Константин Бальмонт - Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr]

Ломаные линии, острые углы.
Да, мы здесь — мы прячемся в дымном царстве мглы.

Мы еще покажемся из угрюмых нор.
Мы еще нарядимся в праздничный убор.

Глянем — и захватим вас, вбросим в наши сны.
Мы еще покажем вам свежесть новизны.

Подождите, старые, знавшие всегда
Только два качания, только нет и да.

Будет откровение, вспыхнет царство мглы.
Утро дышит пурпуром… Чу! Кричат орлы!

Lignes brisées — Angles aigus
Nous sommes ici, cachés dans les ténèbres.

Nous surgirons encore de nos tristes repaires.
Nous nous parerons encore de joyaux de fête.

Nous vous regarderons, vous saisirons précipités sur vos sommeils
Nous vous montrerons la fraîcheur de renouveau.

Attendez, vieillards, qui ne sûtes jamais
Que deux oscillations — le seul non et le oui

Une ouverture… et les ténèbres vont resplendir.
L'aube ruisselle de pourpre… Hou! crient les aigles.

        В красоте музыкальности,
        Как в недвижной зеркальности,
Я нашел очертания снов,
        До меня не рассказанных,
        Тосковавших и связанных,
Как растенья под глыбою льдов.

        Я им дал наслаждение,
        Красоту их рождения,
Я разрушил звенящие льды.
        И, как гимны неслышные,
        Дышат лотосы пышные
Над пространством зеркальной воды.

        И в немой музыкальности,
        В этой новой зеркальности,
Создает их живой хоровод,
        Новый мир, недосказанный,
        Но с рассказанным связанный
В глубине отражающих вод.

En la beauté des musiques,
Ainsi qu'en l'immutabilité de miroirs,
J'ai trouvé les contours des rêves
Qui n'ont pas été révélés avant moi:
Angoissés, et enliés
Comme des plantes sous des pesanteurs de glace.

Je leur ai donné le délice,
La gloire de leur naissance!
J'ai détruit la glace sonore:
Et, comme des hymnes qui ne sont pas entendus,
Respirent les lotus somptueux
Au-dessus de miroir des eaux.

Et, dans les musiques muettes
Et sur la neuve transparence,
Des rêves, la ronde vivante
Crée un monde nouveau, à demi raconté
Mais qui va s'accordant avec tout l'Exprimé
Dans la profondeur des eaux reflétantes.

Если ты поэт и хочешь быть могучим,
Хочешь быть бессмертным в памяти людей,
Порази их в сердце вымыслом певучим,
Думу закали на пламени страстей.

Ты видал кинжалы древнего Толедо?
Лучших не увидишь, где бы ни искал.
На клинке узорном надпись: «Sin miedo», —
Будь всегда бесстрашным, — властен их закал.

Раскаленной стали форму придавая,
В сталь кладут по черни золотой узор,
И века сверкает красота живая
Двух металлов слитых, разных с давних пор.

Чтоб твои мечты вовек не отблистали,
Чтоб твоя душа всегда была жива,
Разбросай в напевах золото по стали,
Влей огонь застывший в звонкие слова.

Poète, si tu veux conquérir la puissance
Et l'immortalité dans la mémoire humaine,
Frappe au cœur par une invention mélodieuse,
Et trempe la pensée au feu des passions!

Connais-tu les poignards de l'antique Tolède?
Tu n'en pourrais trouver nulle part de meilleurs!
La lame ciselée porte ces mots: Sin miedo —
Sois sans crainte toujours! La trempe est souveraine…

L'acier incandescent ayant reçu sa forme,
On y grave dans l'émail noir un dessin d'or
Et, pour les siècles, brille une beauté vivante,
Celle de deux métaux fondus et différents.

Pour que tes rêves ne puissent jamais s'éteindre,
Pour que ton âme soit toujours pleine de vie,
Sème à travers tes chants l'or sur l'acier,
Et verse un feu figé dans le verbe sonore…

Тончайшие краски
Не в ярких созвучьях,
А в еле заметных
Дрожаниях струн, —
В них зримы сиянья
Планет запредельных,
Непознанных светов,
Невидимых лун.

И если в минуты
Глубокого чувства,
Мы смотрим безгласно
И любим без слов,
Мы видим, мы слышим,
Как светят нам солнца,
Как дышут нам блески
Нездешних миров.

