Вера Меркурьева - Тщета: Собрание стихотворений

Со страхом – и без веры – приступаю.
Ведь я же знаю: свыше меры – в чужого сердца храме, как
в хламе, разбираться, топтаться ножками-сапожками, иг-
раться словами, как бубенчиками, звать ореолы – венчика-
­ми, а то и рожками. И строже, чем я себя – никто меня не
судит.
Но – пусть будет.
Скажите, как вы верите? –
смиренно и уставно – и православно –
покорно и усердно, и неизменно благодарно и благосерд-
­но, сокровенно и – уж бесспорно – пленарно и соборно?
вы верите в небесной иерархи и земные все повадки и ук-
­ладки: кафизмы, эктеньи, каноны, посты, поклоны, свечи
и лампадки – во все удавки ортодоксальной суши?
А не Судьба ль ведет игру азарта,
где жизнь – карты, ставки – души,
и Князем Мира в ней поставлен на кон иеропоэт –
va banque – эротодьякон?
«Мои престолы – где крест» —
Звезд ореолы.
«Моя молитва – благоволение и мир» — не мелко выткан
покров багряный, коим скрыт потир, где «крестная зияла
розой рана», где страстью залиты Христовы страсти, где
терн и гвозди — счастья снасти.
Ой, много, много берете – даже и для Мистагога.
И тут же, тут – в согласии, не в торге – восторги оргий,
египетские, эллинские клики, все времена – повторней –
и все языки – соборне –
и не понять: на вашем троне – каких гармоний свят панте-
он иль пандемоний?
Но пусть, но пусть служить дано вам словом не двум, но
одному, твердя Ему в любви и боли: «Твоя да будет Воля».
Но вот чего я не пойму и не постигну: как вы спасетесь,
если я погибну? как вам – в венке из роз сиять утешно,
мне – тлеть во тьме кромешной? как свят святой, покамест
грешен грешный? как Лазарь, в раю увидев – брат в аду
томится жаждой, не бросит радость вечную свою, чтоб
разделить с ним вечность муки каждой? где полнота Хри-
ста – пока пуста хотя б одна черта?
И если вы нам говорите всё ж, что, зная, любите, что вери-
те, узнав – всё поправ, я говорю вам: ложь.
Вы, захвативший все потиры иль «кратэры» любви, и муд-
рости, и веры, вы – всех святынь монополист, всех струн
Орфей, всех тайн мист – не мудрый вы, не любящий и даже
не верящий, не истинного слова дождь живой, но вождь
слепых – слепой в своем мираже. Иль – вчуже слитый с
верой древний Ужас, химера Змия крылата – но не ваия Арарата.

Крест не всегда – молитвенная грусть,
Он иногда – отточенная бритва.
Где вы помолитесь – я посмеюсь.
Но — встань, иерарх: мой смех — моя молитва.

Там, наверху – те двое бьются, чьи
Мы – братские и вражеские позы.
И, если там скрестилися мечи,
Нам вниз летят – колючки или розы.

Устала я, устала снимать за покрывалом покрывало, яз-
вить созвучась, жалить – мучась. Устала, а всё мало. Я
по миру ходила-тосковала, семь пар лаптей железных из-
носила-истоптала с тех пор, семь каменных просфор я из­-
глодала, я на ветру сухою жердью висла – всё пытала у
жизни смысла, страсти у пристрастий, искала правды – у
счастья, великодушья – у великолепья. Но собирала одни
отрепья всяческих бессмыслиц. Обрывки лямок, да облом-
ки рамок и виселиц со мной в одной котомке.
Но научилась я: не понимая – жалеть, чужим болеть и по­
кланяться – отрицая. На исступленья рубеже я отнимала,
в диком мятеже восставшего вассала, лик за ликом, герб за
гербом, корону за короной. Но одного не трону – струн,
ваших струн. Рун ощупью касаюсь – и поклоняюсь.
Вы, кладезь всех ответов, скажите мне, что это значит –
что скажет он: «Икона Тайны Нежной» – и сердце неиз-
бежно займется, и по-другому бьется, и плачет?
Вы сбиравший снопы всезвучных ямбов, венки сонетов,
гроздья дифирамбов, терцин нерасторжимые соплетья,
канцон соцветья глубинно-голубиные, и зерна отборные –
газеллы, всех метров стрелы, – Вы, чье имя – всё буквами
уставными, большими, заглавными хотелось бы писать –
свою-то стать вы знаете ли сами?
Не камня ми украшенный венец, и не порфира, не ориф-
ламма, даже и не лира ваш настоящий голос — а бедный
«дикий колос»,
такой простой среди великолепий –
как сердце,
такой златой на книжном склепе –
как солнце,
такой святой – как счастье.
Вас и меня не будет, придут другие люди и назовут вас:
Вячеслав Премудрый – а под золотою пудрой проглянет и
станет: Вячеслав Печальный. И дальний читатель неизве-
стный поклонится вам: Вячеслав Созвездный – а выйдет в
те дни: Вячеслав Последний. Династии поэтов-лебедей
утонченный, законченный потомок — вот почему ваш го-
лос ломок и непонятен для людей, и музыкален, и одинок,
и царственно-печален.

