Константин Арбенин - Зимовье зверей

Не так давно нас было двое,
Мы всё делили пополам.
Но он не вышел из запоя,
Он навсегда остался там.

Судьба ему не потакала,
И рок поблажек не давал.
Ему семь футов было мало,
И вот пришёл девятый вал.

Его влекла стезя героя,
Он по утрам дышал огнём.
Но он не вышел из запоя,
Он навсегда остался в нём.

Не дождалась его чужбина,
Не задались его дела,
Труба — и та недотрубила
И за собой недозвала.

А если б, а если б, а если б
Мы были умней,
Мы сочинили бы песню
И жили бы в ней —
Как будто в отдельной квартире,
В отдельной стране.
Но мы за постой заплатили
По самой предельной цене.

Он тоже жаждал, но не мщенья.
Он быть хотел, но не собой.
И от ненужного общенья
Бежал в естественный запой.

Он был поэтом — в куче прозы
Он слыл мужчиной — в свете дам.
(Читатель жаждет рифмы «розы»,
Но я её ему не дам!)

Вот если бы боги чуть чаще
Вкушали в пивных,
Мы добывали бы счастье
Из скважин иных.
Но мы выпускали синицу
В бесцветную муть,
И нам оставалось забыться
И в горе своём утонуть.

В нём не смолкало ретивое,
Он был всегда навеселе.
Но он не пал на поле боя —
Полёг на праздничном столе.

Хотя какой там, к чёрту, праздник,
Какие, к дьяволу, столы,
Когда удача только дразнит
И гнёт краплёные углы!

Вот если б мы выбились в дамки,
Шагнули б конём,
Мы сочинили бы танго
И жили бы в нём.
Не где-то в астрале,
А здесь же, в пределах доски.
Но мы впопыхах проиграли
Своей же судьбе в поддавки.

Я слышу пульс на грани сбоя —
Впервые в жизни он не пьёт.
Он не выходит из запоя,
Он нам сигналы подаёт.

Он говорит: «Эй там, на суше!
Бросайте вёсла и дела —
Спасайте, мол, другие души,
Мою оставьте, где была.»

И вот гуляет без конвоя
Его счастливая звезда.
Он не вернулся из запоя,
Он там остался навсегда.

Он не дополз до пьедестала,
Хоть был при шпаге и плаще.
Теперь, когда его не стало,
Загадка: был ли он вообще?

…………………

От тумана до тумана
Растеклась моя нирвана.
От базара до базара
Пролегла моя сансара.

Я стою посередине,
Я как будто в карантине.
Выбираю, где резонней
Пребывать моей персоне.

Среди луж и среди туч
Я свободен и летуч.

От фасада до фасада
Горбылём моя засада.
От Батума до Батума
Колесом моя фортуна.

Я вишу посередине,
Словно муха в паутине.
И боюсь пошевелиться,
На ходу меняя лица.

Я примерил масок сто —
Мне идёт и то, и то.

Где-то слева жаждут мата
Эпигоны неформата.
Где-то справа ждут прокола
Ренегаты рок-н-ролла.

Положение двояко,
Но я не бросаю якорь.
Я стою посередине,
Я чужой в любой рутине.

Я не низок, не высок,
Я не тенор, не басок.

От обмана до обмана
Сверху льётся только манна.
От сиесты до сиесты
Кормят только манифесты.

Кто-то убыл, кто-то выбыл,
Я всего лишь сделал выбор.
И я чувствую спиною:
Мы — другие, мы — иное.

Мы стоим посередине,
Мы горим костром на льдине
И пытаемся согреться,
Маскируя целью средства.

Догораем до души
В созерцающей глуши.

Ты красоту не скроешь темнотой
И ею же изъяны не исправишь,
Но середина будет золотой
Под золотом твоих вечерних клавиш.

И, чтобы мы не стали серебром
На фотоплёнках и на кинолентах,
Реальность от руки обводит нас пером,
Запутавшись в подручных инструментах.

Мне ни слова, ни взгляды не нужны —
Доверившись дыханию и ритму,
Я слышу, как за цепи тишины
Цепляются коралловые рифмы.

И мотыльками струнно на весу
Все ноты в полутёмном помещеньи
Слетаются на свет, что я в себе несу,
Как светлое твоё порабощенье.

Ты — новая земля, рождённая вовне,
В которую не мне атлантом упираться.
А я? Я — капитан, влекомый к целине
Сетями неизведанного рабства.

