Демьян Бедный - Том 3. Стихотворения 1921-1929
О самом близком*
По случаю знаменательного роста тиража центрального органа большевистской партии, газеты «Правда», перевалившего за полмиллиона экземпляров.
Во дни оны[11],
Когда буржуазных газет выходили миллионы,
Выдался счастливый-счастливый вечерок:
Верстали мы «Правды» первый номерок –
Рабочим на радость, буржуям в пику,
Меньшевикам не на радость тож:
Была им «Правда», что острый нож.
Что было шуму и веселого крику!
Носились мы по типографии туда и сюда.
Молодые года!
И опять же боевое возбуждение:
Рабочей печати рождение!
Стереотип отливали,
Чуть не танцевали,
А как спустили его в машинное отделение –
Сущее умиление,
Плевать, что шпики на крыльце!
«Правда» в свинце!
Прикасаясь к ней, что к ребенку,
Положили ее в ротационку
И, разинув рот,
Сделали первый поворот.
Что-то приправили, обмазавшись в клее.
Пустили машину веселее.
После окончательной пригонки
Вошли в экстаз.
Порхала «Правда» из ротационки:
«Раз! – Раз! – Раз!»
Был тогда я голодраным студентом.
Но в связи с торжественным моментом
Облачился в пальтишко новенькое,
Двадцатирублевенькое,
Тем в моей жизни знаменитое,
Что впервые на меня шитое,
А не купленное в татарской кучке
На крикливой толкучке
Пальто с приглаженными заплатами,
С выведенными пятнами,
Отдающее десятью ароматами
Не очень приятными.
И до того у меня от радости разомлело нутро,
Смотрел я на «Правду» с такой нежной ласкою,
Что не заметил, как присел на ведро
С типографской черною краскою.
Привстану, присяду,
Привстану, присяду,
Не сводя с ротационки взгляду,
А как стал в себя приходить понемножку,
Заметил оплошку:
У пальтишка новенького,
Двадцатирублевенького,
Вся левая пола –
Сплошная смола!
А товарищам потеха,
Валятся от смеха:
«Ай, пола-то, пола какова!..
Не горюй, голова!
Это так называемое
Пятно несмываемое,
Большевистская, значит, печать,
Чтобы сразу тебя отличать!»
Товарищи были пророки.
Прошли немалые сроки.
Я нередко в почетный угол сажуся
На советском празднике том иль ином.
Но ничем я, ничем я так не горжуся,
Как моим большевистским, правдистским «пятном»!
Родилася «Правда» газетой маленькой,
На вид захудаленькой,
«Не жилицей на этом свете»
(Не чета буржуазной газете!),
С голосом пролетарски-звонким,
Но порою тонким-претонким,
Доходившим чуть не до писку, –
Жила ведь от риску до риску, –
Жандармы ее хватали за глотку,
А «нянек» швыряли за решетку.
Рабочие ждут свою «Правду» с рассвету,
А ее все нету и нету.
Наконец получат. До чего ж хороша!
Иной обомлеет, взглянув на газету, –
В чем только держится душа!
Но помереть не давали.
По копейкам «правдинский фонд» основали.
«Правда» крепла врагам на беду.
Однако в четырнадцатом году,
К концу боевого, горячего лета,
Казалось, песенка «Правды» спета.
Наступили «последние времена»,
Мировая война.
Буржуазная «культура» – в пушечном дуле!
Но при первом же гуле
«Февральского» водополья
Рабочая «Правда» вышла из подполья,
Вышла закаленным бойцом –
С открытым большевистским лицом,
С беспощадной пролетарской картечью –
Ленинской речью!
Говорить ли про ее боевые успехи?
За ней – героические вехи,
Перед ней – героический путь.
Будь что будь!
Сколько б Черчиллей ни бесилось от ярости,
Это – бешенство старости,
Это – судороги в предсмертный час,
Это хрипит бандит, в петлю угодивший.
Молода наша «Правда», как молод класс,
Ее в боях породивший.
При рождении «Правда» была
По виду мала.
Но в ней прорастало семя грядущего.
В ней зрела сила ее творца,
Пролетариата-борца,
В своей мощи беспрерывно растущего.
Ее нынешний грозный тираж
Есть этого роста выражение.
