Владислав Эллис - Избранное

Размах волнующей зари
Куда ушел ты?
На перекрестке фонари
Мелькали желтым.

В тумане ехали вдвоем,
Хмельною ранью,
Не отвечали за стеклом
Цвета желанью.

Холодным блеском не мани,
Любви не вечной,
Как полыхнувшие огни
Машины встречной.

Дорогой нет, к чему влекло:
Семейной дали.
Разбил зеленое стекло
Амур в сигнале.

Движеньем сумрачных статуй
В музее частном.
Там разменяли поцелуй
На свете красном.

И живя по чужим местам,
Там мечтают за каждой дверью.
Люди верят моим мечтам,
Я и сам, привыкая, верю!

Ведь мечта, как она ни стара, —
Катапульт для короткого взлета,
Люди верят в мое вчера,
Значит я, и сегодня что-то!

Я же вам не сказал — теперь,
Был когда-то, давно, генералом.
Что ж попробуй, пойди проверь
В том далеком давно увялом.

Снова тот же случай,
День прилично сер.
Ты меня не мучай
Тонкостью манер.

По гостиным стыли
Чувства не спроста.
Тихо обходили
Острые места.

Тонность между нами,
Это очень жаль.
Не носи годами
Скрытую печаль.

Пусть пугливость птичья
Для других удел.
Даже для приличья
В жизни есть предел.

Вынь из сердца смело
Острые ножи,
Все, что наболело,
Выкричи — скажи!!!

Когда ему купить штаны
И быть немного пьяным,
Там все вопросы решены,
Ненарушимым планом.

Всегда завидую ему,
Осанке и престижу.
Я не всегда его пойму,
Но очень ясно вижу:

Конечно будет жить в раю,
Другой исход не к месту.
Обитель вечную свою,
Он выбрал, как невесту.

Уюту купленному рад,
И враг большому грому.
Себе на кладбище квадрат
Купил по деловому.

Война, бомбежки, я вдова.
Опять печалям перемена.
Его последние слова —
Мольба о дочери, из плена.

Не примирилась я с судьбой,
И поклялась на этой тризне,
Нести, поднявши над собой,
Ее к хорошей светлой жизни.

В суровой, частой смене стран,
Мои желания в сторонку.
Я переплыла океан,
Чтоб дать найлучшее ребенку.

Но опустел последний дом.
Ну, кто ж теперь мне самый близкий?
Ушла, с каким-то босяком,
Прощай, сказала по-английски.

Навстречу никто не идет,
Пусты тротуарные дали.
Вечерний я там пешеход,
Единственный в тихом квартале.

Чужой освещенный уют,
Волшебницей виты, волокна
Веселой расцветкой зовут,
В чужие заглядывать окна.

Я не был в соседнем кино
В последние годы ни разу.
Любое в квартале окно,
Начало любому рассказу.

Вот, двое предавшись вину
Друг другу несвязно бормочат.
Я плотно к окошку прильнул, —
Чем зубы фальшивые точат?

А дальше старушку старик
Дарит запоздалою лаской.
Там, девушка красит парик,
Серебряной, завтрашней, краской.

Я многое в окнах узнал;
Набрались мы всячины всякой,
Когда вечерами квартал,
Вдвоем обходили с собакой.

Мне с улицы виден народ
Без ретуши и без поправки;
Он вечером дома не тот,
Каким нам встречается в лавке.

У Бога щедрот не просила
Грехам не искала прощенья. —
Стояла в углу без движенья,
У врат незнакомого мира.

Стыдилась вихрастой прически;
Прикрыть очень модное нечем.
В напевной священника речи
Древнейшей Руси отголоски.

Там древность звучала как новость.
И после чужого моленья,
Нужнее мирского волненья,
Ей стала церковная строгость.

В смущеньи случайном, но сильном,
Ни просьб, ни молитвы, ни плача;
Но мысли витают иначе
Чем в оффисе… в храме пустынном.

Мерцанье свечей под иконой,
Ожили церковные тени,
И стала она на колени,
В углу за широкой колонной.

Для счастья в мире меры нет,
Ее Сократ всю жизнь искал.
Здесь «кадильяк» не идеал,
Там счастьем был велосипед.

Смотря в какой живешь стране,
И с чем доподлинно знаком;
Довольным можно быть вполне,
Удачным к тачке колесом.

Коней несущихся с огнем,
Сегодня в воз не запрягу.
Могу не думать я о нем, —
Забыть о счастьи не могу.

Дней бесконечная спираль,
В ней счастье редкостный виток,
Оставит тихую печаль, —
Согреет на короткий срок.

Но все же радует в пути,
Коль безнадежно вечер сер.
От счастья нужно отойти,
Чтоб ощутить его размер.

В тени сурового Эльбруса,
Не огрубев от жизни мглистой,
Писал поручик черноусый,
Стихи о тучке золотистой,

Плывет по миру тихим светом,
Крылом ласкает клавесины,
И образ, созданный поэтом,
На лицах сглаживал морщины.

С мечтой о тучке златокрылой,
Вдали от родины теплее,
Домов и мебели нужнее,
Ее божественная сила,
Не уничтожится метелью,
И не поблекнет в час заката.
Согрев монашескую келью,
Вошла в кабину космонавта.

На берегах другого стана,
Мечты возвышенным питая,
Гнездится тучка золотая
В груди народа великана!

Забыв древний сумрак пещеры
Мерцанье недавних свечей,
Несется в бескрайние сферы,
Годами, быстрей и быстрей.

Для скорости дерзких исканий,
Для тех, кто сгорая творит,
Не хватит земных расстояний,
Коротких, надземных, орбит.

Тесна человечья планета:
Задуман бескрайний полет…
Достигнувши скорости света.
Покой не найдет звездочет.

Для вскрытия новой идеи,
Шлифуется вырез ключа.
Пытливые мысли сильнее,
Быстрей, светового луча.

С орбит предначерченных вышли,
В туманностях правду найти.
Блудили пытливые мысли,
До света во Млечном Пути.

Людское умчится в забвенье,
Сгоревши в исканьи чудес.
Останется в мире движенье
Идей, без ненужных телес.

Посмотрел, и снова косо.
Отраженье не хвала.
Почему меня без спроса,
Отражают зеркала?

От реальности не скрыться,
Нрав у зеркала упрям;
Ловит сумрачные лица
На похмелье, по утрам.

Я себя увидел в книге;
Соучастником интриги.
В освещенной солнцем луже
Отразился даже хуже,
Чем отвергнутый тогда,
В тихой заводи пруда.

Где волшебством красит фея,
Я не вхож в священный храм.
Узнавал себя краснея,
В выраженьях строгих дам,
В объявлении газетном,
В заведении запретном.

Как Америка мала,
Только я, и зеркала.

Море шлет гонцов к утесам
Брызги пенистых седин
С нестареющим вопросом,
О причине всех причин.

Пеной, радугой и плеском,
Цвет меняя на лету,
Берегам свою мечту,
Поверяют волны веско.

Не терял упрямой прыти;
Красоты бегущих грив,
Щели ищущий прилив,
В неподатливом граните.

Море ярое в ударе,
Волны гребнями шумят.
Удаляется закат,
От волны блестящей яри.

И не будь прибрежной встречи,
Бурных вод и твердых скал;
Любоваться больше нечем,
Скучно б вечер затухал.