И потому так много алых светов
На белизне лирических одежд –
Закат горит, Последний из поэтов,
В тени вечерних ваших вежд.

Вечернему я поклоняюсь свету –
Последнему Поэту —
за то, что был весь день его прекрасен
и полногласен;
за то, что он, всю глубь свою изведав,
одним собой измерен – себя не предал,
себе был верен;
за то, что он – о, зная, слишком зная, чтоб верить и лю-
бить, но зная тоже, что без знамения – конец и край нам,
не уставал неволить и тревожить, о Имени послушествуя
тайном –
я поклоняюсь.
За то, что стон земли моей опальной он повторил, как хор
венчальный;
за то, что где прошел он – счастья вестью – там процвела
земля сухая песнью;
за то, что он – как мы, утрат во власти – избрал высокий
подвиг счастья –
я поклоняюсь.
За то, что он ни одного соблазна не миновал бесстрастно,
и принял знак безжалостного знанья, как веры крест,
за то, что, в мудрости-изгнаньи истлев, воскрес –
я поклоняюсь.
За то, что он – то, чем я быть могла бы, когда бы он был
тем, чем я была;
за песни дар не знающей пощады, им данный мне – слу-
чайно или вольно,
за то, что мне так ничего не надо – и так больно;
за то, что чем темней моя темница, моя земная плащани-
ца – его тем ярче багряница –
я поклоняюсь –
в прахе и на плахе, и в исступлении, и в страхе, я надрыва-
юсь, я искрами ударов рассыпаюсь, золой по ветру разве-
ваюсь, я задыхаюсь, исчезаю –
я поклоняюсь.

О, мой заклятый Друг
И мой заветный Враг –
Чем ваш воздушней круг,
Тем мой бездушней шаг –

В мистический испуг
Лирический зигзаг,
Орфический мой Друг,
Гностический мой Враг.

Так, вам – цветущий луг,
А мне – сухой овраг,
Мой нелюбимый Друг
И нежно-чтимый Враг.

Моих пучину вьюг
Какой измерит лаг? –
Не ваш ли, страшный Друг?
Не ваш ли, милый Враг?

Мой мертвый узел туг,
Мой стих и нищ, и наг –
Еще стяните, Друг,
Еще снимите, Враг.

Но греют, точно юг,
Щедроты ваших благ –
Неумолимый Друг
И милостивый Враг.

И черный мой недуг
Укачивает маг –
Как вал качает струг,
Как ветер веет флаг.

Не всякий близок,
Как этот дорог враг –
Мой ненавистный Друг
И мой любезный Враг.

«Ты, Моцарт, бог» – по прихоти рожденья,
За вдохновенье не платя
Усильем долгим достиженья,
Ты пел, как дети, что плетя
Венок поют – без размышленья.

Не знал ты холода сомненья,
Не падал с облаков, летя.
«Ты, Моцарт, бог» – по прихоти рожденья.
Твои цветы, тебе цветя,
Не отцветали до цветенья.

И все сердца, без принужденья,
Твои по праву, чтя и льстя.
И я, в твоей тени грустя О блеске своего владенья.
Шепчу, как лист сухой хрустя:
«Ты, Моцарт, бог» – по прихоти рожденья.