Владимир Маяковский - Том 9. Стихотворения 1928

Длятся
   игрища спартакиадные.
Глаз
  в изумлении
        застыл на теле —
тело здоровое,
      ровное,
             ладное.
Ну и чудно́ же в самом деле!
Неужели же это те, —
которые
в шестнадцатичасовой темноте
кривили
      спины
         хозяйской конторою?!
Неужели это тот,
которого
безработица
         выталкивала
           из фабричных ворот,
чтоб шел побираться,
         искалечен и надорван?!
Неужели это те,
которых —
буржуи
   драться
         гнали из-под плетей,
чтоб рвало тело
          об ядра и порох?!
Неужели ж это те,
из того
   рабочего рода,
который —
     от бородатых до детей —
был
  трудом изуродован?!
Да!
  Это — прежняя
            рабочая масса,
что мялась в подвалах,
            искривлена и худа.
Сегодня
      обмускулено
         висевшее мясо
десятью годами
          свободного труда.

Скушно Пушкину.
       Чугунному ропщется.
Бульвар
   хорош
      пижонам холостым.
Пушкину
       требуется
          культурное общество,
а ему
    подсунули
         Страстной монастырь*.
От Пушкина
        до «Известий»
               шагов двести.
Как раз
   ему б
        компания была,
но Пушкину
       почти
       не видать «Известий» —
мешают
   писателю
       чертовы купола.
Страстной
    попирает
            акры торцов.
Если бы
      кто
       чугунного вывел!
Там
 товарищ
      Степанов-Скворцов*
принял бы
    и напечатал
             в «Красной ниве».
Но между
    встал
          проклятый Страстной,
всё
 заслоняет
      купол-гру́шина…
А «Красной ниве»
       и без Пушкина красно́,
в меру красно
      и безмерно скушно.
«Известиям»
        тоже
       не весело, братцы,
заскучали
    от Орешиных и Зозуль*.
А как
     до настоящего писателя добраться?
Страстной монастырь —
          бельмом на глазу.
«Известиям»
        Пушкина
         Страстной заслонил,
Пушкину
       монастырь
            заслонил газету,
и оба-два
    скучают они,
и кажется
    им,
      что выхода нету.
Возрадуйтесь,
      найден выход
            из
положения этого:
снесем Страстной
       и выстроим Гиз*,
чтоб радовал
         зренье поэтово.
Многоэтажься, Гиз,
           и из здания
слова
     печатные
         лей нам,
чтоб радовались
          Пушкины
             своим изданиям,
роскошным,
       удешевленным
               и юбилейным.
И «Известиям»
      приятна близость.
Лафа!
     Резерв товарищам.
Любых
   сотрудников
            бери из Гиза,
из этого
   писательского
            резервуарища.
Пускай
   по-новому
       назовется площадь,
асфальтом расплещется,
              и над ней —
страницы
        печатные
           мысль располощут
от Пушкина
       до наших
         газетных дней.
В этом
   заинтересованы
             не только трое,
займитесь стройкой,
         зря не временя́,
и это,
     увидите,
      всех устроит:
и Пушкина,
    и Гиз,
       и «Известия»…
             и меня.

Рабство
   с земли
         скинь!
Все,
 кто смел и надежен,
вливайтесь
    в наш КИМ,
«Коммунистический
         интернационал молодежи».
В мир
      вбит клин.
С одной стороны —
         КИМ,
с другой —
       в дармоедном фокстроте
благородное отродье.
У буржуев
    свой
          КИМ —
«Католические
      институты молодежи».
Барчуки
      идут к ним,
дармоеды
    в лощеной одеже.
У нас
     КИМ
    свой —
наш
 двухмильонный КИМ
рабочих,
       готовя в бой,
кольцом
      охватил
       тугим.
У них
      свой КИМ,
У них
      манишка надушена.
Веселясь,
       проводит деньки
«Компания
    изменников малодушных».
У нас
     КИМ
    наш.
Наш
 рабочий КИМ
ведет
     революции марш,
трубя
     пролетарский гимн.
Молодой рабочий,
          в КИМ!
Вперед!
   Из подвалов блошистых
бросай
   в огонь и в дым
рубахи
   и страны фашистов.
Рабство
   с земли скинь!
Все,
 кто смел и надежен,
вливайтесь
    в наш
       КИМ,
Коммунистический
           интернационал молодежи!

В газетах барабаньте,
         в стихах растрезвоньте —
трясь
     границам в край,
             грозит
                нам,
маячит на горизонте
война.
Напрасно уговаривать.
             Возражать напрасно:
пушкам ли бояться
          ораторских пугачей?
Непобедима
        эта опасность,
пока
 стоит
    оружием опоясано
хоть одно государство
            дерущихся богачей.
Не верьте
    потокам
          речистой патоки.
Смотрите,
    куда
      глаза ни кинь, —
напяливают
        бо́енскую
            прозодежду — фартуки
Фоши-костоломы*,
       Чемберлены-мясники*.
Покамест
    о запрещении войны
болтают
   разговорчивые Келло́ги*,
запахом
   завтрашней крови
             опоены́,
оскалясь штыками
       и оружием иным,
вылазят Пилсудские* из берлоги.
На вас охота.
         Ты —
          пойдешь.
Готовься, молодежь!
Хотите,
   не хотите ль,
         не обезоружена
                  война еще.
Любуйтесь
    блестками
         мундирной трухи.
А она
      заявится,
         падалью воняющая,
кишки
   дерущая
         хлебом сухим.
Готовьте,
        готовьте
       брата и сына,
плетите
   горы
         траурных венков.
Слышу,
   чую
       запах бензина
прущих
   танков
      и броневиков.
Милого,
   черноглазого
в последний
        раз
          покажите милой.
Может,
   завтра
      хваткой газовой
набок
     ему
       своротит рыло.
Будет
     жизнь
       дешевле полтинника,
посудиной
    ломаемой
         черепов хряск.
И спрячет
    смерть
       зиме по холодильникам
пуды
     — миллионы —
            юношеских мяс.
Не то что
       выстрел,
       попасть окурку —
и взорванный
      мир
          загремит под обрыв.
Товарищи,
    схватите,
           оторвите руку,
вынимающую
      рево́львер
          из кобуры.
Мы
 привыкли так:
       атака лобовая,
а потом
   пером
      обычное копанье.
Товарищи,
    не забывая
         и не ослабевая,
громыхайте лозунгами
            этой кампании!
Гнев,
     гуди
    заводом и полем,
мир
 защищая,
      встань скалой.
Крикни зачинщику:
           «Мы не позволим!
К черту!
      Вон!
      Довольно!
          Долой!»
Мы против войны,
           но если грянет —
мы
 не растеряемся
          безмозглым бараньём.
Не прячась
    под юбку
         пацифистской няни —
винтовки взяв,
      на буржуев обернем.