KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Георгий Шенгели - Собрание стихотворений

Георгий Шенгели - Собрание стихотворений

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Георгий Шенгели, "Собрание стихотворений" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

1917

ВАТИКАН

Из мягкого белого шелка
На мне шелестит сутана.
Шапочкой белого бархата
Прикрыта моя седина.
Лиловые яхонты четок,
Хмуро мерцая и рдея,
Виноградной гроздью повисли
На белой тонкой руке.
Тетрадь из плотной бумаги
Цвета слоновой кости
Кордуанской узорной кожей
Драгоценно переплетена.
Сухой изящной латынью
Пишу короткие фразы –
Чеканенные медали
Из металлов прошедших веков.
В гулкой тиши Ватикана
Слышно смутные шумы:
В мире и в Городе — знаю –
Юные орды встают.
Подымаюсь на белую башню
И, старчески медля, с балкона
Новым urbi et orbi
Благословенно шлю.

1917

ПОЭТ

Одет монашески и коротко острижен,
По миру шествуя легко и не спеша,
Прямолинейною иглой карандаша
Он вносит в книжечку слова церквей и хижин.
И целомудренным размером осветлен,
И умной скупостью расчисливая краски,
Для ткани будущей сплетения и связки
В устоях каменных натягивает он.
И треугольником скульптурного отвеса
По уравнениям разметивши слова,
Ведет нетленный стих. И пламенно жива,
Взвиваясь к небесам, священная завеса.

1917

МОГИЛА БАРАТЫНСКОГО

Я посетил величественный город,
Подземную безмолвную столицу,
Где каждый дом украшен мавзолеем,
А мавзолей отягощен крестом.
Я проходил по мягкой меди листьев,
Влеклись глаза вдоль твердых барельефов,
И тлела мысль теплом и ломкой болью,
Священные встречая имена.
Но проходил, не замедляя шага.
Меня манил неогражденный камень,
Где иссечен великолепный профиль
Дорически-прекрасного певца.
О, чистота всесовершенных линий,
Напрягшихся в певучем равновесьи,
О, ясная и умная прохлада
В Финляндии зачатых Пропилей!
О счастьи скорбь, томление о Музе,
И мысли боль, и отягченный якорь,
Что подняли марсельские матросы, –
Всё в ясности отпечатлелось тут.

1917

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Копьями солнца взнесенное,
Здравствуй,
Прохладное утро.
Ветер
Мой парус надул,
Белый,
Как женская грудь,
Сладко прижаться щекою
К его упругому кругу,
В гулкую чашу его
Трепеты моря ловить.
Женщины тело бездушное
Жалко свернулось у борта.
Впалая грудь
Не вдохнет
Солью пропитанных струй.
Что же мне слушать
Внимательным ухом,
Как тайным брюзжаньем
Нежная кожа ее
В каждом изгибе звучит.
Талатта, талатта!
Дальше!
Разверзни широкое лоно,
Женское тело прими.
В глуби
Его упокой,
Я же,
Один и отзывен,
Навстречу солнцу,
По зыби,
Бешеным бегом звеня,
Вспеню серебряный путь.

1917

СЕНАТ

У Тибра водопой. Вся конница врага.
А в Капитолии, в белоколонной зале,
Сенаторы себя к сиденьям приковали,
И заседание под медные рога –
Непрерываемо. Враг топчет берега,
И, бронями кипя, пораскалились дали,
Но память о былом, — о Пирре, Аннибале,
Как последождная победная дуга.
И, клятву выковав в произнесеньи четком, –
Спокойный человек с квадратным подбородком
Запаивает жезл в медь маленькой руки,
И, чуя пиршество, чертят по небу птицы:
По мрамору ступень упруги и легки
Шаги Диктатора, — плеск молока волчицы.

1917

САНСКРИТ

В странно-знакомых словах, суровых словах санскрита –
Смуглая кожа земли, — той, где струится муссон.
В призвуках тайных и темных кроются лики дравидов,
Преданных мертвой луне, солнцем сожженных людей.
В плавно-певучих разливах широко отверстых гласных
Всплески высокой волны, — воли грядущих веков.
И в трепетании смутном шорохов, шепотов, шумов
Скорбные шелесты трав в мире бескрайних могил.