Ночь упадёт магнитом на компас
И, временно нарушив свой обычай,
Не на стекле увековечит нас,
А в вечность унесёт свою добычу.

Ведь замыслы судьбы опередив,
Мы стали золоты и серединны.
И ангел с потолка отводит объектив,
Чтоб сделать миг простым и объективным.

Мой верный талисман, искомое звено,
В тебе заключено второе расстоянье.
А я? Я — капитан, швыряющий на дно
Окалину былого состоянья.

Завяли паруса, истлели корабли,
Осели на мели никчёмные богатства.
А я? Я — капитан дрейфующей земли,
Толкаемый стихией на пиратство.

Вчера мне стало тридцать три,
И с этой точки видно мне,
Как кратковременны цари
В моей изменчивой стране.

О, поколение моё!
За что тебе такая честь —
Цари уходят в забытьё,
А мы по-прежнему все здесь!

Закрой глаза и посмотри,
Как рокируются цари!

Они уходят втихаря,
Поставив славу на поток.
И после каждого царя
Нам остаётся лишь потоп.

Но нам не страшен львиный рык,
Нас не задобришь калачом —
Мы пережили пятерых
И знаем, что у них почём.

Мы знаем эту пятерню —
И распорядок, и меню.

Зачем зависеть от царей,
Когда, какой бы век ни шёл,
Они сменяются быстрей,
Чем мы меняем наших жён.

А разум — сам себе страна
(Таков мой личный статус-кво),
В ней всем оплатится сполна
Согласно должности его.

Мой царь не в Риме, не в Москве, —
Мой царь в моей же голове.

И что касается меня,
Я посторонний в их мирке.
Я им не враг и не родня,
Хоть и живу невдалеке.

Я никогда не падал ниц
И, даже если шёл ко дну,
Царям предпочитал цариц.
Точнее, предпочёл одну.

Поскольку сказано не зря:
Не сотвори себе царя.

Те, кто им слепо доверял,
Теперь рычат от злобы дня.
А я признателен царям
За то, что им не до меня.

И не моя, а их беда,
Что глубиной своих высот
Я обособлен навсегда
От этих царственных особ.

Я не толкусь у их дверей, —
Мне тоже всё не до царей.

Дух царскосельских пустырей
Я ощущаю наяву:
Я пережил пяток царей,
И шестерых переживу.

Их неземное ремесло
Опасней тюрем, лагерей,
А значит, всем нам повезло —
Всем, кроме нескольких царей.

Так, Боже, храни их всех
От нас, не знающих утех.

Где воевал, браток? — На Третьем Римском.
Пугал врага несмелым животом.
Чем награждён? — Бетонным обелиском —
Одним на всех, с одним на всех крестом.

А чем был сыт? — Как испокон:
на завтрак водка и яйцо,
А на обед сухим пайком
ещё не вдовье письмецо.
На ужин — девять встречных грамм
Да на десерт аршин земли…
И вот несут к иным мирам
совсем иные корабли
меня…
Встречайте.

В каком полку служил? — В Троянском Конном.
Тянул ремни дубового коня.
Чему молился? — Только не иконам,
Другие боги берегли меня.

А чем был жив? — Да, как всегда,
жил-выживал своим умом.
А чем ещё? — Так, ерунда —
её заученным письмом,
Коротким отдыхом в тепле,
Последним проблеском в дали…
И вот несут к иной земле
совсем иные корабли
меня…
Встречайте.

А где взял языка? — Под Вавилоном.
Он брал меня, да, видно, он добрей.
А кем был предан? — Целым легионом
Своих же генералов и царей.

А чем был рад? — Да хоть бы тем,
что всё закончится само,
Что в гимнастёрке есть отдел,
где я храню её письмо,
И тем, что смерть не лезет зря,
А чётко ждёт команды «Пли!»…
И вот несут к иным царям
Совсем иные корабли
меня…
Встречайте.

Где похоронен? — Под Великою стеною,
В саду надгробий, в братских закромах.
Шрапнель горланит марши надо мною,
И машет шапкой новый мономах.

О чём жалел? — По мелочам:
о том, что вечность недолга,
О том, что ноет по ночам
душа сильнее, чем нога,
О том, что миру без войны
Не обойтись, как ни скули,
И что несут в чужие сны
совсем чужие корабли
меня…
Прощайте.