Вера Меркурьева - Тщета: Собрание стихотворений

Круг тополей карнизом
Край неба оболок –
И свод небесный близок,
И закопчен, и низок.
Как в доме потолок.

Под этим черным небом,
И с черною тоской,
Куда – не зная, слепо
Идешь, такой нелепой
И маленькой такой.

Не вихрь свеет тучи,
Не гром их распахнет –
Разлив твоих созвучий,
И гневный, и певучий,
На темный мир плеснет.

И вот – смотри: всё ниже
Спускают Млечный мост,
Всё ближе он и ближе.
Иди к нему, иди же –
Вставай во весь твой рост.

Дрожит лучами песня –
Прибоя перебой –
Поет огнями бездна.
А где земля? Исчезла
В лавине голубой.

Еще одно мгновенье
Не внемля, не дыша,
Еще одно биенье –
И, в смертном упоенье,
Из тела вон душа.

Но кто-то сердце тронул
Тревожно и легко.
Мигая, звезды тонут,
И виснет синий конус
Беленым потолком.

Люди любовь берегут,
как бьющуюся посуду:
случается, разобьют,
погрустят – и позабудут.
Склеит сердечный изъян
другая им дорогая.
Никто не любит, как я –
не забывая.

Поэты пишут стихи,
для книги или журнала,
горе и радость их, и
тайна – без покрывала.
Я же, ото всех тая,
песенный дар проклинаю.
Никто не пишет, как я –
умирая.

Беспокоен и бестолков
Ход и дней и ночей обычный.
Мелочей или пустяков
Калейдоскоп мозаичный.

Стук у двери. Прошу присесть.
Разговоры тошней бессонниц.
Неужели где-нибудь есть
Сон о стихе, сон как солнце?

Помнишь, сердце, как бился стих,
Отвечая стенаньем: – слава! –
Чуть касалися струн твоих
Руки волхва – Вячеслава?

И мучительной песни жуть –
Той, неслыханной и неспетой –
Жгла кружительный страшный путь –
Опустошенья кометой?

Ой, крутая дуга крива,
Замыкающая две даты:
Восемнадцатый год – Москва,
Владикавказ – двадцать пятый.

И не знаю, что было въявь:
Тот пожар, или эта плесень,
И зачем не сгорела я
В огневороте песен.

Глубокая, темна подземная река –
несчетные века
Смывает, подточив, на зыбкие пески
гранитных глыб тиски.
Слепая, роет путь сквозь тяжкие пласты.
Не так ли, песня, ты
Годами кроешься в неведомой глуши
израненной души?
Безмолвна песнь, смутна и далека –
подземная река –
Ты силою сильна, ты волею вольна,
ты вся полным-полна.
И через столько мук, и через столько лет
на белый выйдешь свет –
Узнать, что вся любовь, и боль, и красота
великая тщета.
А там – уйти ль опять в сыпучие пески,
до гробовой доски,
Иль к моря синего незыблемому дну
унесть свою волну?
Тоска или река – не всё ли ей равно,
раз было ей дано
Сломить подземного молчания печать —
и песней прозвучать?

Это будет когда-нибудь очень просто –
Постучит почтальон под моим окном:
– Из Америки вам долларов до ста, –
И вседневная явь покажется сном.
Сахар, хлеб, дрова, башмаки и платья –
Словно елочный в детстве запляшет круг.
И всего чудеснее, буду знать я,
Что за этим за всем скрывается друг.

Это будет как-нибудь очень просто:
Буду вечером грызть урок точно кость –
И войдет в мой дом, не с Млечного моста,
С нашей улицы грязной нежданный гость –
Тот, чей голос дальний-лебедя пенье,
Чьей руки так жжет нетающий лед –
И на веки веков станет мгновенье,
И на веки веков оно не прейдет.

Это будет как-нибудь очень просто:
Остановится сердце, устав жалеть –
Останется легкий маленький остов
Под землей родимой бесчувственно тлеть.
А над ним, в спокойной тени погоста,
Будут птицы летать и дети играть.
Это будет как-нибудь очень просто.
Только долго ли, долго ли еще ждать?