1917

EX ORIENTE UMBRA

Плащи из мутно-белого сукна,
Разрез направо, алый крест налево.
Их нежно вышивала королева,
И женская рука была верна.
Под медный плач латинского напева
Колышется органная волна,
И сердца рыцарского глубина
Вся рдеет от расплавленного гнева.
Окончено. Звенящий вопль трубы.
На весла тяжко налегли рабы,
И в море мерно выплыли галеры.
И с берега ловил их долго взгляд,
Прощальный взгляд на тех, кто солнце веры
Понес в провалы первых круазад.

1917

СЛОВАРЬ

Коринф. Коричневый. Коринка. Карий.
Колье гортанно прозвучавших слов.
Отраден мой сегодняшний улов:
Мир и словарь — как море и акварий.
Разглядывай резьбу радиолярий
Не под покровом громовых валов,
Но в хрустале недвижимых слоев,
И бережливым будь, что антикварий.
Так в малом целый познается мир.
Так в блеске золота раскрыт Офир,
И слово легкое — стигмат вселенной.
Люблю слова, певучую их плоть:
Моей душе, неколебимо пленной,
Их вестниками воли шлет Господь.

1917

РУКОПИСИ ПУШКИНА

Как нежны, как надрывно милы
И этот пыльный аромат,
И порыжелые чернилы,
И росчерков округлый ряд.
В сияньи Крымских побережий,
В Михайловской тиши, — один, –
Размашистые эти мрежи
Сплетал мой вечный властелин.
Как выскажу? И слов мне мало:
Здесь, где моя легла слеза,
Его рука перебегала
И медлили Его глаза.
И эти влажные напевы
Неистлеваемым зерном
Вздымают золотые севы
На поле выжженном моем.

1917

«Прибой на гравии прибрежном…»

Прибой на гравии прибрежном
И парус, полный ветерком,
И трубка пенковая с нежным
Благоуханным табаком.
А сзади в переулках старых
Густеют сумерки. Столы
Расставлены на тротуарах.
Вечерний чай. Цветов узлы.
Черешен сладостные груды.
Наколки кружевные дам.
И мягкий перезвон посуды
Аккомпанирует словам.
И так доступно измененье
Девятисот на восемьсот,
Где жизнь застыла без движенья,
И время дале не идет.
И радостью волнует райской,
Что впереди — свершенья лет
И что фонтан Бахчисарайский
Лишь будет в будущем воспет.

1917

ПОЭТАМ

Друзья! Мы — римляне. И скорби нет предела.
В осеннем воздухе размывчиво паря,
Над гордым форумом давно отпламенела
Золоторжавая закатная заря.
Друзья! Мы — римляне. Над форумом державным
В осеннем воздухе густеет долгий мрак.
Не флейты слышатся: со скрипом своенравным
Телеги тянутся, клубится вой собак.
Друзья! Мы — римляне. Мы истекаем кровью.
Владетели богатств, не оберегши их,
К неумолимому идем средневековью
В печалях осени, в томлениях ночных.
Но будем — римляне! Коль миром обветшалым
Нам уготован путь по варварской земле,
То мы труверами к суровым феодалам
Пойдем, Орфеев знак наметив на челе.
Вливаясь в музыку, рычанье бури — немо.
Какое торжество, друзья, нас озарит,
Когда, отъяв перо от боевого шлема,
Его разбойник-граф в чернила погрузит.
Пусть ночь надвинулась. Пусть мчится вихрь пожара,
К моим пророческим прислушайтесь словам:
Друзья! Мы — римляне! И я приход Ронсара
В движении веков предвозвещаю вам!

1918

ДЕРЖАВИН

Он очень стар. У впалого виска
Так хладно седина белеет,
И дряхлая усталая рука
Пером усталым не владеет.
Воспоминания… Но каждый час
Жизнь мечется, и шум тревожит.
Все говорят, что старый огнь погас,
Что век Екатерины прожит.
Вот и вчера. Сияют ордена,
Синеют и алеют ленты,
И в том дворце, где медлила Она,
Мелькают шумные студенты.
И юноша, волнуясь и летя,
Лицом сверкая обезьяньим,
Державина, беспечно, как дитя,
Обидел щедрым подаяньем.
Как грянули свободные слова
В равненьи и сцепленьи строгом
Хвалу тому, чья никла голова,
Кто перестал быть полубогом.
Как выкрикнул студенческий мундир
Над старцем, смертью осиянным,
Что в будущем вскипит, взметнется пир,
Куда не суждено быть званым…
Бессильный бард, вернувшийся домой,
Забыл об отдыхе, о саде,
Присел к столу и взял было рукой, –
Но так и не раскрыл тетради.

1918

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*