Les plus frêles couleurs
Ne sont aux durs accords,
Mais aux presque insensibles
Frémissement des fibres.
En eux l'éclat visible
Des astres éperdus,
Des clartés inconnues,
Des invisibles lunes.

Et si, dans ces instants
D'extase pénétrante,
Nous regardons sans yeux;
Sans paroles, aimons;
Nous verrons, entendrons
Comment les soleils brillent,
Quels rayons nous arrivent,
Des mondes au-delà!

Цветок, и воздух, смущенный эхом,
То полный плачем, то полный смехом.
Цветок нарцисса, и звук заветный,
Ответом вставший, но безответный.

Над глубью водной, мертво-зеркальной,
Бесплодно стынет цветок печальный,
Своим обманут прекрасным ликом,
Не внемля внешним мольбам и крикам.

А звук заветный, хотя и внешний,
Навек пронизан тоской нездешней,
Ревнует, молит, грозит, пророчит,
И вот рыдает, и вот хохочет.

Но нет слиянья для двух прекрасных,
Мы розно стынем в терзаньях страстных.
И гаснут звуки, и ясны воды
В бездушном царстве глухой Природы.

Une fleur, et l'air troublé par l'écho,
Tantôt plein de rire et plein de sanglot.
La fleur de Narcisse… et la voix profonde
Qui sonne en retour, sans qu'on lui réponde.

Sur une eau du soir, au mortel miroir,
Vaine, et tristement, se fane une fleur.
De son beau visage elle s'est leurrée,
Sourde à la voix humble et désespérée.

Et divin le son bien qu'extérieur
Saignant à jamais son chargin d'Ailleurs,
Supplie, et, jaloux, s'épuise à maudire,
Sanglote, et soudain éclate de rire.

Mais nulle alliance entre les deux Beaux.
Nous tentons l'effort avec d'affreux maux…
Et la voix s'éteint, tout comme l'eau pure
Dans l'inanimée et sourde nature.

Черемухой душистой с тобой опьянены,
Мы вдруг забыли утро и вдруг вступили в сны.

И утро превратилось в моря без берегов,
Моря плавучих тучек, ветвей, кустов, цветов.

Цветы, деревья, травы, и травы, и цветы,
Моря цветов и красок, любовь, и я, и ты.

Лицо к лицу склонивши и руку в руку взяв,
Мы вдруг прониклись счастьем легко дрожащих трав.

Безмерным светом солнце светило с высоты,
И было изумленье, восторг, и я, и ты.

В нас царствовала вечность, в нас был короткий час,
И утро вырастало для нас, для нас, для нас.

Мы были два слиянья, два призрака весны,
Черемухой душистой подсказанные сны.

Du parfum des jasmins, enivrés l'un et l'autre,
Le sommeil nous surprit ayant oublié l'aube.

Et l'aube apparaissait comme une mer sans bords
De nuages flottants, de rameaux et de fleurs;

D'arbres, d'herbes, de fleurs, de fleurs, d'arbres et d'herbes;
Fleurs et couleurs. — Amour! et ma forme, et la tienne.

Face à face inclinés, et la main dans la main,
Le frêle émoi des fleurs nous pénétra soudain.

Le soleil ruissela des montagnes lointaines;
Ivresse, enchantement, et ma forme et la tienne!

En nous l'éternité vivait, cet instant doux.
Le soleil renaissait pour nous, pour nous, pour nous!

Nous étions deux reflets, deux fantômes de mai,
Le rêve chuchoté du jasmin embaumé.

Влага только на мгновенье
Может к лотосу прильнуть,
Даст ему свое забвенье,
И опять стремится в путь.

Лотос только на мгновенье
Принимает поцелуй
И восторг прикосновенья
Переменно-быстрых струй.

Миг блаженства, легкость ласки,
Вольно-слитные сердца,
Прелесть призрачной завязки
И мгновенного конца.

Лотос после быстрой ласки
Весь блестит, легко дрожа,
И вода в подвижной сказке
Обновленна и свежа.

À peine l'eau qui se presse
En frôlant le nénuphar
D'un peu d'oubli le caresse
Qu'aussitôt elle repart.

Le nénuphar un instant
À son doux vertige cède
Et tremble au charme inconstant
De l'onde qui se succède.

Pur éclair! cœurs attendris
Du choix de leur destinée;
Beauté d'un hymen surpris
Et sa fin simultanée.

Sitôt le baiser cueilli
La fleur tremblante est plus belle;
Et le rêve encor jaillit
De l'eau qui se renouvelle.