Константин Ваншенкин - Прикосновенье

Коль ею ты впрямь обуян, —
Любовь безрассудна,
Как в бурный ночной океан
Идущее судно.

Но — странно! — в соленой волне
Тот гибнет скорее,
Кто все предусмотрит вполне —
От киля до реи.

А этот кораблик — в порту
По виду был хрупок,
Причем не имел на борту
Спасательных шлюпок.

Мир отрочества угловатого.
Полгода с лишним до войны.
Два наших парня из девятого
В девчонку были влюблены.

Любовь бывает не у всякого,
Но первая любовь — у всех.
И оба парня одинаково
Рассчитывали на успех.

Но тут запели трубы грозные,
Зовя сынов родной земли.
И встали мальчики серьезные,
И в первый бой они ушли.

Она ждала их, красна девица,
Ждала двоих, не одного.
А каждый верил и надеялся,
А каждый думал, что его.

И каждый ждал: душой согреть его
Уже готовится она.
Но вышла девушка за третьего,
Едва окончилась война.

Косицы светлые острижены,
И от былого — ни следа…
Ах, если бы ребята выжили,
Все б это было не беда!

Стал я былого бодрей.
Только немного неловко,
Что вместо круглых кудрей —
Голая стрижка — нулевка.

Ну а подруга моя,
Враз оторвавшись от дела,
Как за леса и моря —
Так отрешенно глядела.

Будто в несбыточном сне,
Где все подробности любы
Вдруг потянулась ко мне,
Дудочкой выпятив губы.

Медленно лист опадает с ветвей.
В плотном тумане вечерние плесы.
Что ж, попрощаемся, только скорей.
Долгие проводы — лишние слезы.

Вот пароход уже слышится мой.
Ладно. Обнимемся возле березы,
И отправляйся-ка лучше домой.
Долгие проводы — лишние слезы.

Я ворочусь среди длинного дня,
А упаду в придорожные росы,
Ты позабыть постарайся меня.
Долгие проводы — лишние слезы.

Где в лугах туман к низинам ластится,
За почти невидимой межой,
Пред войною звонко одноклассница
Пела: «…Если раны — небольшой».

А позднее, лишь простясь со школою
И вступая в первые бои,
Если уж раненья — то тяжелые
Получали сверстники мои.

Все пришло — и навык, и умение,
Но худые юные тела
Не годны для легкого ранения,
Где бы кость задета ни была.

Нас в армию девчата проводили,
С которыми до памятной зимы
Делили мы и радость и печали,
С которыми учились вместе мы.

Я вижу их шубейки и гребенки,
И странную растерянность их глаз,
Они стояли — все еще девчонки,
Но было им по-бабьи жалко нас.

В какой-то миг особым женским взором
Они сквозь дым увидели поля.
По длинным госпитальным коридорам
Унылое мельканье костыля.

Им виделись шершавые шинели,
Костры, потери нашего полка.
А может быть, себя они жалели,
Не сознавая этого пока.

Хоть в дому висит подкова
На счастье,
Жизнь сложилась бестолково
У Насти.

Над землей звенела стужа
Когда-то.
Провожала Настя мужа —
Солдата.

Два письма к жене солдатской
Приплыли,
А потом замолк он в братской
Могиле.

Вновь снега густые пали
На села.
Ах, какой это был парень
Веселый!

Хоть в дому висит на счастье
Подкова,
Не отыщет больше Настя
Такого.

Из-за девок драться перестали.
Думаешь, сознательными стали?
Много девок в нашей стороне,
Да ребята наши на войне.

Девок много, все они красивы,
Девок много, все они тоскливы.
Как солдатам хочется вдали,
Чтобы всех дождаться их могли!

Дни идут. Снега в ложбинках тают.
Новые невесты подрастают.
И не смотрят вдаль из-под руки —
Подрастают рядом женихи.

Делились женщины на тех,
Что ждут солдат с войны,
И на желающих утех,
Не знающих вины.

Ты скажешь, что в полях чужих
Солдаты этих лет
Делились на простивших их
И на сказавших «нет».

А ведь солдаты там, вдали,
Делились наугад:
На тех, что все-таки пришли
И не пришли назад.

Перекрой известных песен,
Их счастливого конца,
Что порой бывает пресен
В час поющего свинца.

Коль на девичьем окошке
Все светился огонек,
Появлялся на дорожке
Тут же новый паренек.

А ведь было всем охота,
Чтоб ждала — не день, не год.
Но придумывал же кто-то
Вариант народный тот.

И злорадно горевали
Меж бомбежек и атак.
И качали головами:
«Да, дружочек. Вот ведь как…»

Перекрой известных песен,
Их счастливого конца,
Что порой казался пресен
В час поющего свинца.

Спит солдат, навалившись на руль.
Сны ползут наподобие ленты.
Эй, шофер! Гарнизонный патруль!
Предъявите свои документы.

—  Документы? Понятно. В момент.
Вот, сейчас...
Как на улице мокро.
И — прошли. Только дождь о брезент,
Да подружка в машине примолкла.

Дождь сильней. Струи падают с крыш.
— Напугалась?
— Ага.
— В самом деле?
— Хорошо, притворился, что спишь,
И в кабинку они не глядели.

Дождь шумит, как негромкий прибой.
И любое отброшено вето.
— Хочешь, милый, поеду с тобой? —
А самой и не верится в это.

Он задумчиво смотрит во тьму.
И совсем небольшая заминка:
— А куда же тебя я возьму?
Не моя даже эта кабинка.

Завтра утром придет лейтенант,
Щелкнет весело дверцей зеленой,
И слова повторенных команд
Разнесутся над нашей колонной.

И поедем — вперед и вперед,
А немногие — позже — обратно.
Говорят, что любовь не умрет,
И, по совести, это приятно.

Если ж как-нибудь после войны
Вдруг тебя повстречаю опять я,
Улыбнемся ли, прошлым полны,
Или кинемся, плача, в объятья?

Не спеши угадать, погоди.
Никакого не нужно ответа.
Головой у меня на груди
Ты тихонько поспи до рассвета…

Полог леса и глину полей —
Навсегда вы мне это оставьте, —
И обмотки ночных патрулей,
Отраженные в мокром асфальте.

И еще — юной женщины взгляд,
Только взгляд, без единого слова, —
Что из дальнего вечера взят,
Не лишенный значенья былого.

Да, любовь оказалась сильна
В сочетаньи с войной и разрухой.
Как достойно держалась она
Даже перед смертельной разлукой.

Эту малую вспышку огня
Из кремня высекало кресало,
И она среди ночи и дня,
К удивлению, не угасала.

Оказалось, что ей нипочем,
А как будто бы даже на пользу, —
Холод, голод и мрак за плечом,
И тревоги отнюдь не для форсу.

И жила она жизнью своей
Над печалями фронта и тыла,
И, пожалуй, единственной ей
Затемнение на руку было…

Но почти уже стало светло.
Командира поблескивал «виллис».
Капли избороздили стекло,
Так их путь прихотлив и извилист.

И моторы уже завели,
И машины гудящей струною,
Ровно выстроясь, как журавли,
Потянулись одна за одною.