Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза

Тишь и солнце! Свет горячий
Обнял водные равнины,
И корабль златую влагу
Режет следом изумрудным.

У руля лежит на брюхе
И храпит усталый боцман;
Парус штопая, у мачты
Приютился грязный юнга.

Щеки пышут из-под грязи;
Рот широкий, как от боли,
Стиснут; кажется, слезами
Брызнут вдруг глаза большие.

Капитан его ругает,
Страшно топая ногами…
«Как ты смел — скажи, каналья!
Как ты смел стянуть селедку?»

Тишь и гладь! Со дна всплывает
Рыбка-умница; на солнце
Греет яркую головку
И играет резвым плесом.

Но стрелой из поднебесья
Чайка падает на рыбку —
И с добычей в жадном клюве
Снова в небе исчезает.

Останься ты на дне глубоком моря,
Безумный сон,
Ты, часто так ночной порою
Неверным счастием терзавший душу мне
И даже в светлый день теперь грозящий
Мне, будто привидение морское, —
Останься там, на дне, навеки.
И брошу я к тебе на дно
Всю грусть мою и все грехи мои,
И с погремушками колпак дурацкий,
Звеневший долго так на голове моей,
И лицемерия змеиный,
Коварный, ледяной покров,
Давивший долго так мне душу,
Больную душу,
Все отрицавшую — и ангелов и бога,
Безрадостную душу.
Гой-го! Гой-го! Уж ветер поднялся…
Вверх парус! Вздулся он и вьется!
И по водам коварно-тихим
Летит корабль, и ликований
Полна освобожденная душа!

Высоко в небе стояло солнце,
Окруженное белыми облаками.
На море было тихо,
И я, размышляя, лежал у штурвала.
Я размышлял, и — отчасти въявь,
Отчасти во сне — я видел Христа,
Спасителя мира.
В легких белых одеждах,
Огромный, он шел
По земле и воде;
Голова его уходила в небо,
А руки благословляли
Земли и воды;
Сердцем в его груди
Было солнце —
Красное, пылающее солнце;
И это красное, пылающее солнце-сердце
Лило вниз благодатные лучи
И нежный, ласковый свет,
Озаряя и согревая
Земли и воды.

Плыл торжественный звон,
И казалось, лебеди в упряжи из роз
Тянули скользящий корабль,
Тянули к зеленому берегу,
Где в высоко возносящемся городе
Живут люди.

О чудо покоя! Что за тихий город!
Не слышно глухого шума
Говорливых тяжелых ремесел,
И по чистым звенящим улицам
Бродят люди, одетые в белое,
С пальмовыми ветками в руках,
И когда встречаются двое —
Проникновенно глядят друг на друга,
И, трепеща от любви и сладкого самоотречения,
Целуют друг друга,
И глядят вверх —
На солнечное сердце Спасителя,
Миротворно и радостно льющее вниз
Красную кровь,
И, трижды блаженные, восклицают:
«Хвала Иисусу Христу!»

О, если б такое ты выдумать мог,
Чего бы ты не дал за это,
Мой милый!
Ты, немощный плотью и духом
И сильный одною лишь верой.
Не мудрствуя, ты почитаешь троицу
И по утрам лобызаешь крест,
И мопса, и ручку высокой твоей патронессы.
Святость твоя возвышает тебя. Сперва — надворный советник,
Потом — советник юстиции
И, наконец, — правительственный советник
В богобоязненном городе,
Где песок и где вера цветет
И терпеливые воды священной Шпрее
Моют души и чай разбавляют.

О, если б такое ты выдумать мог,
Мой милый!
Ты занял бы лучшее место на рынке;
Глаза твои, сладкие и мигающие,
Являли бы только покорность и благость;
И высокопоставленная особа,
Восхищенная и ублаженная,
Молясь, опускалась бы вместе с тобой на колени.
В ее глазах, излучающих счастье,
Ты читал бы к жалованью прибавку
В сотню талеров прусских
И, руки складывая, бормотал бы:
«Хвала Иисусу Христу!»

