Константин Уваров - Страсть к размножению
В плохую - только сапоги,
А в дождь - подошвы и природу.
* * *
Здесь Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою,
Потом берет слона, другого,
И пешка, чувствуя, что повод
Ей предоставил этот ход,
Смущенно Ленского берет.
Онегин забирает Ольгу,
Татьяну, мать ее, и вольный
В своих мечтах, на свет не глядя,
Любовником стает у няни.
Эмалированною кружкой
Заткнув себе голодный рот,
Здесь Александр Сергеич Пушкин
Творит в стране переворот.
Зима. Крестьянин, торжествуя,
Глядит на дело рук своих.
А Пушкин бегает меж них...
Зима. Крестьянин торжествует.
* * *
Пока захлебывался альт
Волнами Стравинского и пива,
Чьи-то ноги зло и молчаливо
Спнули сверху солнце на асфальт.
И по городам течет в тепле
Клей, который к камню клеил камень
Город мертв обмякшими домами,
Неба затухающий дисплей
Отражает землю кверх ногами.
Ни к чему смешные ухищренья
Перелетных маленьких пружин -
Кто-то перевел в другой режим
Аппарат, производящий время.
Воздух расслоился, как слюда,
Все накрыто сеткою таблицы,
Пробил час, и надевают лица
Прокуроры страшного суда.
Всадник со смеющейся кокардой
Разрубает лица на скаку,
И лежит, замотанный в строку,
Мертвый рок с инфарктом миокарда.
Кто-то всем нам высосал глаза,
И во рту их языком катает,
И глаза, моргая, наблюдают
Красный обслюнявленный пейзаж.
По колено опустился мрак,
Булькая под мокрыми шагами -
Богу было стыдно перед нами
За вчера устроенный бардак.
Две недели кающийся бас
Оседал на сгорбленные лица,
Бог в психиатрической больнице
Кончил недописанный рассказ,
И опять скрестятся алебарды
У последних падающих стен
Труп посередине всех арен -
Это рок с инфарктом миокарда.
ЗООПАРК
Гуляют там животные
Невиданной красы.
(народное)
....................................
Под ноги опустилась сажа,
И догорает зоопарк
В тиши осеннего пейзажа.
Во тьме обуглился павлин,
Погасший черно-белым телом.
Сова зажженная взлетела,
Разбрызгивая керосин,
В воде раскрылся крокодил,
Плюя слезоточивой рвотой,
В воде сгорали бегемоты,
Напрасно зарываясь в ил.
Слон прогорал, как будто знал,
Что он приобретен в рассрочку,
За их спиной стояла точка,
Как за Москвой стоит Урал,
Но каждый все равно стучал
О прутья раскаленной клетки,
Я видел все, и бьюсь, как в сетке,
Но снова вижу по ночам -
Мартышки, прижимая прозу
К своим обугленным рукам,
Из гроба тянутся к стихам,
Стихам, написанным так поздно.
* * *
Здесь бывают обвалы и голод,
Здесь из кранов не льется вода,
Здесь живут в ненадежных домах,
Осторожно ступая по полу.
Каждый угол размыт или сточен,
Только этим уже не помочь.
Это было в полпервого ночи,
Городской и бессонной, как ночь.
Стены медленно глухо твердели,
Все сильней нависал потолок,
И то в левый, то в правый висок
Ударяли пустые качели.
Это лифт оборвался в груди,
Оборвался на тонких канатах,
Штукатурка ссыпается на пол,
И кирпичные стены в груди.
И болезненный пухлый оттенок -
Это все. Кирпичи не спасут.
Крыша едет, и палец антенны
Ковыряет у неба в носу.
Я войду, пожелтевший и синий,
Только стен уже не растолкать,
И меня передернувшись кинет
На ребристую грудь потолка.
* * *
К. Уваров - К. Приходько
Эй, тоска моя, спермой слейся -
Я детей своих в унитазе топил:
Пусть дохнут. Все смейтесь,
Как я вас всех люблю и любил.
Эй, поле, поле мое, бабой завой,
Эй, мой город, щетиной баси.
Что ж не крутиться головой
Тебе, жизнь моя, блядь, Россия.
Вон кораблики в луже нассаной
Из газетных листков плывут
Я сегодня такой ласковый,
Что от слизи в руке уют.
Все сортиры беременны петлями,
В рай всех висельников - невпротык,
И смеялся господь кокетливо -
Не господь, а одни потны.
Солнца прыщик, да просинь трупная -
Что за небо - дрянной портрет...
Я ладонь целовал залупою,
В потолок дырявый смотрел.
