Владимир Маяковский - Сборники стихотворений
СИФИЛИС
Пароход подошел,
завыл,
погудел и скован,
как каторжник беглый. На палубе
700 человек людей, остальные
негры. Подплыл
катерок
с одного бочка. Вбежав
по лесенке хромой, осматривал
врач в роговых очках: "Которые с трахомой?" Припудрив прыщи
и наружность вымыв, с кокетством себя волоча, первый класс
дефилировал
мимо улыбавшегося врача. Дым
голубой
из двустволки ноздрей колечком
единым
свив, первым
шел
в алмазной заре свиной король
Свифт. Трубка
воняет,
в метр длиной. Попробуй к такому
полезь! Под шелком кальсон,
под батистом-лино, поди,
разбери болезнь. "Остров,
дай
воздержанья зарок! Остановить велите!" Но взял
капитан
под козырек и спущен Свифт
сифилитик. За первым классом
шел второй. Исследуя
этот класс, врач
удивлялся,
что ноздри с дырой,лез
и в ухо
и в глаз. Врач смотрел,
губу своротив, нос
под очками
взморща. Врач
троих
послал в карантин из второклассного сборища. За вторым
надвигался
третий класс, черный от негритья. Врач посмотрел:
четвертый час, время коктейлей
питья. - Гоните обратно
трюму в щель! Больные
видно и так. Грязный вид...
И вообще оспа не привита.У негра
виски
ревмя ревут. Валяется
в трюме
Том. Назавтра
Тому
оспу привьют и Том
возвратится в дом. На берегу
у Тома
жена. Волоса
густые, как нефть. И кожа ее
черна и жирна, как вакса
"Черный лев". Пока
по работам
Том болтается, - у Кубы
губа не дура жену его
прогнали с плантаций за неотработку
натурой. Луна
в океан
накидала монет, хоть сбросься,
вбежав на насыпь! Недели
ни хлеба,
ни мяса нет. Недели
одни ананасы. Опять
пароход
привинтило винтом. Следующий
через недели! Как дождаться
с голодным ртом? - Забыл,
разлюбил,
забросил Том! С белой
рогожу
делит!Не заработать ей
и не скрасть. Везде
полисмены под зонтиком. А мистеру Свифту
последнюю страсть раздула
эта экзотика. Потело
тело
под бельецом от черненького мясца. Он тыкал
доллары
в руку, в лицо, в голодные месяца. Схватились
желудок,
пустой давно, и верности тяжеловес. Она
решила отчетливо:
"No!",и глухо сказала:
"Yes!" Уже
на дверь
плечом напирал подгнивший мистер Свифт. Его
и ее
наверх
в номера взвинтил
услужливый лифт. Явился
Том
через два денька. Неделю
спал без просыпа. И рад был,
что есть
и хлеб,
и деньга и что не будет оспы. Но день пришел,
и у кож
в темноте узор непонятный впеплен. И дети
у матери в животе онемевали
и слепли. Суставы ломая
день ото дня, года календарные вылистаны, и кто-то
у тел
половину отнял и вытянул руки
для милостыни. Внимание
к негру
стало особое. Когда
собиралась паства, морали
наглядное это пособие показывал
постный пастор: "Карает бог
и его
и ее за то,что
водила гостей!" И слазило
черного мяса гнилье с гнилых
негритянских костей. В политику
этим
не думал ввязаться я. А так
срисовал для видика. Одни говорят
"цивилизация", другие
"колониальная политика".
1926
ХРИСТОФОР КОЛОМБ
Христофор Колумб был Христофор
Коломб - испанский еврей.
Из журналов.
1
Вижу, как сейчас,
объедки да бутылки... В портишке,
известном
лишь кабачком, Коломб Христофор
и другие забулдыги сидят,
нахлобучив
шляпы бочком. Христофора злят,
пристают к Христофору: "Что вы за нация?
Один Сион! Любой португалишка
даст тебе фору!" Вконец извели Христофора
и он покрыл
дисканточком
щелканье пробок (задели
в еврее
больную струну): "Что вы лезете:
Европа да Европа! Возьму
и открою другую
страну". Дивятся приятели:
"Что с Коломбом? Вина не пьет,
не ходит гулять. Надо смотреть
не вывихнул ум бы. Всю ночь сидит,
раздвигает циркуля".
2
Мертвая хватка в молодом еврее; думает,
не ест,
недосыпает ночей. Лакеев
оттягивает
за фалды ливреи, лезет
аж в спальни
королей и богачей. "Кораллами торгуете?!
