Тимур Шаов - Песни

Я сам собой ну просто жутко недоволен.
Живу сумбурно, трачу жизнь на ерунду.
Я мягкотел, слабохарактерен, безволен.
Мне говорят: «Пойдем, гульнём!» — и я иду.

Я раздражителен, забывчив и небрежен.
Лабильна психика. Сомнительна мораль.
В быту капризен и физически изнежен,
Аж прямо в зеркале себя бывает жаль.

Не человек, а просто чмо на постном масле.
Не то чтоб нуден, но до тошноты ворчлив.
И не сказать, чтоб трусоват, но так, опаслив.
Не то чтоб жаден, но уж очень бережлив.

Нет, я всегда подам калеке Христа ради,
Но если так, без умиления, взглянуть,
Я не тяну не то что на Махатму Ганди,
Я и на дедушку Мазая не тяну.

Сплю я долго и со вкусом,
Сплю, пока не ляжет мрак.
По ночам хожу, как вурдалак.

Я мог бы стать Вольтером,
Вот гадом буду я,
Но нет во мне
Усердия.

Я мог бы стать Шопеном,
Музычку бы кропал,
Не был бы гадом,
Точно б стал.

Лежит нечитанный Платон, Бах недослушан,
А я сижу, смотрю футбол и пиво пью.
С остервененьем бью проклятые баклуши
И с отвращением читаю жизнь мою.

Я бросил Родину, карьеру эскулапа —
Теперь горланю, как заевший патефон.
Худые ручки тянут дети: «Папа! Папа!»,
А папе некогда: зараза, занят он.

В семье я деспот: очень нудный, твердолобый,
С утра домашним отравляю бытие.
Но хоть, спасибо, нету месячных, а то бы
Совсем труба моей зашуганной семье.

Закомплексован весь, я недоволен мною,
Во всем себя виню и до того дошло —
Я маюсь экзистенциальною виною
За первородный грех, аж вспомнить тяжело.

Пью, курю, смотрю на женщин,
Правда — только лишь смотрю.
Посмотрю,
и снова пью-курю.

Где-то дымят заводы,
И я лежу, дымлю.
Очень себя я
Не люблю.

Я не красив, как Путин,
Даже не так умён.
Ах, отчего же
Я — не он.

Могу бездарно просадить любую сумму,
И мне мой друг доброжелательно сказал:
«С твоими данными тебе пора в Госдуму.
Иди, укрась собой народный наш хурал!»

В парла-парла-парламенте
Итак уже аншлаг.
Точнее говоря —
«Аншлаг! Аншлаг!»

Ну что тут скажешь, вот такая я каналья.
Теперь — о главном: о тебе, любовь моя.
Хочу сказать: «Спасибо, милая, родная,
Что ты живешь с такою гнидою как я».

Тебя должны канонизировать при жизни
За твои муки, за любовь и за труды.
Я тоже стану человеком, только свистни,
Прям с понедельника. Нет, лучше со среды.

Свистит, свистит, зараза, под окошком,
Ну нету Любки, что ж ты, тварь, свистишь?
Свежо, впотьмах свалилась с крыши кошка,
Деревья гнутся, да шумит камыш.
А чтой-то ночь зловещая такая?
Блуждают на погосте огоньки,
В такую ночь обычно самураи
Канают на границу у реки.

Трубу прорвало, из подвала пахнет гнилью,
Свистит влюблённый третий час подряд.
В такую ночь, чтоб сказку сделать былью,
Был Зимний на гоп-стоп братвою взят.
Жужжит в стакане пьяненькая муха,
Я соль рассыпал, видно быть беде.
В такую ночь ван Гог отрезал ухо,
А Грозный треснул сына по балде.

Пошла муха на базар и купила самовар,
Приходите, черти, я вас пивом угощу!
Чёрт заглянет на часок, он не низок, не высок,
Здравствуй, паранойя, я твой тонкий колосок!

Бурчит с экрана футуролог злобный:
«Увы вам, люди, бьют уже часы!»
Смесь Иоанна, Нострадамуса и Глобы,
Апокалипсисом пугает, сукин сын:
«Падёт Звезда Полынь, грядёт разруха,
И брат у брата увёдет жену,
И Пятачок зарежет Винни Пуха.
Конец эпохи, все пойдем ко дну!»

