Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза

Вы, песни, вы, мои добрые песни!
Проснитесь, проснитесь! Наденьте доспехи!
Велите трубам греметь
И высоко на щите боевом
Мою красавицу поднимите —
Ту, кто отныне в моей душе
Будет единовластной царицей!

Слава тебе, молодая царица!

С державного солнца
Сорву я блестящий покров золотой,
Сплету из него диадему
Для освященной твоей головы.
От зыбких лазурных небесных завес
Отрежу кусок драгоценного шелка, —
Подобно мантии царской,
Накину его на плечи твои.
Я дам тебе свиту из строгих,
В тугой корсет облеченных сонетов,
Из гордых терцин и восторженных стансов.
Гонцами будут мои остроты,
Мой юмор — твоим герольдом с невольной
Слезою горького смеха в гербе.
А сам я, моя царица,
Я преклоню пред тобой колени
И на подушке из красной парчи
Тебе поднесу
Остаток рассудка,
Который у бедного певца
Только из жалости не был отнят
Твоей предшественницей на троне.

На бледном морском берегу
Сидел одинок я и грустно-задумчив.
Все глубже спускалось солнце, бросая
Багровый свой свет полосами
По водной равнине,
И беглые, дальние волны,
Приливом гонимые,
Шумно и пенясь бежали
К берегу ближе и ближе.
В чудном их шуме
Слышался шепот и свист,
Смех и роптанье,
Вздохи, и радостный гул, и порой
Тихо-заветное,
Будто над детскою люлькою, пенье…
И мне казалось,
Слышу я голос забытых преданий,
Слышу старинные чудные сказки —
Те, что когда-то ребенком
Слыхал от соседних детей,
Как все мы, бывало,
Вечером летним теснимся
Послушать тихих рассказов
На ступеньках крыльца,
И чутко в нас бьется
Детское сердце,
И с любопытством глядят
Умные детские глазки;
А взрослые девушки
Из-за душистых цветочных кустов
Глядят через улицу в окна…
На розовых лицах улыбка,
И месяц их облил сияньем.

Огненно-красное солнце уходит
В далеко волнами шумящее,
Серебром окаймленное море;
Воздушные тучки, прозрачны и алы,
Несутся за ним; а напротив,
Из хмурых осенних облачных груд,
Грустным и мертвенно-бледным лицом
Смотрит луна; а за нею,
Словно мелкие искры,
В дали туманной
Мерцают звезды.

Некогда в небе сияли,
В брачном союзе,
Луна-богиня и Солнце-бог;
А вкруг их роились звезды,
Невинные дети-малютки.

Но злым языком клевета зашипела,
И разделилась враждебно
В небе чета лучезарная.

И нынче днем в одиноком величии
Ходит по небу солнце,
За гордый свой блеск
Много молимое, много воспетое
Гордыми, счастьем богатыми смертными.
А ночью
По небу бродит луна,
Бедная мать,
Со своими сиротками-звездами,
Нема и печальна…
И девушки любящим сердцем
И кроткой душою поэты
Ее встречают
И ей посвящают
Слезы и песни.

Женским незлобивым сердцем
Все еще любит луна
Красавца мужа
И под вечер часто,
Дрожащая, бледная,
Глядит потихоньку из тучек прозрачных,
И скорбным взглядом своим провожает
Уходящее солнце,
И, кажется, хочет
Крикнуть ему: «Погоди!
Дети зовут тебя!»
Но упрямое солнце
При виде богини
Вспыхнет багровым румянцем
Скорби и гнева
И беспощадно уйдет на свое одинокое,
Влажно-холодное ложе.

Так-то шипящая злоба
Скорбь и погибель вселила
Даже средь вечных богов,
И бедные боги
Грустно проходят по небу
Свой путь безутешный
И бесконечный,
И смерти им нет, и влачат они вечно
Свое лучезарное горе.

Так мне ль — человеку,
Низко поставленному,
Смертью одаренному, —
Мне ли роптать на судьбу?

