Илья Британ - Богу

День и месяц, и год —
Вереница забот.
Что родится, умрёт,
Но узнает восход.

Сердце можно увлечь
Мнимой ласкою встреч,
Но безгласная речь
Это — хуже, чем меч.

Средь кошмара, тревог
И погибших дорог,
Как последний итог —
Только Вечность и Бог!

Хотя в душе рыдают часто
Печаль и скорбь Екклезиаста,
Но как ничтожен и как тесен
Мне Божий мир без Песни Песен;

Хотя всегда, везде мне близко
Любви безумие Франциска,
Но в сердце блещут бурно, жарко
Алькофорадо и Петрарка;

Хотя разбила все скрижали
Тоска по Вечности Паскаля,
Но мудрость низменна и нема
Пред светлой тайной Вифлеема!

Земные скорби — сон пустой:
Они — забавы дьявола.
Влекись далекою мечтой
Заоблачного правила.

Мелькает грех в потоке зорь
Обманчивой личиною. —
С пресветлым Господом не спорь,
Идя дорогой длинною.

А в зное кратких неудач
Нам гибель только чудится. —
Над гробом прошлого не плачь:
Обещано — и сбудется!

Накрапывал дождик осенний;
Печально деревья шумели. —
Мне жалко убитых мгновений,
Мне страшно томиться без цели.

Гуляет но трепетным крышам
Озябший рассерженный ветер. —
А родине стой мой не слышен,
Никто на него не ответил.

Остыл мой нетронутый ужин,
Бокал одинокий не начат. —
Пока никому я не нужен,
Со мною никто не поплачет.

О, вечер осенний унылый,
Устал я нести свою ношу,
Однако до самой могилы
Креста своего я не брошу.

Чужда мне и зависть и злоба, —
Я Богу пою свои песни
И знаю, что, вызвав из гроба,
Он скажет: «Поэт Мой, — воскресни!»

Душа — Божественный сосуд,
Ларец небесных благовоний! —
От пыльной жизни не спасут
Мольбы и свет потусторонний.

Сними лазурный свой венок,
Уйди от ризы белоснежной:
Пускай страданье долгий срок
Горит в душе твоей мятежной.

Пади, смиренно до глубин
Земной тоски земного ада;
Беги от счастья, будь один
В чаду земного маскарада.

Пойми свободы жуткий плен,
Любя весь мир, лишаясь крова:
Господь изгнанье даст взамен,
Но не желай пути иного!

Что толку медлить у гробниц! —
Себя за прошлое распни ты;
Пускай пожаром злых зарниц
Сгорят надменные ланиты.

И сны убей, и светлым будь,
Но не в мечтах и не в Нирване,
Чтоб в сердце раненом замкнуть
Безумный круг земных желаний.

И в храм иди на Божий Суд
И кайся, кайся на амвоне:
Разбей Божественный сосуд,
Ларец небесных благовоний!

Тогда настанет для души
Святое вечное «Сегодня»,
И вспыхнет в ласковой тиши,
Как солнце, заповедь Господня.

Тогда… но нет небесных слов, —
Нельзя сказать о том земными,
Что там, у райских берегов
Живёт в блаженном Серафиме!

В Раю Господнем на престоле
Горит твое святое имя:
Молюсь ему, люблю до боли
И не сравню его с другими.

Какая тайна в самом слове:
Россия! — царство откровений,
Шесть букв из пламени и крови
И Царства Божьего ступеней!..

За книгой, за вином; в дворцах ли, в конуре ли;
В пустыне, в суете ль; в болотах иль в степях;
Свершая гордый путь, бредя ль совсем без цели;
Хорошим иль дурным; свободным иль в цепях;

С другими ли, один; меж роз иль на соломе;
Распутным иль святым; чтоб падать иль любить;
В шантане ли, в скиту, иль в сумасшедшем доме, —
Но только лишь бы жить! Как можно дольше жить!!.

Свою кончаю Литургию
Не красоте земного плена:
Пускай поют её другие, —
Страшна мне Господу измена.

В моей душе иные зёрна. —
Они дадут иные всходы…
О, как мне жить теперь просторно!
О, как смешны былые годы!

Весь Божий мир — моя обитель,
Звени моя в ней Литургия:
Прими её, Христос-Спаситель!
Люби её, моя Россия!

Как не берег первосвященник
За подвиг службы алтарю
Людских даров, их лгущих денег,
Так я молюсь, так я творю.

Поят наградой тяготится,
И дар земной его стыдит:
Он не наемник, не блудница, —
С ним Бог по-Божьи говорит…

Но если так любим он вами,
Что вы умеете гореть,
То чтить должны его вы знамя
И с ним страдать, и умереть.

Другой любви ему не надо,
Но всё равно: он будет ваш…
Поэт! лишь Бог — твоя отрада:
Всё остальное — злой мираж!

Порвал я страсти знойной путы
И цепь страданий расковал;
Сгорели алые минуты,
Исчезли мрак и холод скал.

Я — вечный путник, я — прохожий,
Я — рыцарь Господа-Христа:
Во мне теперь лишь голос Божий,
Молчит земная суета.

Ни пир, ни думы кабинета!
Ни жар любви, ни черный скит!
Ни нежных слов, ни пистолета! —
Весь мир был мною пережит…

Изведал все земные чары,
Путём греха я к небу шёл,
Смиренно принял все удары
И бросил призрачный престол.

Обман любви был так коварен,
И слаще я не знал отрав:
За всё я Богу благодарен, —
Его великий Суд был прав.

Впитал я всей земли пороки:
Хулил, дерзал, над всем смеясь;
Себя готовил я в пророки,
Роняя крест и душу в грязь…

Теперь погас последний морок, —
Земля и небо тут во мне:
Весь мир теперь до боли дорог,
С людьми я, как наедине.

Иду… иду… легко, без шума,
В пустыне больше не кружа:
Зовёт меня благая дума
И светлой Вечности межа!..

О, вейся, вольная дорога
Меж гор, лесов в потоке дней:
Слуга я родины и Бога,
Сын верный Матери своей!

А если ты, меня ревнуя,
Придешь ко мне когда-нибудь,
Тебе свой посох протяну я
И покажу на крест и путь!

Итак, поэт достиг предела!
Любовью сердце утоля,
Оставлю здесь я томик белый
Тебе, о, милая Земля…

Как ты, душа моя блуждала.
Прожив два раза жизнь свою,
Па небе песни те слыхала,
Что здесь теперь тебе пою.

Всё просто в них, как взор ребёнка;
Любя тоски своей прибой,
Скорбел в тиши, смеясь не звонко,
Грешил без злобы, но с мольбой.

Они влекут в миры иные.
Они навеки сети рвут:
Не знаю сам себе цены я,
Но верю только в Божий Суд.

Когда мне будет сладко сниться
В могиле нежной тихий сон,
Мои лазурные страницы
Полюбит мир, поймёт их он.

Храня мечты моей обломок,
Впивая солнечную пыль,
О, верь, тоскующий потомок
В мою немеркнущую быль…

Тоскливо жил у дней в плену я,
Пришла любовь: созрел мой плод…
Кто видит Бога, скорбь минуя,
Тот белый томик мой поймёт.

От этих песен никуда я,
Мой друг безвестный, не уйду,
Хотя бы жил в долинах Рая,
Хотя бы мучился в аду.

Когда ко мне твой взор угрюмый
В мою обитель долетит;
Когда затмится скорбной думой
Младой огонь твоих ланит, —

Я брошу свет и радость Рая,
Покину властно жуткий ад
И боль Бессмертья познавая,
К тебе приду, сестра иль брат! —