Роберт Рождественский - Эхо любви. Стихотворения. Поэмы (сборник)

Речка Тахо,
         речка Тахо под Толедо…
Над зеленою водой
бормочет птаха.
Желтоватая долина –
             как тарелка.
Трещинкой на дне долины –
речка Тахо.
А Толедо – как нахмуренное чудо.
Как далекий отзвук
                 рыцарского гимна.
Тусклым золотом
блестит его кольчуга…

Я не слушаю начитанного гида.
Голос гида для меня звучит нелепо.
Почему-то мне глядеть на город
                                       больно.
Слишком долго я шагал к тебе,
                                       Толедо!
Исполняются желанья
слишком поздно…
Память снова подымается из праха.
Вновь клянутся пацаны
                     у школьной карты.
Крепок
долгий сон
         бойцов интербригады…

Ты –
как трещинка на сердце –
речка Тахо.

А одна струна –
             тетива,
зазвеневшая из темноты.
Вместо стрел в колчане –
                     слова,
А когда захочу –
             цветы.

А вторая струна –
             река.
Я дотрагиваюсь до нее.
Я дотрагиваюсь слегка,
и смеется
         детство мое.

Есть и третья струна –
                     змея,
не отдергивайте руки:
это просто придумал я –
пусть
     боятся мои враги.

А четвертая
             в небе живет.
А четвертая
         схожа с зарей.
Это – радуга,
         что плывет
над моею бедной землей.

Вместе пятой струны –
лоза.
Поскорее друзей зови!
Начинать без вина нельзя
ни мелодии,
         ни любви.

А была и еще одна,
очень трепетная струна.
Но ее –
     такие дела –
злая пуля
оборвала.

Страна была до того малюсенькой,
что, когда проводился военный парад,
армия
     маршировала на месте
от начала парада
и до конца.
Ибо, если подать другую команду, –
не «на месте шагом»,
                 а «шагом вперед…», –
очень просто могла бы начаться война.
Первый шаг
был бы шагом через границу,

Страна была до того малюсенькой,
что, когда чихал знаменитый булочник
(знаменитый тем,
что он был единственным
булочником
в этой стране), –
так вот, когда он чихал троекратно,
булочники из соседних стран
говорили вежливо:
                 «Будьте здоровы!..»
И ладонью
стирали брызги со щек.
Страна была до того малюсенькой,
что весь ее общественный транспорт
состоял из автобуса без мотора.
Этот самый автобус –
денно и нощно,
сверкая никелем, лаком и хромом,
опершись на прочный гранитный
фундамент,
перегораживал
Главную улицу.
И тот,
     кто хотел проехать в автобусе,
входил, как положено,
с задней площадки,
брал билеты,
садился в удобное кресло
и,
посидев в нем минут пятнадцать, –
вставал
и вместе с толпой пассажиров
выходил с передней площадки –
                         довольный –
уже на другом конце государства.

Страна была до того малюсенькой,
что, когда проводились соревнования
по легкой атлетике,
                все спортсмены
соревновались
(как сг оворившись!)
в одном лишь виде:
                прыжках в высоту.
Другие виды не развивались.
Ибо даже дистанция стометровки
пересекалась почти посредине
чертой
Государственнейшей границы,
на этой черте
            с обеих сторон
стояли будочки полицейских.
И спортсмен,
добежав до знакомой черты,
останавливался,
предъявлял свой паспорт.
Брал визу на выезд.
Визу на въезд.
А потом он мучительно препирался
с полицейским соседнего государства,
который требовал прежде всего
список
участников соревнований –
(вдруг ты – хиппи, а не спортсмен!).
Потом этот список переводили
на звучный язык соседней страны,
снимали у всех отпечатки пальцев
и –
предлагали следовать дальше.
Так и заканчивалась стометровка.
Иногда –
представьте! –
с новым рекордом.