Вот так живёшь, гребёшь деньгу лопатой,
Тут трубный зов — и всё коту под хвост,
Мол, Страшный Суд, звоните адвокату,
С вещичками на выход, в полный рост!
А этот все свистит, на гульках твоя Люба.
Убогий жребий брошенных мужчин!
Что он Гекубе, что ему Гекуба?
Пошёл бы, лучше, выдавил прыщи.

Баю-баюшки-баю, спать ложись, мать твою!
Хочешь, милый мальчик, я те песенку спою?
Завтра будет день опять, ночью, мальчик, надо спать.
Приходи к нам, Фредди Крюгер, нашу детку покачать!

Печаль светла, но нет императива,
Чего свистишь, уже написан «Капитал».
Швырять столы в окно, конечно, некрасиво,
Но я швырну так, чтобы наповал.
Луна желтушная измучена циррозом,
Свингует на трубе Архангел Гавриил,
А выше — Бог, терзаемый вопросом:
Какого чёрта он все это сотворил?

Искажено пространство, место, время,
Бомжей в подъезде примешь за волхвов:
«Шолом-Алейхем, как погода в Вифлееме?
Что нужно вам в стране бессонных свистунов?»

Но с кем вы, мастера ночного свиста?
Какая сила остановит вас?
Пойду голосовать за коммунистов —
При них хоть ночью будет
При них хоть ночью будет
При них хоть ночью будет
Комендантский час.

Ты божественно прекрасен,
Ты искрящийся родник,
Ты и сложен, ты и ясен —
Щедрый русский наш язык.
Ты ушей моих услада,
И душа тобой жива.
Ты подскажешь, если надо,
Очень точные слова…

А вот твердит с экрана важно
Некий мутный господин:
Мол, за Россию, за наших граждан
Мы же жизнь отдадим.
И в глаза его, косые
От привычного вранья,
Прям от имени России
Так ему отвечу я:

«Идите в жопу, мой хороший,
Идите в жопу, дорогой!
Идите в жопу, мой хороший,
Идите в жопу, мой родной!»

Прости меня ты, мать-культура,
И вы простите, господа.
Молчи, моя самоцензура!
Нет, в жопу, в жопу, прям туда!

Может, здесь гордиться нечем,
Но се — язык родных осин,
И дубов родных наречье,
Лексикон родных дубин.

Вот бухой водопроводчик,
Удивляясь: «Где течет?»,
Мне всю ванну раскурочил
И потребовал расчет.

А что же я? Пригладив чубчик
И поправивши пенсне,
Мямлю: «Как же так, голубчик?
А где ж теперь помыться мне?»
Он глядит, не понимая,
Он и видит-то едва.
И скажу ему тогда я,
И скажу ему тогда я
Эти нужные слова:

«Идите в жопу, мой хороший,
Идите в жопу, дорогой!
Идите в жопу, мой хороший,
Идите в жопу, мой родной!»

Тут он откажется едва ли,
Он мои доводы поймет.
И он пойдет, куда послали,
И, я так думаю, дойдет.

Кто-то скажет: «Да… Сорвался
На арготический язык.
Так даже Блок не выражался,
Хоть и пьющий был мужик».

Губит нас интеллигентность —
Ахиллесова пята,
Гуманизм, политкорректность,
Мягкотелость, доброта.

Вот пока вы тут сидите,
Всех нас грабит шантрапа.
А мы что им: «Битте-дритте»,
«Миль пардон», «Пуркуа па»…
Всё гребет, не зная меры,
Группа жадных россиян.
Что сказал бы им, к примеру,
Мудрый Игорь Губерман?

«Идите… дорогие!
Идите… поскорей!
Идите… дорогие!
Идите… поскорей!»

Ну и привет! Желаю счастья!
Вот все, что я хотел сказать.
Теперь, я знаю, в вашей власти
Меня презреньем наказать.

Но если враг коварный снова
Придет к нам наши нивы жечь,
Ответим мы ему сурово
Словами, острыми, как меч:

«Идите в жопу, мой хороший,
Идите в жопу, дорогой!
Идите в жопу, мой хороший,
Идите в жопу, дорогой!»