Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

Не ударьте в грязь лицом
При всеобщем дефиците
И лужок перед крыльцом
Непременно докосите.

Не спеша, наоборот.
Это будет вам отрадой.
Докосите до ворот,
А потом и за оградой.

Видя в небе некий знак,
В поздние писали годы
Тютчев, Фет и Пастернак
И, конечно, также Гёте.

Проповедуйте добро,
Не страшась, до самой смерти.
Уронить из рук перо
Вы успеете, поверьте.

Сказали: — Пора прощаться!
И в хлынувшей тишине
Печально друзья стояли,
С ним словно наедине.

А женщины, провожая
Поэта в последний путь,
Отталкивая друг друга,
Валились ему на грудь.

…И различил на путях,
Глядя вперёд отрешённо,
Слабо дрожащий впотьмах
Свет хвостового вагона.

Кто-то оставил состав,
Как оставляют телегу
В поле, беспечно устав
И приготовясь к ночлегу.

Разные есть рубежи.
Внемля смертельному свисту,
Крикнул помощник: — Держи! —
Тут своему машинисту.

Это на их языке
«Затормози!» — означало.
Но в роковом тупике
Время составы сближало.

Спали и в этом, и в том.
Как под большим напряженьем,
Словно гигантским кнутом,
Било второй торможеньем.

С полок посыпались все
В стоне напрягшейся стали…
В первом, где стёкла в росе,
Люди по-прежнему спали.

Поле. Туманный прокос.
Ночь. Деревушка над склоном.
Замерший электровоз
Рядом с последним вагоном.

И бесконечная дрожь,
Что не давала усесться…
Остановившийся нож
В двух миллиметрах от сердца.

Уходит наше поколенье,
Стихает песня за холмом.
Ему не нужно поклоненье.
А всё, что было, в нём самом.

Иные, те поодиночке
Догнали молодость свою.
А здесь отечества сыночки
Бредут пока ещё в строю.

Но пыли нет густого слоя
На бледных лицах в этот раз.
И нет призывных женских глаз,
И нет мальчишек возле строя.

И здесь, конечно, не парад,
Хоть эти жёлтые медали,
Что нам потом зачем-то дали,
Под бледным солнышком горят.

Чуть проку в тезах-антитезах:
Давно сошли окоп и дот,
Но поколение идёт
На костылях и на протезах.

Идёт, где речка и откос, —
Одних привычно раздражая,
Другим оно судьба чужая,
Но третьим дорого до слёз.

Бывало, глянешь из окна:
Идёт соседка не одна,
А муж насвистывает рядом…
Каким вас всех побило градом?

Окрестность опустошена,
И в телефоне тишина.

С внезапной отвагой прямой,
Из рук упустив одеяло,
Шепнула себе же самой:
— Совсем уже стыд потеряла…

Слова, что промолвила ты, —
Из самых, наверное, лучших:
Наивности и чистоты
Беспечно протянутый лучик.

Меркнущий дом…
Жизнь пролетит — не заметим.
Молча уйдём.
Всё и окончится этим.

Не прекословь!
Видишь, я сам не перечу.
Только любовь
Верит в загробную встречу.

Ты умела, когда уезжала
Нагостившаяся родня,
Ни усмешки вдогонку, ни жала
Не позволить, свой образ храня.

Ты умела, над пыльной листвою
Из окна помахав с высоты,
Прислониться ко мне головою
И шепнуть, как соскучилась ты.

Затянутые крепом зеркала,
Перед которыми когда-то ты стояла,
Оглядывая всю себя сначала
И гребень вытащив, что из дому взяла.

Я стойко дожидался в стороне,
Пока ты управлялась с туалетом,
И, как всегда, была твоим ответом
Улыбка, обращённая ко мне.

Остаётся лишь неделя.
Меньше… Пять… Четыре дня…
Вот он чем, конец апреля,
Стал отныне для меня.

Неизменно ближе к маю
Вносит в эту полосу.
…Сызнова перестрадаю.
Заново перенесу.

Снова думаю лишь об одном,
Себе душу волную.
А за письменным чистым окном
Лес, стоящий вплотную.

Стынут сосны, построясь в каре.
Тишь. Морозная дрёма.
Ковыряется дятел в коре
Возле самого дома.

Обезьянки российских лесов —
Наши серые белки,
На ветвях, как на чашах весов,
Их дела и проделки.

Тих посёлок, но в самом конце,
Где ларьков обезличка,
В кристаллической снежной пыльце
Пробежит электричка.

Жила счастливою хозяйкою,
Трудилась у стола.
От нежности зимою зябкою
Порою не спала.

Скажи: скорбящею невестою
Из нашего угла
К какому ангелу небесному
Ты от меня ушла?

Траур, — ленточку к рукаву
Прикрепляли вдовцы когда-то.
Но без этого я живу —
Не для взглядов моя утрата.

И в суровом своём краю,
Как бы сбившись на миг со счёта,
До конца не осознаю —
Всё надеюсь ещё на что-то.

Женщина с огромным животом —
Там, наверно, двойня или тройня —
В этом положенье непростом
Выглядит естественно и стройно.

Так таскают бабоньки мешки,
Полные картошки и муки,
Правда, на плече и на загривке,
Или в вёдрах воду для поливки.

И когда родимая родит.
На руках потащит милых деток.
…У природы взятая в кредит,
Жизнь течёт вдоль рощ, листвой одетых.

 Фундаменты старинных зданий
Тревожит метрополитен.
И лопается ранью ранней
Былая кладка мощных стен.

Попорчен, словно лёд весенний,
Столетних цоколей гранит,
И столько прочих потрясений,
Что грудь несчастная хрипит.

Готовы к новому удару,
Мы видим пятна на стене,
И вздутия по тротуару,
И трещины по всей стране.

Жить с привычным оскалом,
Хоть нет злобы ничуть, —
Просто в рвенье усталом
Надо лямку тянуть.

Предаваться утехам
С переменным успехом
Даже день или час —
Увы, не для нас.