Приходить ли нам в особый раж?
Испытывать ли нам головокружение?
Перед нами – «знаменье положительное»,
Рост головокружительный, как ни суди.
Но, товарищи, верно же: самое головокружительное
Впереди!!
Исполненный такого убеждения,
Видя ленинской «Правды» бодрый расцвет,
Я, счастливый свидетель ее рождения,
Приношу ей сегодня мой скромный привет!
«Правде»*
(По случаю знаменательного роста ее тиража…)
Врагов открытых отражая
И беспощадно обнажая
Друзей кичливых злую спесь,
На страже ленинских заветов –
«За коммунизм, за власть советов!»
Стой, как стояла ты поднесь!
Не иначе*
Учитель в сельской школе
Задал задачу Миколе,
Сынку кулака Прижималова,
Жавшего и старого и малого:
«Вот тебе, Миколка, арифметическая задача:
У мужика, скажем, подохла кляча
И нужда прет изо всех щелей
После летошнего недорода.
Так он одолжил у твоего папаши сто рублей
И вернул ему четвертную через полгода.
„Потому, – говорит, – что сразу не могу“.
Так на сколько рублей он остался в долгу?»
«На сто рублей, не иначе», –
Подивился Миколай простой задаче.
«Эх, – покосился учитель на Миколку, –
Не будет из тебя толку.
Ты не горячись, подумай хладнокровно.
Мужик заплатил папаше полсотни ровно,
Так сколько осталось в недодаче?»
«Сто рублей, не иначе»,
«Сто рублей?»
«Сто рублей».
«Пошел вон, дуралей!
Половину заплатить, останется половина.
Не знаешь арифметики, дубина!»
«Да рази ж я совсем без головы, –
Раздался обиженный голос Миколаши, –
Я арифметику знаю, а вот вы
Не знаете моего папаши».
Когда иностранные живоглоты
Строчат нам каверзные ноты,
Предпринимая подлые шаги,
Чтобы содрать с нас царские долги,
И при этом задолженность нашу
Не определяют даже приблизительно,
Нам вспомнить Прижималова-папашу
Весьма и весьма пользительно.
Клади хоть на сто рублей по сту,
Все равно останешься должен этому прохвосту.
А поэтому при разговоре с этими псами…
Ну, вы понимаете сами…
О карасе-идеалисте и о пескаре-социалисте…*
Разве можно надеяться на правильную оценку (со стороны коммунистов) для мистера Сиднея Уебба, писателя, который пошел дальше Маркса, или для мистера Рамзая Макдональда?
(Бернард Шоу.)Ради конца истекающего года
Да будет мной прославлена сия рыбья порода,
От коей нам ни ухи, ни навару.
Пятак за пару!
Пишу по Щедрину.
Кой-что свое вверну,
Да прихвачу две цитаты из Брэма.
Веселая тема.
Карась имеет очень тупое рыло. Окраска латинно-желтого цвета. Карась любит стоячую воду, особенно так называемые «мертвые рукава» больших рек. Он обладает способностью жить в самых нечистых водах и процветать при самой грязной пище. Зимние холода переносит в оцепенелом состоянии, может даже замерзать во льду и оживать снова. В прудохозяйстве карасем кормят благородных хищных рыб.
(А. Брэм.)А щука возьмет да и скажет: «За то, что ты мне. карась, самую сущую правду сказал, жалую тебя этой заводью; будь ты над нею начальник!»
(Н. Щедрин.)О щедринском карасе
Тоже читали все,
Как он не обращал внимания никоторого
На предупреждения ерша колючеперого.
Диспутируя с означенным ершом:
«Вот я тут весь, нагишом!
Не верю, – твердил он на диспуте оном, –
Чтоб борьба и свара были нормальным законом,
Согласно которому развивается вся тварь земная
И водная.
Есть законность иная,
Более благородная.
Верю в бескровное преуспеяние,
Верю в общественную гармонию…
Будет справедливое воздаяние
Всякому беззаконию!»
Ерш отвечал: «Балда!
Щука ж денется куда?»
«Какая щука?.. Новые поколения,
Когда сила общественного мнения…»
«А и распросукин ты сын, карасишка,
Безголовый трусишка.
