Юлия Мамочева - Отпечатки затертых литер

Спи спокойно под свист метели,
Усыпляющей, голубой…
Небо цвета промерзшей гжели
Расстилается над тобой,

Накрывает морозной тенью,
Колыбельной сводя с ума.
Хочешь вырваться? — Нет спасенья,
Всюду ночь. И зима, зима…

Вот уже, оплетенный дымкой,
Мир затих, молчаливо строг…
Только бродит сон невидимкой
По узорам пустых дорог.

Спит Земля, не ища возмездья,
Ветра слыша гудящий хрип.
А над нею плывут созвездья
Косяками священных рыб.

Крылья! Крылья мне дайте скорее:
Улечу, словно птица, на юг.
Душу мёрзлую там отогрею
Вместе с пальцами стынущих рук.

Поцелую горячую землю —
Блики солнца далёкой земли…
И дыханью солёному внемлю
Бесконечно лазурной дали.

Дайте когти железные, чтобы,
Пусть не видя во мраке ни зги,
Сердце вырвать из тесной утробы —
Из объятий ревущей пурги.

И подняться над ней, белолицей,
Рассмеявшись счастливой судьбе…
Сделай, Боже, девчонку — орлицей.
Буду век благодарна тебе.

Взмахнул Тигренок, словно кот,
Пылающим хвостом —
И вот, мерцая в серебре,
Стучится праздник в двери.

Для всей страны, смеясь, зажжет
Он звезды над Кремлём,
И ель на радость детворе
Украсит в тихом сквере…

Великолепный полон зал
Пажей, красавиц, франтов —
То кружит Ветер удалой
Снежинок хоровод.

Россия! Подними бокал
Под мерный звон курантов,
Ныряя разом с головой
В счастливый Новый Год!

Пролетел десятый год: долгий, круглый, целый…
Ты моргнул всего разок, а уж он-то скор:
Видишь блики на окне? Это лапой белой
Чертит Заяц-весельчак сказочный узор!..

Принакрылась вся Земля снежною периной,
И кудесник подоспел, с бородой как встарь…
Вот уж скатерть на столе — запах мандаринный
Приглашает в гости к нам заглянуть Январь.

Слышен смех, волшебный звон с ароматом хвои —
Ты желанье загадай в эту ночь, народ!
И счастливей прежнего, радостнее вдвое
Станет наступающий светлый Новый Год!

Мне для счастья ненадобно броского —
Иногда и немногое знаково.
В одиночестве слушать Чайковского
И читать вечерами Булгакова.

Исповедаться лику старинному,
С головой помолясь непокрытою,
И гулять по Арбату пустынному,
Восхищаясь в душе Маргаритою.

Точно в солнечном детстве, по тихой аллее пройду,
На резную скамейку у дуба любимого сяду —
Как же сердце томилось по этому старому саду,
Словно тысячу лет не бывала я в милом саду…

Изумрудным венцом коронован задумчивый друг…
Не гуди, старина, — я столетний покой не нарушу.
Лишь хочу, чтоб мою до поры повзрослевшую душу
Приласкал ты как прежде касаньем невидимых рук.

Чтобы храм улыбался над кружевом старых ворот
И над пылью дорожек, которые тоже не новы…
Чтоб из сердца рвалось воробьем восхищенное слово —
Да со смехом веселым над дерзостью птичьих отстрот:
Их немало в саду, овладевших искусством бонмо,
Расчирикались, скачут потешно — едва ли не в руки!..

Мой Михайловский Сад раскрывается в радостном звуке,
Как и в сладкой прохладе подтаявшего эскимо.

Сняла очки — и вижу все мазками…
Забавно: мир как с полотна Мане.
Коснусь его холодными руками —
Исчезнет тотчас, по моей вине.

Постой, не надо! В сумочке перчатки;
Надену их — не станет мерзлоты!..
Моей мечты цветные отпечатки…
О пресный быт! За ними меркнешь ты…

В глазах стоит священная картина —
Безумие, фантазия, мираж:
Сливается навеки воедино
Эмоций полихромная гуашь.

