Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

Зимние гнезда безмолвны, пусты,
Не говорят полоненные реки.
Медленно снег оседает в кусты,
Мягче пушистого снега аллейки.

Встану над просекой, крикну «Ау!»
Белой зиме, старику Берендею.
Может быть, я молодую траву
Голосом, русскою речью согрею.

Может быть, выскочит заяц-беляк,
В сентиментально-доверчивом чувстве
Сядет и скажет: — Здорово, земляк!
С чем ты пришел? Не принес ли капусты?

Может быть, все разбегутся тотчас,
Где-нибудь мне обнаружить придется:
Чьи-то пугливые уши торчат,
Чье-то сердечко испуганно бьется.

Милые звери! Не буду стрелять,
Я ведь в природе поэт, чтоб вы знали,
Я ведь хочу на других повлиять
И попросить, чтобы в вас не стреляли!

Белое поле. Равнина и тишь.
Инея тонкая, нежная навись.
Сердце! О чем ты так громко стучишь?
Песню какую опять начинаешь?

Ты пришла, мой друг старинный!
Открываю дверь, молчу.
Головы твоей повинной
Не даю казнить мечу.

Я тебе прощу измену,
Не напомню никогда,
Как я плакал, бился в стену,
Как у нас стряслась беда.

Не спешил обнять другую,
Знал, что это будет ложь.
Шел весь год сквозь бурю злую,
Ждал и верил: ты придешь.

Проходи, берет снимай-ка,
Вешай синее пальто.
У меня в дому хозяйка
Только ты или — никто!

Ничего и не случалось,
Я не плакал, не скорбел,
Ты ведь просто отлучалась,
Я ведь просто ждать умел!

Детство дует в дудочки,
Скачет в догонялочки,
Вырезает удочки,
Выжигает палочки.

Всякие там Витеньки,
Разные там Игори
Закрутили винтики,
Ни с чего запрыгали.

И напрасно бабушки
Удержать пытаются:
— Ладушки! Ладушки! —
Нет! Не тем питаются!

Не такими травами,
Не такими яствами —
Книгами, экранами,
Рюкзаками, ластами.

Лодками и веслами,
Шашками и шахматами,
Лыжами и кроссами,
Далями распахнутыми.

Из таких вот баловней
И вихрастых россыпей
Поздно или рано ли
Вырастают взрослые!

Важные, надутые,
Чванные, степенные,
Смотрят они буками,
Ходят без кипения.

И куда все деется?
Как тому название?
То шумело деревце,
То скрипит развалина!

Поэзия — не солончак,
Не степь, где все сгорело летом
Поэзия — она рычаг.
И Архимед ведь был поэтом.

Иначе бы он проглядел,
Как стал терять свою весомость,
Когда старик в воде сидел,
Мочалкой скреб себя на совесть.

Мы вырвались с земных орбит,
Нам стало шире на планете.
Не о Луне душа скорбит —
Об уходящем звонком лете.

Мы знаем множество наук,
Мы стали во сто раз культурней,
Но все-таки мне ближе луг,
Чем эти кольца на Сатурне.

И пусть к Луне летят ракеты,
Я убежден наверняка:
С не меньшей скоростью поэты
Летят в грядущие века.

Запечный лирик, ты о чем
Сверчишь тоскливо в тьму ночную?
Побудь хоть вечер скрипачом,
Исполни музыку другую!

Есть Моцарт, Шуберт, Глинка, Глюк —
Их дар шагнет за наших внуков.
И есть не только ловкость рук,
Но есть и совершенство звуков.

Черпни неведомых миров,
Чтобы не думалось ущербно,
Чтоб над сырым шипеньем дров
Лилась мелодия волшебно.

Но нет. Тебя не убедить
Прийти к нам в наше общежитье,
И твой куток разгородить
Не может ни одно событье.

Твои прогулки — на шестке.
Ряды горшков — твоя планета,
А то, что мир еще в тоске,
Тебе у каши незаметно.

Пальцы — тонкие ладьи,
Вы до гроба неразлучны.
Как вы музыке сродни,
Как вы Моцарту созвучны!

Ревностно держа резец,
Все решительно умея,
Вы творите образец,
Пред которым все немеют.

Опираясь на ладонь
Рук рабочих, исполинских,
Создаете вы мадонн
Вологодских и сикстинских.

Вам знакомо трепетанье,
Жар любви. И это ложь,
Если вы берете нож,
Чтоб добыть на пропитанье!

О, чем бы покрепче еще привязаться
К земле несказанно родной?
Я в спутники взял молодого рязанца
С волною волос озорной.

Дорога вся в рытвинах, полем и лесом,
А почва — подзол и пески.
— Ты чем занимаешься, парень?
                — Я слесарь,
Моя специальность — тиски.

Веснушки сидят на носу, как заклепки,
Как рыжики в чаще осин.
— Ты чем там стучишь?
           — Это туфли в коробке,
Мамане!
    — Хороший ты сын!

— Гляди! Человека видней со сторонки! —
Смеется с лукавинкой он.
— Ну, матери туфли, а что же сестренке?
— Сестренке? Сестренке — нейлон!

Он встал у подсолнухов, рыжий и робкий,
Глазами нацелился вдаль.
Признался: — У нас разговор был короткий.
Ну, что же, расходимся? Жаль!

Он машет рукой и кричит: — До свиданья! —
А губы улыбку лучат.
— Я выйду с гармошкой, услышишь страданья,
Приди поглядеть на девчат!

Я видел его. Примостившись на бревнах,
Он пальцами жал на басы.
Кружились двенадцать девчонок влюбленных,
Посматривая на часы.

Потом все гулянье делилось на пары,
Но это еще не конец,
Как гром, в тишине раздавались удары
Союз заключивших сердец.

Я видел: где клонится ива вдовою,
Росу собирая в подол,
Мой слесарь гармошку держал под полою
И девушку бережно вел.

Плыл месяц, ленивостью летнею млея,
Чтоб сельскую тишь сторожить.
Мне было той ночью грустнее, милее,
Печальней и радостней жить.

Полети, моя мысль,
На простор голубой,
Чтоб небесная высь
Подружилась с тобой!

Полети, моя мысль,
На цветущую рожь,
Чтобы после полей
Тебе крепче спалось!

Чтобы утром опять,
И свежа и вольна,
Ты в ущелье, в горах
Догоняла орла.

Чтобы крылья твои
Не подрезал никто,
Чтоб леталось тебе
Высоко-высоко!

Лето — мята,
Лето — лен.
Я-то, я-то,
Я — влюблен!

В это поле
И межу,
Где по клеверу
Хожу.

В эти сосны
И кряжи,
В даль, в дороги,
В гаражи.

В пенье
Медных проводов,
В перспективу
Городов.

В фонари,
В подземный гул,
В широту
Рязанских скул.

В звонкий голос
Топоров,
В сытый рев
Степных коров.

Лето — мята,
Лето — лен.
Я-то, я-то,
Я — влюблен!