Ты ль у щуки потребуешь сдачи? –
Сыпал ерш на карася проклятия. –
Хочешь разрешать мировые задачи,
А не имеешь о щуке понятия!»
Карась заладил одно:
«Зло будет посрамлено!
Если ты в это не имеешь веры,
То я сошлюсь на исторические примеры.
Какое было рыбам раньше истребление?
От рыбьей крови краснела вода.
Нынче ж вошли во всеобщее употребление
Невод, верша и уда.
И всё законом установленной формы,
Не уклоняясь от нормы…»
«Брось молоть чепуху
Лихую!
Не все ль равно, как попасть в уху?..»
«В какую?»
«Тьфу, язви тя. На что ж это похоже?
Насчет ухи не смыслишь тоже.
Не стоит, карась, ни черта
Твоя философия слезная,
Чешуя на тебе – и та
Несерьезная!»
Но карась считал себя умнее друга
И не почувствовал никакого испуга,
Когда узрел пред собой полицейского головля,
Который, грозно плавниками шевеля,
Объявил ему: «Ну-ка!
В заводь прибыла щука.
Изволь завтра явиться чуть свет
Держать ответ!»
Карась решил пустоголово,
Что у него есть «магическое слово».
«Я, это слово произнеся,
Превращу любую щуку в карася».
Представ перед щукой превосходительной,
Сытой, а потому снисходительной,
Понес карась перед нею
Ту же ахинею,
Которою изводил ерша:
«Жизнь, дескать, хороша
И была б
Еще прекраснее,
Когда б все рыбы жили согласнее,
То есть, когда б
Сильный не теснил того, кто слаб,
А богатый питал к бедному снисхождение.
Тогда – таково мое убеждение! –
Жизнь обрела б такое совершенство…
Общее счастье, как высокая цель…»
«Гм, – хамкнула щука, – головель!»
«Чего изволите, ваше высокостепенство?»
«Как такие речи называются, ась?»
«Социализмом, ваше высокостепенство».
«Ва… Ва… Вас-сясь! –
Зававакал карась. –
Что назвать… социалистическим строем?..
Я в своей простоте…»
«Знаем мы… Про-сто-та!»
Диспутировал дальше карась под конвоем –
С поврежденьем спины и хвоста.
При последнем часе,
На случай чего такого,
Имел он в запасе
Магическое слово.
И вот, когда у щуки
Стало сводить скулы от скуки
И искривило губы от такой ухмылки,
Что у карася задрожали поджилки,
Собрался он с духом
И, решив, что «настал момент»,
Гаркнул щуке над самым ухом
Последний аргумент:
«А знаешь ли ты, что такое добродетель?!»
Не один головель был тому свидетель, –
Вся, какая здесь рыба была,
Замерла!
Щука – после такого заявления –
Разинула пасть от удивления,
Потянула машинально воду
И, отнюдь не посягая на чью-либо жизнь и свободу
И не являя тем свою злобу,
Втянула карася в свою утробу.
Ерш, предвидевший это заранее
И держа от щуки приличное расстояние,
При виде этакого бедствия
Не удержался от афоризма:
«Вот они – щучьи последствия
Карасиного социализма!»
Нынче карась чудесно обнаружен.
Попавши щуке в утробу на ужин,
Вываренный в ее соку,
С подозрительными пятнами на одном и другом боку,
Пахнущий преотвратно,
Был он выблеван щукой обратно
И – постигнув вещам надлежащую меру –
Сделал в Англии карьеру.
В рыбьих вождях, щучий сын, обретается,
От щучьих щедрот питается,
Смотрит ради сих щедрот
Капиталистической щуке в рот, –
За такое похвальное поведение
(За готовность всегда отдаться щуке на съедение)
Этот жеваный карась
Был даже министром вчерась
В образе Макдональда Рамзая,
Того, что, парламентски дерзая
Диспутировать со щукой капиталистической,
Прославился политикой империалистической,
Единосущной «социализму конструктивному»,
Который узнается по запаху противному
И по несмываемой пробе,
Полученной в щучьей утробе.
За вкусное мясо пескаря любят везде. Его употребляют в прудохозяйстве в качестве корма для более ценных благородных рыб. Благодаря его живучести он годен также для более продолжительной неволи. Английские рыботорговцы широко пользуются последним его свойством.