Владимир Маяковский - Том 5. Стихотворения 1923

Эй, крестьяне!
            Эта песня для вас!
Навостри на песню ухо!
В одном селе,
            на Волге как раз,
была
         засу́ха.

Сушь одолела —
         не справиться с ней,
а солнце
    сушит
         сильней и сильней.
Посохли немного
и решили:
    «Попросим бога!»
Деревня
    крестным ходом заходила,
попы
         отмахали все кадила.

А солнце шпарит.
         Под ногами
уже не земля —
              а прямо камень.
Сидели-сидели, дождика ждя,
и решили
    помолиться
         о ниспослании дождя.
А солнце
    так распалилось в высях,
что каждый росток
         на корню высох.
А другое село
по-другому
       с засухами
         борьбу вело,
другими мерами:
агрономами обзавелось
             да землемерами.

Землемер
    объяснил народу,
откуда
           и как
       отвести воду.
Вел
      землемер
          с крестьянами речь,
как
      загородкой
             снега беречь.

Агроном учил:
         «Засеивайтесь злаком,
который
    на дождь
         не особенно лаком.
Засушливым годом
засеивайтесь корнеплодом —
и вырастут
       такие брюквы,
что не подымете и парой рук вы».
Эй, солнце —
         ну-ка! —
попробуй,
    совладай с наукой!
Такое солнце,
            что дышишь еле,
а поля — зазеленели.
Отсюда ясно:
           молебен
в засуху
    мало целебен.
Чем в засуху
         ждать дождя
                по году,
сам
      учись
    устраивать погоду.

Нежная вещь — корова.
Корову
    не оставишь без пищи и крова.
Что человек —
жить норовит меж ласк
               и нег.
Заботилась о корове Фекла,
ходит вокруг да около.
Но корова —
          чахнет раз от разу.
То ли
         дрянь какая поедена и попита,
то ли
         от других переняла заразу,
то ли промочила в снегу копыта, —
только тает корова,
         свеча словно.
От хворобы
        никакая тварь не застрахована.
Не касается корова
         ни жратвы,
               ни пойла —
чихает на всё стойло.

Известно бабе —
         в таком горе
коровий заступник —
             святой Егорий.
Лезет баба на печку,
трет образа, увешанные паутинами,
поставила Егорию в аршин свечку —
и пошла…
    только задом трясет по-утиному!
Отбивает поклоны.
         Хлоп да хлоп!

Шишек десять набила на лоб.
Умудрилась даже расквасить нос.
Всю руку открестила —
               будто в сенокос.
За сутками сутки
молилась баба,
         не отдохнув ни минутки.
На четвертый день
(не помогли корове боги!)
отощала баба —
         совсем тень.
А корова
    околела, задрав ноги.
А за Фекловой хатой
         — пройдя малость —
жила Акулина
         и жизнью наслаждалась.
Акулина дело понимала лихо.
Аж ее прозвали
               — «Тетя-большевиха».
Молиться —
          не дело Акулинье:
у Акулины
       другая линия.
Чуть у Акулины времени лишки,
садится Акулина за красные книжки.

А в книгах
    речь
про то,
    как корову надо беречь.
Заболеет —
        времени не трать даром —
беги скорей за ветеринаром.
Глядишь —
        на третий
         аль на пятый день
корова,
    улыбаясь,
         выходит за плетень,

да еще такая молочная —
хоть ставь под вымя трубы водосточные.
Крестьяне,
    поймите мой стих простенький
да от него
    к сердцу
         проведите мостики.
Поймите! —
         во всякой болезни
доктора̀
    любого Егория полезней.
Болезням коровьим —
             не помощь бог.
Лучше
    в зубы возьми ног пару
да бросайся
        со всех ног —
к ветеринару.

Нашла на деревню
         оспа-зараза.
Вопит деревня.
              Потеряла разум.
Смерть деревню косит и косит.
Сёла
         хотят разобраться в вопросе.
Ванька
    дурак
             сказал сразу:
«Дело ясное —
             оно не без сглазу.
Ты
     вокруг коровы пегой
возьми
    и на ножке одной
           побегай
да громко кричи больного имя.
Заразу —
    как рукой снимет».
Прыгают —
        орут,
         аж волдыри в горле.
А люди
    мёрли,
         мёрли
         и мёрли.

Тогда
         говорит Данила Балда:
«Средство есть —
         наговорная вода.
Положи́те, —
         говорит, —
           в воду уголёчек
и сплевывайте
             сквозь губы́ уголочек».
Пока заговаривали воду,
перемёрло
    еще
            с десяток народу.
Собрались
    снова
         всей деревней.
Выжил из ума Никифор древний,
говорит:
    «Хорошее средство есть —
ходите по улице
         и колотите в жесть.
Пусть бабы разденутся да голосили чтобы —
в момент
    не будет и следа от хворобы».
Забегали.
    Резвей, чем в прошлые разы́,
бьют в кастрюли,
         гремят в тазы —
выгоняют, значит, оспяного духа.

Да оспа оказалась
         бабой без слуха.
Пока гремели —
         человек до́ ста
провезли из села в направлении погоста.

Тогда
         бабы
    вспомнили о боженьке,
повалились господу-богу в ноженьки.
Молятся,
    крестятся
         да кадилом кадят.
А оспа
           душит людей,
         как котят.

Только поп
       за свои молебны
чуть не весь пережрал урожай хлебный.
Был бы всей деревне капут,
да случай счастливый представился тут:
Балды Данилы умный отпрыск —
красноармеец Иванов
         вернулся в отпуск.
Служил Иванов в полку,
           в лазарете,
все переглядел болезни эти.
Знахарей разогнал саженей за̀ сто,
получил по шеям и поп кудластый.

Как гаркнет
        по-военному
               во весь рот:
«Смирно!
Протяните
руки вперед!»
В руке Иванова ножичек блеснул,
поцарапал руку
         да из пузыречка плеснул.

«Готово, — говорит. —
             Оспа приви́лась.
Верьте в медицину, а не в божью милость».
Загудело веселье над каждым из дворов.
Каждый весел.
             Каждый здоров.

Вывод тот,
       что во время болезней
доктора̀
    и попов,
         и суеверий,
           и вер полезней.
Да еще,
    чем хлестать самогон без про́сыпу,
наймите фельдшера
         и привейте оспу.