Страна была до того малюсенькой,
что жители этой скромной державы
разводили только домашнюю птицу
и не очень крупный рогатый скот
(т а к возвышен но
я называю
баранов).
Что касается более крупных зверей,
то единственная в государстве корова
перед тем, как подохнуть,
                     успела сожрать
всю траву
на единственной здешней лужайке,
всю листву
на обоих деревьях страны,
все цветы без остатка
                 (подумать страшно!)
на единственной клумбе
у дома Премьера.
Это было еще в позапрошлом году.
До сих пор весь народ говорит с
содроганьем
о мычании
         этой голодной коровы.

Страна была до того малюсенькой,
что, когда семья садилась за стол,
и суп
оказывался недосоленным,
глава семьи звонил в Министерство
Иностранных Дел и Внешней Торговли.
Ибо угол стола,
             где стояла солонка,
был уже совершенно чужой территорией
со своей конституцией и сводом законов
(достаточно строгих, кстати сказать).
И об этом все в государстве знали.
Потому что однажды хозяин семьи
(не этой,
     а той, что живет по соседству)
руку свою протянул за солонкой,
и рука была
арестована
тут же!
Ее посадили на хлеб и воду,
а после организовали процесс –
шумный,
     торжественный,
                 принципиальный –
с продажей дешевых входных билетов,
с присутствием очень влиятельных лиц.

Правую руку главы семьи
приговорили,
         во-первых – к штрафу,
во-вторых
(условно) –
к году тюрьмы…
В результате
         несчастный глава семейства
оказался в двусмысленном положенье:
целый год он после –
одною левой –
отрабатывал штраф
и кормил семью.

Страна была до того малюсенькой,
что ее музыканты
с далеких пор
играли только на флейтах и скрипках,
лишь на самых маленьких скрипках и
флейтах!
Больше они ни на чем не играли.
А рояль они видели только в кино
да еще –
     в иллюстрированных журналах,
Потому что загадочный айсберг рояля,
несмотря на значительные старанья,
не влезал
в территорию
этой страны.
Нет, вернее, сам-то рояль помещался,
но тогда
     исполнителю
                 не было места.
(А играть на рояле из-за границы –
согласитесь –
не очень-то патриотично!)

Страна была невероятно крохотной.
Соседи
эту страну уважали.
Никто не хотел на нее нападать.
И все же
     один отставной генерал
(уроженец страны
и большой патриот)
несколько раз выступал в Сенате,
несколько раз давал интервью
корреспондентам центральных газет,
посылал посланья Главе государства,
в которых
         решительно и однозначно
ругал
профсоюзы и коммунистов,
просил увеличить военный бюджет,
восхвалял свою армию.
                 И для армии
требовал
атомного
оружия!

Город прославился так:
вышел
     военный чудак,
старец
с лицом молодым.
«Парни, –
сказал он, –
летим!
Мальчики,
         время пришло.
Дьявольски нам повезло!..»

В семь сорок девять утра
все было так, как вчера.
«Точка… –
вздохнул офицер, –
чистенько
         вышли
             на цель…»

В восемь двенадцать утра
сказано было:
         «Пора!..»
В восемь пятнадцать,
                 над миром взлетев,
взвыл торжествующе
дымный клубок!
Солнце зажмурилось,
похолодев.
Вздрогнули оба:
и «боинг»,
и бог!..
Штурман воскликнул:
                 «Ой, как красиво!..»

В эту секунду
         в расплавленной мгле
рухнули
все представленья о зле.
Люди узнали,
         что на Земле
есть Хиросима.
И нет Хиросимы.

В откровении церемонном
солнце выплыло
             желтым лимоном…
И его дымящийся
терпкий сок
на песке бурлил,
на асфальте сох,
пеленой пахучей
             тек по стволу,
из шершавой коры
             выжимал смолу,
на скамейке забытую книгу прочел,
золотыми пулями
             сделал пчел,
прожурчал по пляжу,
чаек дразня.
Был
    приправою дня!
Был
    основою дня!..
А потом над рощею,
             над холмом
неподвижно
жара
повисла…
Люди жмурились,
             глядя на вечный лимон.
Людям было светло.
И кисло.