Ночь холодна и беззвездна;
Море кипит, и над морем,
На брюхе лежа,
Неуклюжий северный ветер
Таинственным,
Прерывисто-хриплым
Голосом с морем болтает,
Словно брюзгливый старик,
Вдруг разгулявшийся в тесной беседе…
Много у ветра рассказов —
Много безумных историй,
Сказок богатырских, смешных до уморы,
Норвежских саг стародавних…
Порой средь рассказа,
Далеко мрак оглашая,
Он вдруг захохочет
Или начнет завывать
Заклятья из Эдды{20} и руны,
Темно-упорные, чаро-могучие…
И моря белые чада тогда
Высоко скачут из волн и ликуют,
Хмельны разгулом.

Меж тем по волной омоченным пескам
Плоского берега
Проходит путник,
И сердце кипит в нем мятежней
И волн и ветра.
Куда он ни ступит,
Сыплются искры, трещат
Пестрых раковин кучки…
И, серым плащом своим кутаясь,
Идет он быстро
Средь грозной ночи.
Издали манит его огонек,
Кротко, приветно мерцая
В одинокой хате рыбачьей.

На море брат и отец,
И одна-одинешенька в хате
Осталась дочь рыбака —
Чудно-прекрасная дочь рыбака.
Сидит перед печью она и внимает
Сладостно-вещему,
Заветному пенью
В котле кипящей воды,
И в пламя бросает
Трескучий хворост,
И дует на пламя…
И в трепетно-красном сиянье
Волшебно-прекрасны
Цветущее личико
И нежное белое плечико,
Так робко глядящее
Из-под грубой серой сорочки,
И хлопотливая ручка-малютка…
Ручкой она поправляет
Пеструю юбочку
На стройных бедрах.

Но вдруг распахнулась дверь,
И в хижину входит
Ночной скиталец.
С любовью он смотрит
На белую, стройную девушку,
И девушка трепетно-робко
Стоит перед ним — как лилея,
От ветра дрожащая.
Он, наземь бросает свой плащ,
А сам смеется
И говорит:

«Видишь, дитя, как я слово держу!
Вот и пришел, и со мною пришло
Старое время, как боги небесные
Сходили к дщерям людским,
И дщерей людских обнимали,
И с ними рождали
Скипетроносных царей и героев,
Землю дививших.
Впрочем, дитя, моему божеству
Не изумляйся ты много!
Сделай-ка лучше мне чаю — да с ромом!
Ночь холодна; а в такую погоду
Зябнем и мы,
Вечные боги, — и ходим потом
С наибожественным насморком
И с кашлем бессмертным!»

Беснуется буря,
Бичует волны,
А волны ревут и встают горами,
И ходят, сшибаясь и пенясь от злобы,
Их белые водяные громады,
И наш кораблик на них с трудом
Взбирается, задыхаясь,
И вдруг обрушивается вниз,
В широко разверстую черную пропасть.

О море!
Мать красоты, рожденной из пены!
Праматерь любви, пощади меня!
Уже порхает, чуя труп,
Подобная призраку белая чайка,
И точит клюв о дерево мачты,
И жаждет скорей растерзать мое сердце —
То сердце, в котором звучат песнопенья
Во славу дочери твоей,
То сердце, что внук твой, маленький плут,
Избрал своей игрушкой.

Напрасны мольбы и стенанья!
Мой крик пропал в завыванье бури,
Средь оргии бесноватых звуков,
Средь воя, грохота, рева и свиста
Сражающихся ветров и волн.
Но странно, сквозь этот гул я слышу
Мелодию сумрачной дикой песни,
Пронзающей, разрывающей душу, —
И я узнаю этот голос.
На дальнем шотландском берегу,
Над вечно шумящим прибоем,
На древнем утесе высится замок,
И там, у сводчатого окошка,
Стоит больная прекрасная женщина,
Почти прозрачна, бледна, как мрамор,
На лютне играет она и поет,
И развевает соленый ветер
Ее волнистые длинные кудри
И далеко в шумящее море
Уносит ее непонятную песню.