воплем оглушен.
Потом все голоса слилися воедино,
И ясно слышал я из говора того:
    «Живи, живи, Екатерина,
В бессмертной памяти народа твоего!»

В убогом рубище, недвижна и мертва,
Она покоилась среди пустого поля.
К бревну прислонена, лежала голова.
Какая выпала вчера ей злая доля?
Зашиб ли хмель ее среди вечерней тьмы,
Испуганный ли вор хватил ее в смятенье,
Недуг ли поразил, – еще не знали мы
И уловить в лице старались выраженье.
Но веяло оно покоем неземным;
Народ стоял кругом, как бы дивяся чуду,
И каждый клал свой грош в одну большую груду,
И деньги сыпались к устам ее немым.
Вчера их вымолить она бы не сумела…
Да, эти щедрые и поздние гроши,
Что, может быть, спасли б нуждавшееся тело,
Народ охотнее бросает для души.
Был чудный вешний день. По кочкам зеленели
Побеги свежие рождавшейся травы,
И дети бегали, и жаворонки пели…
Прохладный ветерок, вкруг мертвой головы
Космами жидкими волос ее играя,
Казалось, лепетал о счастье и весне,
И небо синее в прозрачной вышине
Смеялось над землей, как эпиграмма злая!

Истомил меня жизни безрадостный сон,
  Ненавистна мне память былого,
Я в прошедшем моем как в тюрьме заключен
  Под надзором тюремщика злого.

Захочу ли уйти, захочу ли шагнуть –
  Роковая стена не пускает,
Лишь оковы звучат, да сжимается грудь,
  Да бессонная совесть терзает.

Но под взглядом твоим распадается цепь,
  И я весь освещаюсь тобою,
Как цветами нежданно одетая степь,
  Как туман, серебримый луною…

Лет двадцать пять назад спала родная сцена,
  И сон ее был тяжек и глубок…
Но вы сказали ей: что ж, «Бедность не порок»,
И с ней произошла благая перемена.
Бесценных перлов ряд театру подаря,
За ним «Доходное» вы утвердили «место»,
  И наша сцена, вам благодаря,
    Уже не «Бедная невеста».
  Заслуги ваши гордо вознеслись,
А кто не видит их иль понимает ложно,
    Тому сказать с успехом можно:
    «Не в свои сани не садись!»