Владимир Булаенко - Стихотворения. 1937-1944

Припомнились мне:
                                 станция, лесок,
В чужом окне настольной лампы дрема.
Бежит и пререкается возок
С весенним, самым юным громом.
Разгладил пруд свое чело от волн,
Задумчиво изба глядит в запруду.
Подсолнух снял свой брыль —
                                                   задумал он
Им зачерпнуть со дна созвездий груду.
Несутся тучки вдаль.
                                    Мы, как во сне,
Плывем во ржи, задумчивы и немы…
В такой благословенной тишине
Рождаются и люди, и поэмы.

Старинный шлях походов, маршей, битв.
Нацелясь в небо, словно виновато,
Орудие в седой степи скорбит
Над трупом неизвестного солдата.
А где-то мать у старой хаты
Молитвы нить прядет бессильно,
Не зная,
                что орел крылатый
Упился кровью ее сына.

Моя любовь была такою,
Как вечер, летний и степной,
Как детский плач в ночи слепой,
Как тихий звон по-над рекою.

Моя любовь была такою,
Как стон разгневанных бандур,
Как грусть поэта после бурь
Избунтовавшейся порою.

Моя любовь была такою,
Как утренняя синева,
Как матери моей слова
Про жизнь,
                 не ведавшей покоя.

Под тыном полночи следы,
Кленовый лист колеблет ветер,
И тень Григория Сковороды
Ко мне приходит на рассвете.

Щемит под сердцем меди звон,
Заплаканный и одинокий.
«На Украине, — молвит он, —
Косноязычат лжепророки!»

Дорога по полям бежит,
Там ворон трупы разрывает?.
…А он, философ и мужик,
Рукою небо сотрясает.

Над землею — снегов пелена,
В пепелищах знакомые села.
Над землею, как коршун, война
Свои черные крылья простерла.

Вот девчушка сидит, наклонясь
И на руки припав головою, —
Мне напомнила скорбь ее глаз
Украину, любимую мною.

Перекрестись мечами, гнев,
Ведь люди в муках умирают.
День на своем гнедом коне
Шеломом небо подпирает.
В сорочках белых,
                               сидя в ряд
И щеки подперев руками,
Примолкли избы и скорбят
Под голубыми рушниками.

Кобзарь немой и без бандуры,
И мысль, и боль в ночи бессонной,
Я — блудный сын литературы,
Певец Коммуны и Мадонны,
Во дни меча, сквозь беды и руины,
Под взглядом века кланяясь свинцу,
Я прошел степями Украины,
Как слеза обиды по лицу.

Что думает тогда она,
Когда, целуя, обнимает,
Потом сидит и ожидает
У приоткрытого окна,
Грустна, задумчива, одна,
Прислушавшись, как ветер плачет?
…А день как лист желтогорячий…
Что думает тогда она?

Подранком-селезнем в полях
Заката ржавчина упала.
А песнь ночлежников впотьмах
Хромает по стерне устало.
Уж выйти по воду пора
Венере с золотым ведерцем.
Я пронесу те вечера
Под молодым, мятежным сердцем.

Под синий шелест грустных тополей
Тянулись к югу журавли ключами.
Шагала тихо осень по земле,
Как мать,
                      полна и скорби и печали.
За рыжий перевал, за дальний склон,
Ушел оратай бороздой за плугом,
И перезревших трав медовый сон
Плел кружева свои над лугом.
Уже на небосклоне голубом
Заката отсветы ложились ржаво.
А ты меня
Задумчивым селом
В миры неведомые провожала.

Уж кто-то солнце погасил
И звезды выманил, а вскоре
На ниве замер звон косы
И ночь нахлынула, как море.
Уже село объято сном —
Ему вставать на зорьке рано,
Один лишь ветер под окном
Блуждает спьяна…
Как тень,
                    до третьих петухов
За мной стоишь ты где-то рядом
И мне незримым карим взглядом
Читаешь строки грустных строф.

Склонилася туча над речкою синей,
Донецкая в небо уперлась дорога.
«Куда поспешаешь,
                                    расхристанный сын мой?
Зайди к старику,
                                посидим у порога.
Скажи мне — не бойся,
                                         никто не почует
Как долго осталось терпеть
                                                  эти муки?
Сыны мои тоже — все трое —
                                                         воюют,
А мне отрубили по локоть руки.
За то, что заставил я чуткие струны
Припомнить былое,
                                      забытое нами,
За то, что таких же,
                                              горячих и юных,
Как ты, я покликал на битву
                                                        с врагами.
Идешь? Ну иди. Дай-то бог
                                                тебе силы.
Вся кривда за ними,
                                    вся правда за нами.
Коль руки не вырастут —
                                        вырастут крылья,
И нас окрестят наши внуки —
                                                      орлами».

Тяжка дорога и сурова,
Но перед нею я не струшу.
Мильоны лет бренчат оковы,
В которых разум держит душу.
Я брякну цепью вековой
О стены страха и безвестья
И подниму над головой
Свои расхристанные песни.
Гудят мосты, бушует речь,
На раздорожьях стонет ветер…
У врат грядущего столетья
Я песнею хотел бы лечь!

Ты случайно мне повстречалась.
Шла тропой, батожок в руках.
Вдруг дорога в ночи закачалась.
Оборвалась у нас на глазах.
Не забуду я, как взметнулись
Крылья черных ресниц твоих.
С той поры вдоль забытых улиц
Ходит тенью мой грустный стих.
Эта быль превратится в небыль,
Станешь матерью ты, а я
Под чужим и холодным небом
Загублю свое сердце в боях.