Всеволод Рождественский - Стихотворения

Среди балтийских солнечных просторов,
Пред широко распахнутой Невой,
Как бог войны, встал бронзовый Суворов
Виденьем русской славы боевой.

В его руке стремительная шпага,
Военный плащ клубится за плечом,
Пернатый шлем откинут, и отвага
Зажгла зрачки немеркнущим огнем.

Бежит трамвай по Кировскому мосту,
Кричат авто, прохожие спешат,
А он глядит на шпиль победный, острый,
На деловой военный Ленинград.

Держа в рядах уставное равненье,
Походный отчеканивая шаг,
С утра на фронт проходит пополненье
Пред гением стремительных атак.

И он, генералиссимус победы,
Приветствуя неведомую рать,
Как будто говорит: «Недаром деды
Учили нас науке побеждать».

Несокрушима воинская сила
Того, кто предан родине своей.
Она брала твердыни Измаила,
Рубила в клочья прусских усачей.

В Италии летела с гор лавиной,
Пред Фридрихом вставала в полный рост,
Полки средь туч вела тропой орлиной
В туман и снег на узкий Чертов мост.

Нам ведом враг, и наглый и лукавый,
Не в первый раз встречаемся мы с ним,
Под знаменем великой русской славы
Родной народ в боях непобедим.

Он прям и смел в грозе военных споров
И равного ему на свете нет.
«Богатыри!» — так говорит Суворов,
Наш прадед в деле славы и побед.

Пятизарядная, в руках моих
Она мне служит точно, без отказа.
Подругу берегу я пуще глаза
В горячих перестрелках боевых.

Когда так резко щелкает затвор,
В канал ствола патроны досылая,
Я чувствую, как ненависть святая
Предельно вдруг мой обостряет взор.

Кусок свинца, опережая гром
И молнию, несет врагу отмщенье,
Всё ускоряя грозное движенье
По линиям, нарезанным винтом.

Кусок свинца, он отлит для того,
Чтоб, тонким свистом разрезая воздух,
Пробить огнем и смертью вражьи гнезда
По выбору прицела моего.

Подруга трехлинейная моя,
Защитница свободы, враг насилья,
С тобою словно обретают крылья
Моей страны любимой сыновья.

В твоем огне — победы торжество,
И мне твоя надежно служит сила.
Тебя в бою мне Родина вручила
В священной жажде гнева своего.

Над речкой редеют туманы,
Свежа предрассветная тишь.
Бесшумно плывут партизаны,
Веслом раздвигая камыш.

Нахмурены строгие лица,
Вздымается грудь тяжело.
За ними на взгорье дымится
Сожженное немцем село.

Один из них молвил: «От школы
Остались кирпич да зола,
Погибли и сад мой, и пчелы,
И домик, где дочка росла.

Ее увели, молодую,
Убили у старой сосны.
В тот вечер подругу былую —
Винтовку я снял со стены».

Другой отвечает: «Товарищ,
За этот клубящийся дым,
За трупы, за пепел пожарищ,
За землю свою — отомстим!»

А третий, не выронив слова,
Склоняется к темной воде,
И крупные слезы сурово
Бегут по его бороде.

Вот мост уже близко. Без шума
Привязан к устоям челнок
Туда, где взбегает угрюмо
Волна на холодный песок.

Там бьют по настилу копыта
И вражеский движется взвод,
А здесь по шнуру к динамиту
Зеленая искра ползет.

Всё ближе и ближе. Мгновенье —
И грянул громовый удар.
Вставай же до неба, отмщенье,
Народного гнева пожар!

Враг, разбивший лоб о наши стены,
Отступая, в ярости своей
Истязает раненых и пленных,
Не щадит ни женщин, ни детей.

По его следам дымятся села…
Зарево, встающее костром,
Говорит о ненависти голой
В страхе и отчаянье тупом.

Так разрушить могут только звери.
Пышет злобою такой лишь тот,
Кто в свое спасенье уж не верит
И расплаты ежечасно ждет.

