Юлия Мамочева - Отпечатки затертых литер

Ничего не страшись, ни о чем не жалей —
Это служит дурную службу.
Просто помни, разбитый печалью своей,
Дружбу крепкую, нашу дружбу.

Пусть проклятый огонь раздирает виски
И по нервам гуляет вьюга!
Твердо верю: мне сгинуть не даст от тоски
Голос ветра и голос друга.

Словно тонкие нити стальных проводов,
Электричество гонят вены.
Оглядись! Детства нашего дружного кров —
Это школьные наши стены.

Здесь пропитанный знанием воздух хранит
Отпечатки затертых литер.
Здесь мы грызли упрямой науки гранит,
Сквозь окно созерцая Питер.

Ты вдохни, ты почувствуй звенящий порыв!
В нем и гордость, и смех, и диво…
Дабы голосом дружбы, что в памяти жив,
Было счастье вовеки живо.

Плыву, взмывая на волне, —
Лечу в морскую даль.
Несется бриз навстречу мне,
И где-то там, на самом дне,
Камней мерцает сталь;

Гудит, взрываясь, летний зной,
Горя огнем в груди;
Лазурь искрится надо мной,
И свищет ветер за спиной —
Свобода впереди!

Она с напевами морей
Сливается, звеня;
Играя сотнями огней,
Поет волна — о Ней, о Ней!
И, подхватив меня,

Взлетает птицей в вышину,
Туда, где солнца лик;
А я смеюсь — но не тону!
И, оседлав свою волну,
Продлить желаю миг…

Рокочет море чуть дыша,
С природой в унисон;
Валы стекают неспеша —
И умиляется душа,
Сдержав счастливый стон…

Морского воздуха, взлетев,
Я делаю глоток
И, на мгновенье замерев,
Под ветра громогласный рев…
В шальной лечу поток!

Валюсь, скрываясь с головой,
Неведомо куда:
Поток бушует надо мной,
И по бокам, и за спиной…
Кругом — одна вода!

Не побороть ее никак,
Единую волну:
Уж воздух, кажется, иссяк,
И свет подводный, как маяк,
Манит меня ко дну…

Как жаль, что милые края
Безумно далеки!..
Вдруг жизнь воспрянула моя,
Как будто ощутила я
Стальные плавники!

И вновь теперь, напрягши грудь,
Взмывая к небесам:
Я не хочу сейчас тонуть —
Мне б лучше воздуха вдохнуть,
Назло морским волнам!..

Взлетев на гребне, чуть дыша,
Природы слышу звон…
А с ним — и буря не страшна!
Пускай дрожит твоя душа,
Надменный Посейдон!..

Лето промчалось, как клин журавлиный,
Скоро, невидимо, неудержимо, —
Счастьем горячего дня.

Зелень кафтанов пылает рябиной —
Вскоре падут. Вновь провалишься в зиму,
В сердце июль сохраня.

Окутанный рассветной пеленой,
Старинный лес шумит под небесами.
Он погружен в живительный покой
И птичьими наполнен голосами…

Сквозь кроны величавые его
Проходит свет струящимся каскадом…
Здесь некогда творилось колдовство,
Которое не различимо взглядом.

И мудрость чародейскую хранят
Безмолвные лесные великаны:
Здесь колдуны вершили свой обряд
И били до рассвета в барабаны…

А их костров магических огни
Взлетали к звездам в небеса ночные,
И загорались ярче звезд они,
Просторы озаряя неземные…

Есть озеро чудесной глубины
Среди лесной красы нерукотворной,
Там в тишине, на самом дне озерном
Спит витязь из далекой старины…

Не слышит он русалочьей баллады,
Ему не ведом пламенный закат,
И утренняя свежая прохлада
Его истлевших не касалась лат.

Лишь только в час, когда заря лесная
Суровый обагряет небосвод,
Красы чудесной дева золотая
Приходит плакать у зеркальных вод —

Она поет о витязе прекрасном
В звенящей предрассветной тишине,
О гибели и славной, и несчастной,
Его постигшей на озёрном дне…

Тех дивных слез красавицы лесной
На водной глади жемчуга сверкают
И звоном еле слышным нарушают
Успопшего безвременный покой…

То нимфа плачет, горько и печально,
С тревожной грустью на рассвете дня,
И голос, невесомый и хрустальный,
Сквозь пелену рассветного огня

Чудесным эхом звонко отдается…
И вдруг — стихает. Снова тишина.
И только в красных небесах смеется
До полночи ушедшая Луна

Да утренней серебряной капели
Прозрачный раздается перелив,
Как позабытый в древности мотив
Лесного духа озорной свирели.

Бурлит необъятное море,
Клокочет седой небосвод
И ветер звенит на просторе
Кипящих неистовых вод.

Сквозь бурю суровую эту,
Сквозь туч грозовую вуаль,
Кораблик несется по свету —
Стремится в лазурную даль…

Бушует лихая стихия,
Чудесные рвет паруса,
А дерзкие волны морские,
В ночные взлетев небеса,

Корабль накрывают лавиной
И тянут на самое дно,
Чтоб стало могилой глубинной
Ему в одночасье оно:

Тогда в бирюзовой пучине
На тихом таинственном дне
Кораблик лежал бы поныне,
Забывшись в безвременном сне.

Ласкало бы только теченье
Льняные его паруса,
Русалочьи лишь голоса
Его б нарушали забвенье…

Но был бы наполнен печалью
Тот жизни лишенный покой:
Кораблику счастье — далекие дали
Да шелест волны под кормой!

Своей красотой безмятежной
Пучина его не влечет:
Простор ему дорог безбрежный
И светом луны белоснежным
Залитый ночной небосвод!..

Грохочет рассерженный гром
И силится тщетно стихия
Зеленые воды морские
Над гордым сомкнуть кораблем…

Пускай беспрестанно скрипит
В порывах неистовой бури
Сосновая мачта; звенит
Над парусом цвета лазури

Ветров беспокойный напев;
Пусть волны кипящие блещут
И, в самое небо взлетев,
Шумят переливом зловещим,

Но шторм, роковой и печальный,
Того не страшит корабля!
Ведь где-то за гладью хрустальной
Родная осталась Земля:

Всем сердцем кораблик стремится
Родимых достичь берегов,
Где ждут его певчие птицы
В тиши благодатной лесов

И милые сердцу рассветы
Сменяют волшебные дни…
Где гордо чернеют они —
Незыблемых гор силуэты…

Коль жизни вечной после гроба нет,
К чему тогда нам ныне жить пристало?
Уж не рождаться лучше бы на свет,
Чем ждать со страхом горького финала!

Но разве Смерть венчает этот путь?
Во славу ей проходит жизнь земная?!
И разве праведник не может посягнуть
На Божий суд и на блаженство рая?

Неужто грешники, которые разбой
Своим считали жизненным призваньем
И вечно шли преступною тропой,
На небе не получат наказанья?!

Ужель закончим мы существовать,
Вступив во твердь отверстую могилы,
Ужель ни Рай, ни Ад нам не дадут познать
Великие божественные силы?

Ужель библейский выдумал Пророк
Чудесное явленье Серафима,
И праведник поднялся на костер
На площади языческого Рима,

И даже смерть мучительная та
Была напрасна? Нет. Душа святая
Страдала за великого Христа,
А после поднялась к воротам Рая…

Так, значит, существует мир иной?
И парадиз, и мрачная геенна…
И, значит, память о душе святой
Спустя века по-прежнему священна…