Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

В морозной пыли
Занятья — вроде танца:
— Коротким коли!
На выпаде останься!..

Заволжских полков
Январский редкий воздух.
Посылы штыков,
Мерцающих и острых.

Меж ротами стык
Зияет чёрной раной.
Ты выручи, штык,
Родной, четырёхгранный.

Задачей дано:
Атака штыковая…
А юность давно
Прошла как таковая.

Прошла горячо,
Ни в чём не виновата.
И помнит плечо
Ремень от автомата.

Но в снежной дали
Занятья — вроде танца:
— Коротким коли!
На выпаде останься!

Вот и выдан маскхалат
Старшиною:
Новогодний маскарад,
Снег стеною.

На себе своё вези
Зыбкой тенью.
И растаяли вблизи
За метелью.

То ли холмик, то ли дзот
За нейтралкой…
Мы их ждём. Но что их ждёт
В жизни краткой?

В белой взвившейся пыли,
Жгущей веки?..
И растаяли вдали.
И — навеки.

Лица моложавы, без морщин.
Отсвет полушалка.
Женщины, не знавшие мужчин,
Как вас жалко!

Но жалею всё-таки вдвойне
В час, когда рыдает вьюга,
Тех, что потеряли на войне
Мужа или друга.

В страшные часы твои ночные
Боль — порой сама анестезия,
И, тебя сшибая под откос,
Боль — порой сама уже наркоз.

Потерял сознание от боли,
А когда очнулся поневоле,
Ты другой уже, да тот же ты,
Помня эту боль до тошноты.

Природа — санитар. Кого не схоронили,
Она потом сама присыпала песком.
Лежат у переправ, в речном холодном иле,
Или под вставшим здесь берёзовым леском.

Количество стволов, средь боя раскалённых,
По формуле её равно числу стволов,
Несущих над собой прохладу крон зелёных,
Которые сильней и слёз твоих, и слов.

Вы палкой в снег потыкали,
А там, внизу, ручей.
Весенние каникулы.
Над школой шум грачей.

По льду конёчком чертите,
Но слаб и мягок лёд.
Огнём четвёртой четверти
В момент его сожжёт.

Весенние каникулы.
Крушение основ:
Распухшие фолликулы,
Ангина и озноб.

В гимнастёрках эти дети,
Холодны и голодны,
Находились на диете
У грохочущей войны.

Их мальчишеские лица,
Их мужские костяки!
Пулемёт, как говорится,
Взять на плечи — пустяки.

Эти юные солдаты,
Эта грозная пора.
Эти давние утраты,
Это дальнее «ура!..».

Солдат-мальчишка одноногий
На деревянных костылях,
Взлелеянный в госпиталях,
Плывёт как парус одинокий.

А небо — синего синей.
Уже идут занятья в школе.
Видна и в городе, и в поле
Его широкая шинель.

Когда окончилась война,
Пошли иные времена.
Но, всё отчётливей видна,
Являться стала мне она.

Пока мы были на войне,
В её дыму, в её огне,
Она жила кругом, вовне…
Но оказалось, что во мне.

В похожем на этот, былом сентябре,
Когда синевы наплывает лавина,
Берёзку свою посадил на бугре
Счастливый отец в честь рождения сына.

А годы стремительно — каждый как вскрик,
Мелькая, проносятся справа и слева.
И что-то бормочет согбенный старик,
Ровесник могучего белого древа.

Промытый ливнем день весенний.
Высокая голубизна.
Больница. Время посещений.
И кто-то смотрит из окна.

На каждой крашеной скамейке
Так умилительно, хоть плачь,
Сидят по две и три семейки
Со свёрточками передач.

И к ним выходят их больные,
Задумчивы и смущены.
Их лица, бледные, родные,
Улыбками освещены.

Но в этом слабом слитном гаме
Мне пара странная видна:
Она в халате, он в пижаме,
И с ними рядом тишина.

Судьбою пойманы с поличным
У рокового рубежа,
Гуляют в скверике больничном,
Друг друга за руки держа.

Всё думал о тебе
С момента нашей встречи:
Нечёткость при ходьбе
И затрудненья в речи.

Так ходят старички
Перед началом краха.
Но заглянул в зрачки
И не заметил страха.

Ты вид держал такой,
Как будто всё в порядке
И снимет как рукой
Любые неполадки.

А юности черты,
Которые не скроем,
Казались так чисты
Под этим поздним слоем.

Опустело поле сонное.
Вечереет, и она
Только-только с третьей соткою
Управляется одна.

День Победы — время самое,
Чтоб картошку ей сажать.
Над налитой ливнем ямою
Долго руки моет мать.

Рядом дочь её внебрачная
На далёкий смотрит плёс,
Мелкорослая, невзрачная,
Дорогая ей до слёз.

Затихает птичья сутолока,
И в холодный этот час
Лес глубокий, полный сумрака,
Как всегда, тревожит нас.

Женщина проплакала всю ночь
О своём, ушедшем без возврата.
Ей никто не мог уже помочь,
То была особая утрата.

Об ошибках, сделанных давно,
Снова убивалась, предположим.
Но, уставясь в чёрное окно,
Плакала она и о хорошем.

Плакала о жизни прожитой,
Что была ещё на половине,
Но уже за новою чертой,
В грозной, нависающей лавине.

А когда в окне качнулась мгла
И неясный лучик тронул стены,
С удовлетворением легла
И заснула, словно после смены.

От ранней подруги своей
Для позднего брака
Ушёл. Захотелось детей,
Которые благо.

И сызнова — только держись!
Углы, комнатёнки.
И всё-таки всякая жизнь
Чужая — потёмки.

У каждого доля своя,
Судьба или сила.
И новая эта семья
Его оглушила.

Седой. Как мальчишка одет.
С коляскою — в гору.
И видно, что это не дед,
По скучному взору.

Он прошептал ей одно:
— Мы совпадаем по фазе… —
В этой технической фразе
Нежности было полно.

Он сообщал ей о том
В этой чудовищной форме,
Что понимание в норме
Будет у них и потом.

Что на далёкий большак
Выйдут, ступая упруго…
— Мы рождены друг для друга,
Раньше сказали бы так.