Роберт Рождественский - Эхо любви. Стихотворения. Поэмы (сборник)

Сотни лет
         расходиться широким кругам
по огромной воде
молчаливой реки…

Выше всех Эверестов –
                 Мамаев курган!
Зря об этом
в учебниках нет
ни строки.
Зря не сказано в них,
что теплеет Земля
и светлеет Земля,
             оттого что на ней,
о курганах Мамаевых
помнить веля,
загораются
         тысячи Вечных огней…

Мне сюда возвращаться.
                 К добру и к беде.
Мне сюда приходить
                 Приползать.
                         Прилетать.
И, схватившись за сердце на той высоте,
задыхаясь,
разреженный воздух глотать.
Мне сюда возвращаться.
                 Из мелких потерь.
Из ухоженных стран.
И горячечных снов.
Натыкаться на долгие стоны людей
и кольчуги
         позванивающих орденов…
Зря не сказано в книгах,
Мамаев курган,
что металла в твоем оглушенном нутре
больше,
     чем в знаменитой Магнитной горе!

Что хватило его и друзьям.
И врагам.
Вместо капель росы,
                 как слепое жнивье,
проступает железо,
кроваво сочась…
И поэтому
самая главная часть
в притяженье Земли –
                 притяженье твое!..

Ты цветами пророс.
Ты слезами пророс.
Ты стоишь,
поминальные муки терпя.
Синеватые молнии
             медленных гроз,
будто в колокол памяти,
бьются в тебя!
И тогда поднимаются птицы с земли,
и колышется нервно
                 степная трава.

Оживают
затертые напрочь
             слова.
И по плитам
устало
стучат
костыли.

Война откатилась за годы и гуды,
и горечь, и славу
             до дна перебрав.
А пули
еще прилетают оттуда –
из тех февралей.
Из-за тех переправ.
А пули летят
         из немыслимой дали…
Уже потускневшие
капли
свинца
пронзают броню
             легендарных медалей,
кромсая на части
живые сердца.
Они из войны прилетают недаром.
Ведь это оттуда,
             из позавчера,
из бывших окопов
по старым солдатам
чужие
     истлевшие
             бьют
                 снайпера.
Я знаю, что схватка идет не на равных
и
нечем ответить
такому
врагу.
Но я не могу
         уберечь ветеранов.
Я даже собой заслонить
не могу.
И я проклинаю
             пустую браваду,
мне спать не дает
ощущенье вины…

Все меньше и меньше
                 к Большому театру
приходит
участников
прошлой войны.

У разоренного стола
сидишь –
        немая, как скала.
Ты – около.
И ты ушла…
О чем
     ты думаешь?

Судьбою соединены
мы –
две планеты.
Две страны.
Два грохота.
Две тишины…
О чем
     ты думаешь?

Так близко,
         что в глазах рябит.
Так цепко,
         что нельзя забыть.
Так долго,
         что не может быть!..
О чем
     ты думаешь?
Крадется сумрак по стене.
А я ворочаюсь во сне.
Хочу,
чтобы приснилось мне,
о чем
     ты думаешь.

Но –
опрокинутся года.
Подернутся хрустинкой льда.
Я не узнаю никогда,
о чем ты думаешь.

Рыбы
     уходят спать на деревья –
верю.
Зайцы купаются
             до одуренья –
верю.
Лошадь
     читает по-итальянски –
верю.
Юный петух
         уличен в постоянстве –
верю.
Пудрой не пахнет
             в дамском салоне –
верю.
Пляж в Антарктиде,
             снег – на Цейлоне –
верю.
В льва,
     перешедшего с мяса на травку,
верю.
В труса,
     готового ринуться в драку,
верю.
В нищего,
        с хохотом жгущего деньги,
верю.
И в непорочность
             гулящей девки
верю.
В то, что убийца плачет,
                     раскаясь,
верю…

Ты говоришь мне: «Люблю!..»
Усмехаюсь.
Не верю.

Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
друг –
     один
и враг –
     один…
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей –
                 жила…
Человеку надо мало:
после грома –
            тишину,
Голубой клочок тумана.

Жизнь –
        одну.
И смерть –
         одну.
Утром свежую газету –
с Человечеством родство.
И всего одну планету –
Землю!
Только и всего.
И –
межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности, –
                немного.
Это, в общем-то, –
                пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.

Человеку
        мало
            надо.
Лишь бы кто-то дома
ждал.

За порогом –
         потрясающие бездны.
Я в одну из них,
             смеясь, беру билет…
Кто-то ночью под окном
                     пел песни.
Хулиган, наверно.
Или поэт…
Ошалелая капель
             стучит в стекла.
Водосточная труба
                пьяным-пьяна!
И над жадною землею распростерта,
как несбыточный покой,
                     голубизна.
Мир огромен.
Но сегодня в мире тесно!
И капели никого не пощадят…
Где вы бродите,
             великие оркестры?
Вам бы в эти дни
играть на площадях!..
Все весеннее:
         намеки,
                 и поступки,
и бездумные шаги по мостовой.
Все весеннее:
         бульвары и простуды,
ветер,
пахнущий вчерашнею травой.
Верю я, что есть улыбка в этом ветре.
Верю в ласковость и силу
сквозняка.
В постового застеснявшегося
                         верю.
И не верю только в синие снега.
Потому что на снега
                 лучи насели!
Солнце малое
дрожит в любом окне.
И ручьи,
     как молодые Енисеи,
рвутся к лужам –
океановой родне!
Все торопится,
             шарахается,
                     булькает.
Настигает.
Остается позади.

Что-то будет.
Непременно что-то будет.
Что-то главное
должно произойти.

Так
любимых не ждут у порога.
Так
к больному не ждут врача…
Пыль
     на рыжих
             степных дорогах –
хоть картошку пеки – горяча.
Люди мнут фуражки в руках,
от полей глаза отводя…
Я впервые увидел,
как
ждут дождя.
Ждут,
     выдумывая всевозможные сроки,
ждут, надеясь на чудо,
ждут, матерясь:
– Пусть дороги развозит!
Плевать на дороги!
Лишь бы дождь.
Пусть тогда, хоть по горло,
                     грязь. –
А земля горит.
От жары – как в броне.
А земля говорит:
– Помогите мне!
Без воды, без дождя
больше я не могу…
Помогите!
Ведь я не останусь в долгу! –
Как ей скажешь:
             – Выдержи!
                     – Подожди! –
Чем поможешь?
Минуты, как вечность, идут…
Люди ждут и молчат.
Люди курят и ждут…

Ты мне пишешь:
в Москве у вас
            снова дожди.
Снова дождь.
По бульвару опять не пройдешь.
Снова дождь.
По обочинам мчат ручейки.
Дождь идет по Москве –
                 теплый,
                     ласковый дождь…
Там скрываются от него, –
                     чудаки! –
надевают плащи, открывают зонты,
начинают погоду ругать с утра,
ходят хмурые…

Если б увидела ты,
как, негаданно
            вымахнув из-за бугра,
мчит,
    дороги не разбирающий,
через поле
         к нам
             напрямик,
так пылящий, будто пылающий,
сельсоветовский грузовик.
Председатель выпрыгивает на ходу,
он кричит,
а глаза блестят, как от голода:
– Будет
     дождь!
Мне сейчас… звонили из города… –
Пошатнулся.
И дальше, словно в бреду: –
Туча…
     мне звонили…
                 свернула сюда…
к нам идет…
Если мимо, то … быть… беде…

Ты мне пишешь, что вам надоела вода.
Напиши, напиши мне об этой воде!
О дождях напиши мне!
О том, как тяжел
воздух перед грозой…
На погоду не жалуйся!
Напиши,
     чтоб он был, этот дождь,
чтоб он шел!
Пожелай нам ливня,
пожалуйста.