Таласса! Таласса!{21}
Славлю тебя, о вечное море!
Десять тысяч раз тебя славлю
Ликующим сердцем,
Как некогда славили десять тысяч
Бесстрашных эллинских сердец,
Не сдавшихся в бедах,
Стремящихся к родине,
Прославленных миром солдатских сердец.

Бурлило, вздымалось
И пенилось море.
Струило солнце на темные волны
Играющий алыми розами свет,
И сотни встревоженных чаек
Метались над морем и громко кричали.
Но птичий гомон, и звон щитов,
И конский топот и ржанье —
Все заглушал победный клич:
«Таласса! Таласса!»

Славлю тебя, о вечное море!
Твой шум для меня — точно голос отчизны.
Как детские сны, причудливой зыбью
Сверкает ширь твоих вольных владений.
И в памяти оживают вновь
Игрушки милого пестрого детства:
Рождественские подарки под елкой,
Багряные рощи коралловых рифов,
И жемчуг, и золотые рыбки
Все то, что тайно ты хранишь
На дне, в кристально-светлых чертогах.

О, как я грустил, одинок, на чужбине!
Подобно цветку в ботанической папке,
Засохло сердце в моей груди.
Я был как больной, всю долгую зиму
Запертый в темном больничном покое.
И вдруг я выпущен на волю:
Передо мной ослепительно ярко
Сверкает зеленью солнечный май,
Шепчутся яблони в белых уборах,
Из зелени юные смотрят цветы,
Подобно пестрым душистым глазам, —
Все дышит, смеется, благоухает,
И в небе синем щебечут птицы.
Таласса! Таласса!

О храброе в отступлениях сердце!
Как часто, постыдно часто
Тебя побеждали дикарки Севера!
Их властные большие глаза
Метали огненные стрелы,
Их остро отточенные слова
Раскалывали грудь на части,
Каракули писем гвоздями вонзались
В мой бедный оглушенный мозг.
Напрасно я закрывался щитом;
Свистели стрелы, гремели удары, —
И наконец я отступил
Под натиском диких северянок.
Я к морю бежал от них, и теперь,
Свободно дыша, я приветствую море,
Спасительное, прекрасное море, —
Таласса! Таласса!

Надежда и любовь — все, все погибло!
И сам я, бледный обнаженный труп,
Изверженный сердитым морем,
Лежу на берегу,
На диком, голом берегу!
Передо мной — пустыня водяная,
За мной лежат и горе и беда,
А надо мной бредут лениво тучи,
Уродливые дщери неба!
Они в туманные сосуды
Морскую черпают волну,
И с ношей вдаль, усталые, влекутся,
И снова выливают в море!
Нерадостный и бесконечный труд!
И суетный, как жизнь моя!..
Волна шумит, морская птица стонет!
Минувшее повеяло мне в душу —
Былые сны, потухшие виденья,
Мучительно-отрадные, встают!
Живет на Севере жена!
Прелестный образ, царственно-прекрасный!
Ее, как пальма, стройный стан
Обхвачен белой сладострастной тканью;
Кудрей роскошных темная волна,
Как ночь богов блаженных, льется
С увенчанной косами головы
И в легких кольцах тихо веет
Вкруг бледного, умильного лица;
И из умильно-бледного лица
Отверсто-пламенное око —
Как черное сияет солнце!
О черно-пламенное солнце!
О, сколько, сколько раз в лучах твоих
Я пил восторга дикий пламень,
И пил, и млел, и трепетал, —
И с кротостью небесно-голубиной
Твои уста улыбка обвевала,
И гордо-милые уста
Дышали тихими, как лунный свет, речами
И сладкими, как запах роз…
И дух во мне, оживши, воскрылялся
И к солнцу, как орел, парил!
Молчите, птицы, не шумите, волны,
Все, все погибло — счастье и надежда,
Надежда и любовь!.. Я здесь один —
На дикий брег заброшенный грозою —
Лежу простерт — и рдеющим лицом
Сырой песок морской пучины рою!