Осиику – под корень топорами-рубилами,
Осинку – во скрежет многозубыми пилами,
Осинку – в машинку, на остренькие ножички,
В два миллиметра палочка, тоньше – ни крошечки.
Осинке головку ущемит злополучие –
Да в серу, да в фосфор, да в едкое, в горючее.
Где спички? надо примус, папиросу или печь,
Полоснут, и затопчут, и забудут – лишь зажечь.

Ах, стать бы мне спиченькой и, в муке упорствуя,
Зажечь сердца чужие, холодные, черствые!
Согласна быть срубленной, на части распиленной,
Пронизанной горя горючею извилиной,
Согласна быть смятой, раздавленной, загубленной,
Истоптанной, забытой, брошенной, нелюбленной,
Сверкнуть на миг – и погаснуть, не сгорев до конца,
Не узнав, как теплы мной растопленные сердца.

Своей вы меня считаете?
Простой – как вода, как соль?
Не знаете вы, не знаете,
Какого я чина голь.

Приветливою, улыбчивой –
Я по милу хороша?
А нет заразы прилипчивей,
Чем эта моя душа.

Заботливою раделицей
Вы чаете меня – да?
А я рождена Метелицей,
Погибелью повита.

Любовью неописуемой
Дарю я на малый час —
И до неба вознесу я вас,
Чтоб о землю грянуть вас.

О, тварь моя земнородная,
Подательницею благ
Не чтите меня — свободна я
От благости и от зла.

Что ни взять – как будто не такое:
Мед не сладок, соль не солона.
Всё спокойно – а вот нет покоя.
Жизнь есть – а на что она?
Иди ствол ветвей уже не держит,
В засуху до времени сотлев?
Ты не медли, туча-гром, теперь же
Даждь дождь жаждущей земле.

Кто – мечтатель – легко раздвинул
Стены тесные душной клетки?
Кто – свободный художник – кинул
По стеклу ледяные ветки?
По-за ветками, над кроваткой,
Тени прячутся втихомолку,
А заря уж глядит украдкой
На разубранную на елку.
Заплясать звездой на макушке,
Погрозить темноте: – не мешкай! –
И наметить спящей подружке
Прямо в глаз золотым орешком.
Сон-дрема, не смыкай ресницы,
Дай сбежать босиком с постели.
Не скрипите вы, половицы,
Не цепляй, моток канители!
Леденец откусила: сладкий…
Ухватила зайку за ушки –
И бегом, поджимая лапки,
В пуховое тепло подушки.
А во рту – хрусты сладкой смолки,
А в руке – зайчонка колышет,
А в глазах – то ли блестки с елки,
То ль с окна хрустали ледышек.

Жжет гортань воздух раскаленный,
Ранят ноги острия камней.
Только бы глоток воды студеной
В темной балке, у истока дней!
Но не медлит странная – и дальше
Держит путь к высоким воротам,
Где рука, не знающая фальши,
Точный счет ведет делам и дням.

Нескончаемы тени ночи,
Несдвигаемы стен ограды,
И во все несчетные очи
Смотрят ярусные громады.
Наверху, у зажженной елки,
Все свои, всё свое, родное.
А внизу, у замочной щелки,
Всем чужая, и быть одной ей.
Налетел мотор, как угроза,
Неживым обдавая блеском.
Закружились иглы мороза
На свету нестерпимо резком.
Наверху – слова точно пенье,
И улыбки – цветов дыханье.
А внизу – неподвижной тени
Одиночество и молчанье.
И не знают они, за дверцей –
Им и знать, пожалуй, не надо, –
Что у тихой тени есть сердце,
И какая в том сердце радость.
Да сама она не постигла –
Снег кругом иль белые розы,
И сверкают мороза иглы
Или счастья светлые слезы?

Дня шаги тяжеле и короче.
Норы зверь покинул, рыба – плесы.
На сухие поймы доброй ночи
Пали освежительные росы.
Но не медлит странная – и снова
Держит путь по иглам волчца
В те края, где светом дышит слово
О любви, не знающей конца.