Дешевле редиски. Сам
наловит
каждый мальчуган. То ли дело
материк индийский: не барахло
бирюза,
жемчуга! Дело верное:
вот вам карта. Это океан,
а это
мы. Пунктиром путь
и бриллиантов караты на каждый полтинник,
данный взаймы". Тесно торгашам.
Томятся непоседы. Посуху
и в год
не обернется караван. И закапали
флорины и пезеты Христофору
в продырявленный карман.
3
Идут,
посвистывая,
отчаянные из отчаянных. Сзади тюрьма.
Впереди
ни рубля. Арабы,
французы,
испанцы
и датчане лезли
по трапам
Коломбова корабля. "Кто здесь Коломб?
До Индии?
В ночку! (Чего не откроешь,
если в пузе орган!) Выкатывай на палубу
белого бочку, а там
вези
хоть к черту на рога!" Прощанье - что надо.
Не отъезд - а помпа: день
не просыхали
капли на усах, Время
меряли,
вперяясь в компас. Спьяна
путали штаны и паруса. Чуть не сшибли
маяк зажженный. Палубные
не держатся на полу, и вот,
быть может, отсюда,
с Жижона, на всех парусах
рванулся Коломб.
4
Единая мысль мне сегодня люба, что эти вот волны
Коломба лапили, что в эту же воду
с Коломбова лба стекали
пота
усталые капли. Что это небо
землей обмеля, на это вот облако,
вставшее с юга,"На мачты, братва!
глядите
земля!"орал
рассудок теряющий юнга. И вновь
океан
с простора раскосого вбивал
в небеса
громыхающий клин, а после
братался
с волной сарагоссовой. и вместе
пучки травы волокли. Он этой же бури слушал лады. Когда ж
затихает бури задор, мерещатся
в водах
Коломба следы, ведущие
на Сан-Сальвадор.
5
Вырастают дни
в бородатые месяцы. Луны
мрут
у мачты на колу. Надоело океану,
Атлантический бесится. Взбешен Христофор,
извелся Коломб. С тысячной волны трехпарусник
съехал. На тысячу первую взбираться
надо. Видели Атлантический?
Тут не до смеха! Команда ярится
устала команда. Шепчутся:
"Черту ввязались в попутчики. Дома плохо?
И стол и кровать. Знаем мы
эти
жидовские штучки разные
Америки
закрывать и открывать!" За капитаном ходят по пятам. "Вернись!- говорят,
играют мушкой.Какой ты ни есть
капитан-раскапитан, а мы тебе тоже
не фунт с осьмушкой". Лазит Коломб
на брамсель с фока, глаза аж навыкате,
исхудал лицом; пустился вовсю:
придумал фокус со знаменитым
Колумбовым яйцом. Что яйцо?
игрушка на день. И день
не оттянешь
у жизни-воровки. Галдит команда,
на Коломба глядя: "Крепка
петля
из генуэзской веревки. Кончай,
Христофор,
собачий век!.." И кортики
воздух
во тьме секут. "Земля!"
Горизонт в туманной
кайме. Как я вот
в растущую Мексику и в розовый
этот
песок на заре, вглазелись.
Не смеют надеяться: с кольцом экватора
в медной ноздре вставал
материк индейцев.
6
Года прошли.
В старика
шипуна смельчал Атлантический,
гордый смолоду. С бортов "Мажестиков"
любая шпана плюет
в твою
седоусую морду. Коломб!
твое пропало наследство! В вонючих трюмах
твои потомки с машинным адом
в горящем соседстве лежат,
под щеку
подложивши котомки. А сверху,
в цветах первоклассных розеток, катаясь пузом
от танцев
до пьянки, в уюте читален,
кино
и клозетов катаются донны,
сеньоры
и янки. Ты балда, Коломб,
скажу по чести. Что касается меня,
то я бы
лично я б Америку закрыл,
слегка почистил, а потом
опять открыл
вторично.
1925
ТРОПИКИ
(Дорога Вера-Круц - Мехико-сити)
Смотрю:
вот это
тропики. Всю жизнь
вдыхаю наново я. А поезд
прет торопкий сквозь пальмы,
сквозь банановые. Их силуэты-веники встают рисунком тошненьким: не то они - священники, не то они - художники. Аж сам
не веришь факту: из всей бузы и вара встает
растенье - кактус трубой от самовара. А птички в этой печке красивей всякой меры. По смыслу
воробейчики, а видом
шантеклеры. Но прежде чем
осмыслил лес и бред,
и жар,
и день я и день
и лес исчез без вечера
и без
предупреждения. Где горизонта борозда?! Все линии
потеряны. Скажи,
которая звезда и где
глаза пантерины? Не счел бы
лучший казначей звезды
тропических ночей, настолько
ночи августа звездой набиты