* * *
Синий свет замигал, как подобранный камень
Запульсирует в пальцах и бросится в шторм -
Город замер в глазах и закрылся руками
В глубине полотна деформации форм.
И внезапно застыли как пасмурный иней
Пять улыбок гостей, поднимающих тост -
Деформация лиц и натянутых линий
Упираясь в подрамник, корежила холст.
Все сливалось вокруг во взаимообмене,
Только контур, не знающий, быть или нет,
Полукругом кусачек хватал светотени
И за пятку вцеплялся в какой-то предмет.
Это блики желтели, как личики денег
В зазеленом наряде июньских убранств
И с восторгом расхаживал цвет-шизофреник
По трамвайным путям иллюзорных пространств.
Все могло состоять из фланели и ситца -
Это вечер холодных и мягких мазков
Уходил в пелену миража композиций,
Застывая, как виды из разных углов.
Темный занавес неба был смят и приспущен,
Будто бог наблюдал, как густеет психоз,
И грунтовка давила на спины бегущих,
Выбивая щелчками фигуры из поз,
Только кто-то бежал, догоняя и рядом,
И дышал, и был странен, смешон и нелеп
Этот вьющийся след, избегающий взгляда,
Искаженному взгляду, смотрящему вслед.
* * *
Я пустой перевернутый бак
На голодной прокуренной кухне
Нету хлеба, нет вилок, мух нет,
И друзей человека - собак.
Мертвый воздух оставил скелет -
В нем просверлены тысячи дырок,
Раздраженный некрашеный свет
Капля в каплю стучится в затылок.
От висков свои руки убрав,
Голова распустилась капустой,
И тяжелая черная люстра
Закатилась, как солнце, за шкаф.
Бесконечная комната гулко
Размножает, как реверс, шаги.
В ванно-спаленном переулке -
Темнота. Шифоньер. Сапоги.
За окном появляется лед,
Горизонт штукатурят и белят,
Полудохлое солнце встает
С не расправленной грязной постели.
За решеткою лестничной клетки
Я стою, раскрывая глаза,
И опять не могу рассказать,
Как дошел я до красной отметки.
И смотрю я с окна туповато
На сегодняшний день выходной,
И плююсь пережеванной ватой
То в прохожих, то просто в окно.
* * *
В ночной тишине растворяется мир.
Саванна дымится из ванны
В лиловые сумерки теплых квартир
И в мякоть раздетых диванов.
Рабочий подъем - бутерброд и метель,
И блеклый присевший автобус
На восемь часов овдовеет постель
И медленней крутится глобус.
Земля остеклована в пасмурный лед
И снегом засыпана с торца.
Над сплющенным миром объемно встает
Небритое сонное солнце.
Погода похожа на рубль напросвет -
Конкретная, как теорема,
И в будущем светлом столовский обед
Маячит, как каменный берег.
Об небо разбитая колба зари
Стекает осколками с кровью,
И только раздето стоят фонари,
Свое укрепляя здоровье.
Поет о девчонках кирзовая рота
С мечтой дембельнутся в альбом.
Как термосы, люди идут на работу,
Куря механическим ртом.
СТАРУХА
Закончилось все, и довольно удачно.
Кюри бы завидовал тем шалунам:
Сатурн уцелел, а Венера - тем паче,
И только слегка пострадала Луна.
Эклиптика вновь собирается угол
Кокетливо выбрать себе, а пока
Поверхность Земли замерла от испуга,
Закрывшись руками кривых эстакад.
Обсыпали ветви актиний и стронций,
Азота доступней и снега белей,
И низко летало крылатое солнце,
Плащом волоча закатившийся шлейф.
И каркало Солнце в раскатистый воздух,
Последний свой луч поднимая копьем.
По небу брели косолапые звезды -
Брели в одиночку, вдвоем и втроем.
Обугленный лес с наслажденьем расчески
Обхаживал кожицу туч-облаков,
Вверху оставляя заката полоски,
Как будто бы небо сдирало покров.
Кривыми ножами повисли кометы,
Ухмыляясь бегущему Солнцу вослед,
Последнее тело ходило по свету,
Последнее тело - по серой Земlе.
...Со всем уважением, будто под плетью,
Старуха сидела на грязном снегу,
И с ним же молилась. Поганенький ветер
Слова и слюну принимал с ее губ.
Шипела старушка, и эти конверты
Бросала кругом и ругала Ислам,
И вот: предпочла целомудрие в жертву
Отдать, и желанье в обмен припасла.
Волшебный утюг не разгладил морщины,