Гнусная фашистская порода,
С каждым днем сильнее слышишь ты
Страшный гнев советского народа,
Сильного сознаньем правоты.

Кровь за кровь! Вернем, что было взято.
Днем и ночью будем бить сплеча.
Вот она, великая расплата:
Меч поднявший — гибнет от меча.

Не уйдет от пули ни единый.
Дочиста «арийцев» истребим.
Снежные советские равнины
Саваном их скроют ледяным.

Заметет их кости злая вьюга,
И подымет, как придет весна,
Новый хлеб — от севера до юга —
Вольная советская страна.

Ко мне пришло письмо по почте полевой
В заснеженный блиндаж с далекого Урала.
Уже немало дней ношу его с собой
И помню наизусть всё то, что ты сказала.

Так ясно вижу я: ты пишешь, за окном
Синеют сумерки, потрескивает печка,
А дочка на письме косой рисует дом
И рядом с ним, в саду, смешного человечка…

Но тут зенитки бьют, о темень высоты,
Как спички, чиркают ракеты боевые.
Быть может, завтра бой (и рядом будешь ты)
За землю прадедов, за песни, нам родные.

Могу ли я забыть, здесь на груди храня
Десяток строк твоих в истрепанном конверте,
Что в трудные те дни учила ты меня,
Как Родину любить и не бояться смерти!

Средь облаков над Ладогой просторной,
Как дым болот,
Как давний сон, чугунный и узорный,
Он вновь встает, —
Рождается таинственно и ново,
Пронзен зарей,
Из облаков, из дыма рокового
Он, город мой.
Всё те же в нем и улицы, и парки,
И строй колонн,
Но между них рассеян свет неяркий,
Ни явь, ни сон.
Его лицо обожжено блокады
Сухим огнем,
И отблеск дней, когда рвались снаряды,
Лежит на нем.
………………………………
Всё возвратится: Островов прохлада,
Колонны, львы,
Знамена шествий, майский шелк парада
И синь Невы.
И мы пройдем в такой же вечер кроткий
Вдоль тех оград
Взглянуть на шпиль, на кружево решетки,
На Летний сад.
И вновь заря уронит отблеск алый,
Совсем вот так,
В седой гранит, в белесые каналы,
В прозрачный мрак.
О город мой! Сквозь все тревоги боя,
Сквозь жар мечты,
Отлитым в бронзе с профилем героя
Мне снишься ты.
Я счастлив тем, что в грозовые годы
Я был с тобой,
Что мог отдать заре твоей свободы
Весь голос мой.
Я счастлив тем, что в пламени суровом,
В дыму блокад
Сам защищал и пулею и словом
Мой Ленинград.

Торопливым женским почерком
Вкось исчерчены листы,
Но о том, что между строчками,
Знаем только я да ты.

Сколько вместе было хожено
Бездорожьем кочевым,
Всё в конверт лиловый вложено,
Чтобы вспомнить нам двоим.

В громе боя, под снарядами,
В злой болотной тишине
День и ночь должны быть рядом мы,
Чтоб дышалось легче мне.

Она ко мне влетает спозаранку
И на снегу по сизому перу
Я узнаю пернатую смуглянку,
Лесных ветвей веселую сестру.

Одним глазком поглядывая в небо,
Другим — на мой бревенчатый порог,
Она клюет, нахохлясь, ломтик хлеба,
Наколотый на сломанный сучок.

Потом бочком подскакивает близко,
Шуршит сухой хвоей на шалаше,
И от ее чириканья и писка
Так празднично становится душе.

Кто может знать, чему синицы рады,
Что болтовней им наполняет грудь?
Ни первый лед, ни грохот канонады,
Ни дым костра не могут их спугнуть.

Отстала ль ты, замерзнув на привале,
Иль, может быть, милей морской волны
Тебе дождем затянутые дали,
Сосна и мох болотной стороны?

То к крошкам хлеба легкая привычка,
Иль манит к дому сосен воркотня?
Не всё ль равно! Беспечный друг мой, птичка,
Сама дрожа, согрела ты меня!