Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Мы отступали, на всё надеясь,
Ветер в разведке сидит в кустах.
Суженый-ряженый — белогвардеец:
Грудь, словно кладбище, вся в крестах!
Урал невзлюбил нас, и мы его кинем
На малое время.
Идем налегке —
Рубахи, портчонки кое-какие,—
Так подошли мы к Серганке-реке.
И тут началось знаменитое действо.
Мы стали купаться — вместе, враз.
(Сукины дети — белогвардейцы —
Как будто устали преследовать нас.)
Солнце, да речка, да, как забава, дело.
Хорошо.
Купаемся жарким днем.
Белая сотня вдруг налетела.
Ну и пошла чесать огнем.
Эх, мать гулевая, судьба-цыганка!
Нельзя ли поменьше подобных дней?
Мы как сиганули из Серганки
И — беспортошные — на коней.
Выручайте, кони, черные гривы.
Соловьем-разбойником день свистел.
Стыд не прикрыт.
Прямо херувимы
С Киево-Печерских синих стен.
Поднажали малость.
В песнях славьте!
Наши раны жгучие солнцем припекло.
Снова пики в стремя,
Ноги в лапти,
На себя надели барахло.

Тут — ложбина, там — овраг,
Яма, ямка, ямочка,
Справа — враг, и слева — враг.
Эх, мама, мамочка!

Дым такой, что угоришь,
Он совсем затмил зарю.
«Отступаем?» — говоришь.
«Отступаем», — говорю.

Хуже не было поры,
Каждой пулей дорожим.
«Драпанем до горы
Иль в канаве полежим?»

Черти белые на тракте,
Пули скачут, как блины!
Износились наши лапти
И зеленые штаны.

Сим-река.
Здорово, Сим!
Поливай, «максим»!

Вот она, твоя ворона,
Уподоблена орлу.
Бей ее, твою ворону,
По тяжелому крылу!

Вот она сидит на вышке,
Вон летает по лесам.
Бейте все!
Иначе — крышка!
Нашим поднятым сердцам.

Тут — ложбина, там — овраг,
Яма, ямка, ямочка,
Справа — враг, и слева — враг.
Эх, мама, мамочка!..

Обгорела неувяда,
Богородская трава.
Все места родные — рядом,
Попрощаемся, братва.

Впереди поклонов ладных
(Защемит в груди сильней)
Напоим водой отрадной
Наших пламенных коней.

Пусть остынут.
                    От запала
Береги коня всегда.
Поклонились как попало
Все полки тебе, вода.

Поклонились под кустами
Грудам огненной хвои,
Всей земле с ее цветами…
Шашки вымыли свои,

Хлеба рыбам покрошили,
И теперь на всё плевать…
Ну, веди бойцов, Каширин,
Умирать и убивать!

Шашки меркнули от крови,
И гроза открыта нам.
По недоле, по любови,
По знакомым сторонам
Кроем так, что не приснится,
Кроем с перцем — будь здоров!
Мертвой падает синица
От таких прекрасных слов!
Словно тень былой опеки
Чудо-юдо рыба-кит,
Белый гад на солнцепеке
Развалился и шипит.
Каждый бы (видали виды!)
Смертный путь ему сказал.
…Морем меряют обиды,
Муки красных партизан.

Разметнулось наше лихо
Вплоть до речки Чусовой.
Нам ходить под этим лихом
С невеселой головой.

Прозвенела, увядая,
Цвет-долина-сторона.
Нас встречает молодая
Невысокая луна.

Остановимся, покурим,
Стан раскинем у реки.
Сосчитаем наши пули,
Пулеметы и штыки.

У дощатого настила
Сосчитаем, что ли, брат,
Сколько сабель нас крестило,
Сколько сваталось гранат!

Между делом невозбранно
На привале этом вновь
Перемоем наши раны,
Скинем тягостную кровь.

Так, врага встречая грудью,
Воевали мы и шли
По путям и перепутьям
Самой радостной земли.

Мы спасались от погони.
Ночь длинна. Луна бела.
Вороные наши кони
Перегрызли удила.

Как идти, куда стучаться
В горевой таежной мгле?
Мы ходили смертным часом,
Величайшим на земле.

Застрадала, захворала
Дольняя земля отцов.
Жены Верхнего Урала
Обряжали мертвецов.

Камень рвали динамитом,
Сосны клали без сучков.
Закрывать глаза убитым
Не хватало пятачков.

И в тревоге распаленной,
Только с ночью глаз на глаз,
Нерушимые знамена
Наклонялись в третий раз.

И опять команда:
«В стремя!»
И война по всем краям…
Женщины!
Такое время
Надо славить сыновьям.

Счастли́в поэт. Поймал слова с поличным,
Поставил в ряд и тем прославил день…
Профессия влияет на обличье,
На вкусы и характеры людей.

По всем углам земли, косым и смежным,
В ряду с другими тоже ей дано
Огромное влиянье на одежду,—
Она его упрочила давно.

Имейте зоркий глаз, и станет лучше
Отборных слов широкая река…
Я узнаю тебя, веселый грузчик,
По красному прибою кушака.

Отсюда явственна стиха завязка:
Кушак и грузчик — двойственный союз.
Кушак — испытанная опояска,
Ремень — жесток, когда проносишь груз.

Другие век сидят под тополями
И славословят звезды без конца.
Рукопожатьем я определяю
Тяжелую работу кузнеца.

Слова, как жесть, краснеют от нагрева.
Расплавлю их, чтобы увидел я
И в темноте — насколько толще левой
Десница опаленная твоя.

…Умей любить, поэт, и ненавидеть,
Умей вести сигнальные огни.
Расспрашивай, когда глаза не видят,
И стань немым, когда кричат они.

Ты прошел небеса и не видел ни рая, ни ада,
Пил погибельный воздух и пустыню постиг.
Высоко поднимался, делал мертвые петли
                                                                 и падал,
Земноводный по сути, неприкаянный еретик.
Разговорчивым будь.
Перечисли названия станций,
Реки лунных долин, перевалы, мосты.
Расскажи мне про всё — ты, видавший
                                                    протуберанцы
И глаза плотоядной луны протяженьем
                                          в четыре версты!
Я не знаю заоблачной сферы. Я просто
Прочитал нерадивые книги и пошел
                                             на вожжах, —
Я не знаю, поют иль кричат алконосты,
Как трясутся планеты при заоблачных мятежах.
Но земля — непреложна.
Словно жилы — далекие тракты.
Постоянен закон притяженья.
И дорога твоя
Обусловлена нынче никчемной повесткой
                                                       от жакта,
И письмом с иностранными штемпелями,
И причудами бытия.
Кто страдает от жажды?
Кроты и, конечно, деревья.
Крот прикован к земле,
Неподвижны деревьев стволы.
Ты, наверное, рвал на клочки
Постоянно ощеренный гребнем
Сноп тяжелой воды.
Точно так поступают орлы.
Называйте орлами — орлов!
Ветры спят на распутьях,
Над землею огромная туча
                                  не дрогнет.
Утомительно ждем.
И тогда налетают орлы,
Разрывают ее на лоскутья,
Туча громом царапает воздух,
Ниспадая на землю дождем.
Впереди всех времен — авиатор.
Слово сделаю ладным,
Пожелаю удачи.
Ничтожную милость яви:
Если год этой службы почитается
                                                   за два,
Сколько лет проживешь?
Полтораста?
Ну что же —
Живи!