Так трепетно, как тень скользящей лодки
По темной глади на краю земли…
Очки надела — снова вижу четко.
Но вижу ли? Но вижу ли?..

Протяни мне, Боже, на ладони хризолиты слез,
Чтоб сверкали в светлый миг оправой для счастливых глаз.
Силы дай не утонуть в бездонном океане грёз —
Жить секунду за секундой как в последний раз!

Подари незримую корону светлого ума:
Чтоб стихи рождались, разрывая сладкой болью грудь…
Господи, я трудный путь поэта выбрала сама!
Только Ты, прошу, со мною рядом будь…

Ну а если невзначай мне скажут: «Знаешь, Бога нет»,
Не померкнет свет янтарный вдохновленных глаз.
Лишь отвечу я без срыва на фальцет:
«Если так — то кто же создал нас?..»

В моих глазах — застывшая смола.
Сосной когда-то, значит, я была.
Тянулась к небу, к солнцу — все росла:
Мне солнечные открывались дали!..

Я видела тогда весь мир земной —
Сквозь призму стужи, сквозь пьянящий зной…
Я пахла хвоей, свежестью, весной —
И звезды ледяные мной дышали.

А подо мной кипела жизнь — аврал!
Влюблялся кто-то — кто-то умирал,
Один по миру нитки собирал —
Другой — цветы в букет Прекрасной Даме.

Пел нищий и рыдал всевластный царь,
И сквернословье заглушал тропарь…
Сосну срубили — побурел янтарь
И стал моими карими глазами.

Нужно отвлечься… Отвлечься — я буду молчать:
По глазам, по губам… По слогам — объявленья, афиши.
Смысл в иероглифах угольных веток искать,
Образы буду ловить, словно шапкой — стрекоз.

Мучить безбожно изнанку карманов — и ждать,
Фимиам различая в прокуренном воздухе, слыша
Запах, окутавший города мокрую стать,
Влажный по-питерски запах некупленных роз.

Нужно отвлечься, забыться — я буду молчать.
Горделиво, как воротничок неотглаженной блузки.
Все ожидая кого-то — Ее, благодать.
И молить небеса дымовые — не знаю, о чем.

Не с кем прощаться — уйду по-английски опять.
Чтоб, свернув в подворотню, без этикетов, по-русски —
Городу мокрому все без прикрас рассказать,
Горечь невстречи оплакав осенним дождем.

Старый сад не исчез из вида,
Он не скрылся, заснув, из глаз…
Отчего ты грустна, Немезида,
Будто смертный предвидя час?..

Стали дни по зиме короче…
Так зачем же теперь, впотьмах,
Ты, дитя итальянской Ночи,
В ленинградских молчишь слезах?

Серебрит драгоценный иней
Королевских дубов резьбу,
И лежишь ты, моя богиня,
В деревянном лежишь гробу.

Припорошена снегом тога,
Пальцы стиснули лавра цвет…
Не гляди с укоризной строго —
Ведь иного спасенья нет!..

Гром бомбежек — твоя панихида,
Вместо лиры поет снаряд.
Но не гневайся, Немезида:
Отстоит тебя русский град!

За садовой чудной оградкой
Он живет: не погиб, не пал!..
Стала ты его ленинградкой,
Он тебе пантеоном стал.

Рвут зенитки. Под эти звуки
Зимний Летний свой сон хранит,
И промерзшие чьи-то руки
Гладят мрамор твоих ланит,

Кто-то хрипло читает «Отче»,
Хороня, точно клад — в скале,
Божество итальянской ночи —
В подсоленной от слез земле.

Но не надо могилы бояться:
Не пройдет и десятка лет,
Из траншеи номер семнадцать
Выйдешь снова на белый свет,

И сквозь кружево стройных линий
Ты победе — живой и сладкой —
Улыбнешься — зарёй, богиней,
И расплачешься… ленинградкой.